Сталин, который вызвал Шипко для отчёта по ситуации с Троцким, а никак не для гневных речей в свой адрес, молчал почти пять минут. Просто молчал, смотрел на Панасыча исподлобья и дымил своей трубкой. За это время Николай сто пятьдесят раз пожалел о горячности, о сказанном и о том, что вообще родился. Умеет Иосиф Виссарионович создать интригу, если захочет. Это факт.
Дело не в том, что Николай боялся смерти. Смерть — это конец всего. Чего ее бояться? Но он понимал, что с каждым обвиненным сотрудником количество людей, способных уберечь Родину от нападок врага, становится все меньше. А ситуация на мировой арене ухудшается с каждым днем. Особенно, со стороны Германии.
— И в кого ты такой горячий… — Задумчиво высказался Вождь, выпуская клубы дыма. — Отец твой спокойным был. Никогда не позволял характер показывать. Даже жаль, что остался при своих убеждениях. Глядишь, дожил бы до этого момента, когда его сын самому́ товарищу Сталину недовольство демонстрирует.
Шипко от комментариев воздержался. Хотя Вождь снова замолчал, явно давая чекисту возможность кинуть еще парочку опасных фраз. Например, вспомнить расстрелянного в 1927 году графа, когда под машину террора попало очень большое количество оставшихся в Союзе дворян.
Панасыч знал, Иосиф Виссарионович проверяет сейчас насколько сильно зарвался подчиненный. Потому и молчал. Одно дело — вгорячах что-то Вождю высказать, совсем другое — продолжать обвинять главного человека Советского Союза в тирании и самодурстве.
Власть имущие только в сказках любят, когда всякие Иванушки-дурачки им правду-матку в глаза рубят. На самом деле, ситуация совсем обратная. Рубят те, кто у власти. Не правду, а головы слишком говорливым.
— Ну хорошо… Николай… — Вождь отложил трубку в сторону и с насмешкой посмотрел на Шипко. — Раз ты считаешь, что все эти разведчики были невинно убиенным, вот тебе возможность исправить ситуацию. В секретную школу пойдёшь. Воспитателем. Приложишь руку к созданию новых кадров. И еще… Твоя задача будет заключаться не только в том, чтоб гонять этих парней в хвост и гриву. Тебе нужно наблюдать и отсеивать кадры, которые действительно можно использовать для работы за границей. Ты мое мнение знаешь. Все они — потенциальные предатели. Сегодня их партия кормит, одевает, благополучную жизнь обеспечивает, а завтра они ее за три копейки продадут. Здесь, в Советском Союзе, Николай, быть верными сынами все горазды. А там… Там враг рядом. Он не дремлет. Он будет искушать и сманивать на свою сторону. Так что на тебе важная миссия. Из всего курса выберешь тех, кого сломать и соблазнить невозможно. Иди.
Панасыч вышел из кабинета вождя, постоял пару минут за дверью, а потом, тихо выругавшись под нос, пошел прочь. К чему относилось это ругательство, он и сам не понял. Может, к перспективе нянчится с молодыми кадрами НКВД, в которых, честно говоря, Шипко не особо верил. Может, к тому, что он уходит сейчас своими ногами и что вообще уходит.
А потом всплыла вдруг эта особая группа из детдомовцев. Шипко сразу такой поворот сильно удивил. Да, пацаны были без роду и племени. Терять им нечего. Но в том и суть. Им действительно нечего терять. Махнул через границу и все. Поминай как звали.
И только спустя пару недель Панасыч понял, что вся эта безумная идея имела в своей сути лишь одно реальное звено — Алексей Реутов.
Сначала Николай пацана не признал. Да и не мог признать. Он его видел последний раз десять лет назад, когда мальчишку, чьих родителей обвинили в предательстве, привела соседка. К тому же, в то время фамилия у парня была совсем другой. А вот уже потом, спустя еще несколько дней, в голове чекиста сложилась вся картина.
Алексей Реутов таковым не являлся. Он был сыном дипломата, тем самым мальчишкой, чью мать по роковому стечению обстоятельств Шипко вместе с Клячиным на тот свет отправили. И да, Панасыч с себя вины не снимал. Было такое. Факт.
Дальше — больше. Шипко снова вызвал Иосиф Виссарионович.
— Скажи мне, Николай, как справляешься с заданием? — Поинтересовался Вождь, зажимая в руке свою неизменную тубку.
— Работаем, товарищ Сталин.
— Ммм… А как ты работаешь, Николай, если не знаешь ничего про парня из группы беспризорников? А? Мне вот тут товарищ Берия приходит и любопытные факты о нем рассказывает…
В общем, Панасычу пришлось пережить еще несколько неприятных минут, пока Сталин отчитывал его за неосведомленность. Тогда-то вся история в голове Шипко выстроилась в рядочек.
Мальчишку почти десять лет прятал Бекетов. Это Панасыч уже и сам понял. Но теперь стала очевидна причина суеты товарища старшего майора госбезопасности. Алексей, оказывается, должен знать, где спрятан тот самый архив, который Сергею Витцке передали из Советского Союза. И Бекетову кровь из носа этот архив был нужен. Впрочем, теперь не только Бекетову…
— Товарищ майор государственной безопасности!
Дверь кабинета резко распахнулась и на пороге появился лейтенант, выполнявший роль секретаря.
— Вас срочно товарищ Фитин зовет. Он у товарища Судоплатова.
Шипко тряхнул головой, отгоняя крайне неуместные в данный момент воспоминания, встал с кресла, одернул форму и вышел вслед за секретарем из кабинета.
Товарищ майор… Надо же… Отвык от своего звания. Постоянно сержант, да сержант…
Фитин с Судоплатовым ждали Панасыча с нетерпением и явно были взволнованы.
— Что случилось, Павел Иванович?
Шипко с начальником внешней разведки держался вежливо, соблюдая субординацию, хотя Фитин прекрасно знал послужной список «сержанта».
— Дипломатическая почта. Письмо по твоей линии. — Павел Иванович кивнул Николаю, приглашая подойти ближе, и протянул ему конверт, который был запечатан.
По распоряжению Вождя почту, относительно группы Витцке, не мог прочесть никто кроме Панасыча.
Фитин прекрасно понимал, в чем дело, и совершенно ничего не имел против. Все думают, будто Вождь не верит никому, кроме Берии. И только Панасыч знал, что Берии Сталин не верит еще больше, чем остальным.
Потому Иосиф Виссарионович велел именно Шипко заниматься операцией. Фитин о причинах, которыми руководствовался Сталин, догадывался. Но в силу острого ума не лез, куда не надо.
Шипко открыл конверт, вытащил аккуратно сложенную бумажку, развернул ее и принялся читать. Естественно, про себя.
" Дорогой дядюшка Николай, спешу рассказать тебе о последних событиях. Эти события сильно расстроют твое больное сердце. Младшенький наш пропал. Совсем. Ухажер мой, тот, что лысый и малясь дурковатый, зайцем по городу носится. Ищет нашего поиблудыша. Не знаю, как быстро ты получишь мое послание, но пишу я тебе, спустя несколько часов, как братец неумный словно сквозь землю провалился. Не знаю, что и думать. Братца не только хахаль мой разыскивает. Тут все носом землю роют. И что странно, ничегошеньки за несколько часов не нарыли. Адрес, где в последний раз мог быть наш парнишка, — пустой. Хозяева уже год как в другом городе обитают. За квартирой приглядывают, но никто там не живет. Совершенно непонятно, куда мальчишка подевался. Так я вот что хотела сказать, дядюшка, пока тут буду. За младшенького душа болит. Есть ощущение, что кто-то совсем дурной к его пропаже руку приложил. Одно скажу точно, он не сам. Не вини его. Братец ведь наш в городе для некоторых очень необходим. В общем, буду держать тебя в курсе. С поклоном, твоя любящая племянница".
— Что случилось? — Спросил Павел Иванович, как только Шипко положил письмо обратно в конверт.
— Курсант исчез. — Коротко ответил Панасыч.
О самой операции Фитин, конечно же в курсе, так что можно обсудить некоторые пкнкты. Павел Иванович только некоторых деталей не знает. Самых важных.
— Как пропал? — Вскинулся Судоплатов. — Это что ж, сбежал, выходит? Не должен, вроде. Не верю.
— Хм… Согласен. Ерунда какая-то… — Согласился Фитин.
Николай Панасыч уже не слушал, о чем говорят эти двое. Он думал о своем и тщательно старался сдержать улыбку. Потому что только ему было известно истинное положение вещей. Алексей исчез. Отлично… Значит, все идёт по плану.