В общем, я почти сразу понял, как нужно действовать, чтоб избавиться от компании, но при этом лишить дядю Колю возможности поставить себе на крыло несколько звёздочек. «Сбитые самолеты» в лице штурмовиков — дело хорошее, но конкретно эти парни скорее похожи на бунтующих подростков, да и Клячин вовсе не покоритель неба.
Дождавшись третьего вопроса от Карла:«кто такой?», а заодно дав штурмовикам немного помариноваться в напряжённой атмосфере, я резко сорвался с места, подскочил к их лидеру, схватил его за грудки, сгреб ткань форменной рубашки, а затем подтянул его к себе так близко, что мы едва не касались кончиками носов друг друга.
— Ты что ж, сволочь, память друга тут ногами своими грязными топчешь⁈ А⁈ Порочишь его светлое имя! Ты иди прямо под окна гестапо встань. Там вспоминай, что и кто тебе рассказывал.
Карл натурально обалдел от внезапности происходящего. Он в одно мгновение забыл, что вообще-то, на минуточку, является членом серьезной организации. Впрочем, товарищи Карла обалдели не меньше. Видимо, не случалось в их жизни ситуаций, когда обычный паренек, одетый как простой горожанин, а значит, опасности не представляющий, ведет себя будто он сам — настоящий гестаповец.
Кстати, по-моему в первые секунды коллективного офигевания именно за сотрудника государственной тайной полиции меня и приняли. Слишком уж я был самоуверен, нагл и… хорош. Да, признаем, я реально был хорош в этой роли.
Двое товарищей Карла настолько сильно взбледнули, что даже полумрак не скрывал их испуга. Густав вообще резко подался назад, собираясь сорваться с места. Думаю, удержался только из-за того, что потом придётся объясняться с друзьями. Выглядеть трусом ему не хотелось.
— Тебе Альфред такую важную информацию доверил! Он тебя считал другом! Надёжным плечом! А ты! Ты что⁈ А мать его. А? Про мать забыл? Хочешь, чтоб к ней пришли с вопросами⁈
Я выплёвывал каждое слово прямо охреневшему Карлу в лицо. И при этом через секунду встряхивал бедолагу, продолжая крепко сжимать ткань одежды.
— Что? Я? Ты? Кто? — Штурмовик из-за моих действий разговаривал, выдавая звуки порциями. Ровно на каждое встряхивание у него приходилось одно высказывание.
— Не важно, кто я! Главное — кто ты! А кто ты, Карл? Сопливый мальчишка, который в темноте мусолит имя всеми нами уважаемого и любимого Альфреда, или — боец за правду? Верный солдат СА?
— Альфреда…– Окончательно растерялся говорливый штурмовик. Все-таки туговат парнишка на сообразительность. До него только дошло, о чем идёт речь. — Ты знал Альфреда?
— Конечно! — Я в последний раз, для закрепления урока, тряхнул Карла, а потом, наконец, оставил бедолагу в покое. Даже слегка оттолкнул от себя, чтоб не пялиться впритык на его физиономию. — Альфред был бы очень расстроен тем, как ты ведешь себя. Мне стыдно за твои истерики. И ему было бы стыдно. Будто девка, честное слово. Да еще стоишь тут, орешь на всю улицу.
Конечно, я действовал, что говорится, «на дурака». Тот это Альфред упоминался в разговоре штурмовиков или другой — черт его знает. Да и плевать, по большому счёту. Моя цель была совсем в другом. Нужно выпроводить эту компанию из сквера. Не хочу лишних жертв, как и лишних проблем. А вот поговорить с Клячиным очень хочу.
— Откуда ему знать Алфреда? — Зашипел один из штурмовиков.
Какой настырный, стоумовый тип, ты погляди. Он подскочил к Карлу совсем близко, едва не оттоптав мне ногу, и теперь громко нашёптывал свое ценное мнение Карлуше в ухо. Правда, это мнение прекрасно слышали все присутствующие. Можно было и не создавать видимость тайных переговоров.
— Альфред Книппер был выдающимся человеком. Честным парнем. — Пошел я ва-банк.
Риск, между прочим, имелся немалый. Если штурмовики говорили вообще не о том Альфреде, мне, конечно, будет очень туго. Хотя… Выкручусь. Где наша не пропадала? На худой конец, Клячин-то рядом. Порадует как раз себя возможностью шлепнуть пятерых фашистов. Вдвоем мы быстро управимся. Но это — самый крайний случай.
— Почему мне ничего не известно про тебя? — Карл, услышав фамилию, которая все-таки оказалась верной, моментально подобрался, нахмурился и даже одной рукой отодвинул в сторону шипящего активиста. — Почему мы никогда не встречались? Я вообще впервые тебя вижу. Пять лет прошло, и тут вдруг заявляется какой-то непонятный человек и говорит непонятные вещи.
— А ты вспомни ваши разговоры. Ну? Вспомни, что именно он рассказывал тебе о заговоре против Рёма. Это ведь не просто так, внезапно произошло. Звоночки уже были.
Черт… Как же я блефовал в этот момент… Красиво, со вкусом. По большому счету надежда у меня была на чудесную особенность человеческого подсознания — верить в то, что ему говорят убедительно и без малейших сомнений. Поэтому Карл сейчас чувствовал себя как Алиса в Зазеркалье. С одной стороны он явно пытался найти в воспоминаниях хоть какое-то оправдание моему существованию, но при этом не мог его опровергнуть, потому что я вёл себя слишком уверенно.
— В общем так, Карл… Все это время я приглядывал за тобой, оценивал, смотрел, подходишь ли ты для нашего дела, которое…
Фраза оборвалась на полуслове. Многозначительно оборвалась. Затем последовал быстрый, недоверчивый взгляд в сторону остальных штурмовиков. Этот жест должен был с моей стороны выглядеть, как подозрение. Мол, трутся тут всякие… А дело нас ждет важное, секретное.
— Нет. В данный момент об этом говорить не будем. — Категорично отрезал я, снова уставившись Карлу в глаза. До кучи еще и руку положил ему на плечо. — Поступим следующим образом. Вы все идите по домам. А завтра… Завтра я тебя найду и мы побеседуем уже откровенно, без свидетелей. Пришло время, Карл. Да… Оно пришло. Ты дождался. Выдохни. Успокойся.
Бедный, бедный фашист… Его буквально разрывало на части. Он метался между интуитивным пониманием абсурдности ситуации и тем, как чётко я давил на больное. А «больное» у него и правда было.
Очевидно же, парень имеет много претензий к нынешнему положению вещей вообще и к некоторым личностям в частности. А тут приходит некий странный человек, говорит лозунгами, упоминает погибшего товарища.
— Ты понял меня? — Я с силой сжал плечо штурмовика.
— Да, понял. — Кивнул Карл, затем, оглянувшись на товарищей, осторожно поинтересовался. — Так что… Нам можно идти?
— Нужно! Все. В расход, парни. Разбегаемся.
Не знаю, почему я заговорил, как браток из 90-х. Наверное, слишком вжился в роль. Всё-таки мы с дедом — те еще авантюристы. Видимо, это — семейное. Да и матушка недалеко ушла, скажем честно. Теперь понимаю, почему она после нескольких лет семейной жизни ускакала в закат. Гены пальцем не сотрешь. Тянет нас, похоже, на приключения.
Штурмовики растеряно переглянулись, бестолково потоптались на месте, затем все же развернулись и двинули в сторону главной улицы.
Буквально через пять шагов Карл остановился, обернулся, посмотрел на меня вопросительно:
— А как ты меня найдёшь? Тебе ведь неизвестен мой адрес?
— Кому⁈ Мне неизвестен? — Переспросил я парня, — Карл… Не разочаровывай меня…
Штурмовик буквально подавился следующим вопросом, который хотел задать. Резко передумал, похоже.
А вот скорость, с которой парни поспешили уйти подальше от сквера, была впечатляющей. Честно говоря, думаю, никто из них ни черта не понял. Сыграл момент неожиданности и реального опасения, не происки ли это тайной полиции.
Буквально через пару минут после того, как компания исчезла из вида, мое кратковременное одиночество было нарушено.
— Знаешь, Алексей… Смотрю я на тебя и не понимаю… Что в тебе не так? Ведь очевидно, что-то не так. А вот углядеть эту заковыку не могу.
Я обернулся. Клячин стоял возле столба, на котором когда-то висели ворота, закрывающие вход в сквер. Теперь ворот не было, наверное, сняли за ненадобностью, а столбы остались. Дядя Коля облокотился плечом на один из них и наблюдал за мной. Вид у него был задумчивый, но довольный.
— Знаете, товарищ старший лейтенант государственной безопасности, вы мне тоже не особо симпатичны… Или нет? Уже не товарищ и не старший лейтенант? — Не удержался я от возможности задеть чекиста.
— Хватит трындеть, Алексей. Пойдем на скамейку. Времени мало, нужно поговорить.
Клячин обернулся и посмотрел в глубину сквера. Потом, не дожидаясь моего ответа, оторвавшись от столба, шустро двинулся в указанном направлении.
— Ну да… Ну да… Будто не расставались совсем… — Усмехнулся я.
Даже на душе немного теплее стало. Знакомым повеяло. А еще я вдруг ощутил странную радость. Будто мне даже нравится, что Клячин остался жив.
Собственно говоря, беседа вышла и правда занимательной. Если верить рассказу дяди Коли, выжил он чудом. Сначала полз по лесу, потом шёл, потом снова полз, потом опять шел. Исключительно трогательная история.
Добрался с трудом до города. Там нашёл человека, который ему помог. Об этом человеке Клячин говорил пространно и неопределенно, намекая на преступный мир в его первозданном виде. Ворьё, короче говоря.
Мол когда-то этот человек задолжал Клячину. Соответственно, пришлось человечку отдавать долги. Несколько месяцев дядя Коля скрывался. Залёг, так сказать, на дно. Все, что его вдохновляло в тот момент — желание мести Бекетову. За то, что товарищ старший майор госбезопасности слил верного пса. Насчет верного лично у меня, конечно, имелось немного другое мнение, но я не стал его озвучивать. Вон, как «настрадался» мужик. На слезу от его рассказа пару раз пробивало.
Попутно Клячин ждал. Ну и чуть-чуть собирал информацию. Прикидывал, когда и куда могут меня отправить вместе с группой. Естественно, товарищ бывший старший лейтенант не пальцем деланный, все просчитал.
Потом, благодаря тому же преступному миру, дядя Коля добрался до границы. Конечно, это была Финляндия. Там проще всего перейти через кордон. Затем снова наступил период ожидания. Клячин не сомневался, я скоро появлюсь в Хельсинки.
— Часы… — Перебил я душещипательную историю. А потом поднял руку, демонстрируя дяде Коле упомянутый предмет. — Все очень здорово и даже правдоподобно. Зна