— Эй, пацан, стой! — крикнул один из них, крепкий мужик.
Я остановился и оглянулся — четверо. Двое спереди, двое сзади. У одного в руке что-то блеснуло — нож, а у второго в кармане вообще вроде ствол выпирает.
— Чего вам надо? — спросил я.
— Деньги гони, — сказал мужик. — Мы видели, как ты из гостиницы выходил. Знаем, что выиграл.
— Какие деньги? — я попятился.
— Не придуривайся, — мужик сделал шаг ко мне. — Гони бабки по-хорошему, и разойдёмся.
Я лихорадочно соображал. До автобусной остановки — метров двести. До ближайшего телефона-автомата — примерно столько же, но в другую сторону. Вокруг — ни души, улица пустая.
— Ладно, — сказал я, делая вид, что сдаюсь. — Только давайте без глупостей.
Я медленно полез в карман, как будто за деньгами, а сам резко развернулся и со всей силы ударил ближайшего бандита прямым в челюсть. Он отлетел на пару метров и рухнул на асфальт. Второй сразу замахнулся ножом, но я успел перехватить его руку и провести апперкот в подбородок. Нож выпал из его руки, а сам он согнулся от боли.
— Держи его! — заорал мужик в куртке, бросаясь ко мне.
Я увернулся от его удара, провёл серию — левый, правый, снова левый — и бросился бежать. Позади раздались крики и топот ног, а я петлял как мог — ну хоть вроде не тупые оказались и не стали стрелять, чтобы на шум кто-то не заявился всё-таки. Я же слышал, как завелась «Волга» и как она рванула с места.
Ну а я свернул в ближайший переулок, потом ещё в один. И бежал что было сил, петляя между домами. Сзади слышался рёв мотора — они искали меня на машине. Но благо я добрался до автовокзала, где всё же было людно. Затерялся в толпе, дождался автобуса и, тяжело дыша, забрался на заднее сиденье. И только когда автобус тронулся, я позволил себе перевести дух.
Что ж, деньги были при мне, целые и невредимые. Я ощупал карман — все четыреста восемьдесят рублей на месте. Сердце колотилось как бешеное, но постепенно я успокаивался. Глядя в окно автобуса на проплывающие мимо поля, я думал о том, что теперь у меня есть настоящее богатство.
Четыреста восемьдесят рублей! На эти деньги я смогу купить себе всё необходимое. И главное — не придётся просить у родителей. Знаю, как им тяжело даётся каждая копейка.
Только вот придётся объяснять, откуда деньги взялись. Не скажешь же, что из будущего знал результат боя. Скажу как есть — на ферме заработал, поставил на бой и что мне чисто повезло. Когда же автобус подъехал к нашей деревне, стояла густая тьма, а дома горел свет. Я открыл калитку, прошёл через двор.
— Явился, — сказал батя, когда я вошёл в дом. — Где пропадал целый день?
— В городе был, — ответил я, разуваясь.
Мать хлопотала у печи, что-то помешивая в кастрюле.
— Голодный, поди? — спросила она. — Садись, сейчас картошку достану.
Я сел за стол и меня немного напрягало, что они не спали в тауой час. Но я положил перед собой сложенные купюры. Четыре сотенные и восемь десяток.
— Это что? — мать обернулась, увидела деньги и ахнула. — Откуда?
А батя нахмурился и подошёл ближе.
— Сенька, ты где деньги взял? — в его голосе звучала тревога.
— Заработал, — ответил я. — На ферме деньги получил, а потом… потом на бой поставил — на бокс.
— На какой ещё бой? — батя сел напротив меня, глядя недоверчиво.
— Дурана против Мура. Я поставил на Дурана, и он выиграл.
— Господи, Сенька, да ты что! Это ж азартные игры! Ужас-то какой! — мать ахнула. — И что это за имена такие заграничные? А если кто узнает, чем ты занимаешься! Ещё милиция нагрянет!
— Какой ещё бокс? — а батя смотрел на меня с подозрением. — Ты ж сроду боксом не интересовался. И откуда ты знал, на кого ставить?
— Интересовался, — возразил я. — Просто не говорил. А про бой этот… ну, я слышал от ребят, что Мур уступает в опыте Дурану.
— И сколько ты поставил? — спросил батя.
— Сто двадцать рублей. Все, что на ферме заработал.
— Сто двадцать⁈ — батя вскочил со стула. — Да ты с ума сошёл! А если бы проиграл⁈
— Но я же выиграл, — тихо сказал я.
— Это азарт, Сенька! — батя стукнул кулаком по столу. — Сегодня повезло, завтра всё спустишь! Так и до беды недалеко!
Мать тихо всхлипывала у печи.
— Я не буду больше, бать, — сказал я, глядя ему в глаза. — Честное слово. Просто… я не хотел быть вам обузой. Знаю, что вам тяжело.
Батя смотрел на меня долго, потом медленно опустился на стул.
— Эх, Сенька, Сенька… — он покачал головой. — Понимаю я всё. Только не таким путём надо деньги добывать.
— Я больше не буду, правда, — повторил я. — Это первый и последний раз.
— Смотри у меня, — батя погрозил пальцем, но в голосе уже не было злости. — Узнаю, что опять на что-то ставишь — ремня всыплю, хоть ты и взрослый уже.
— Не буду, — кивнул я.
— Ну ладно, — батя вздохнул. — Что с тобой делать… Мать, неси ужинать, что ли. Второй раз из-за тебя поужинаем. А то мать глаз не могла сомкнуть, пока тебя дома не было.
Мать же поставила на стол дымящуюся картошку, достала соленья. Я же положил три сотенные и сорок десятирублёвых купюр перед отцом.
— Это вам. На хозяйство.
Батя посмотрел на деньги, потом на меня, и я увидел, как в его глазах что-то дрогнуло.
— Спасибо, сынок, — сказал он тихо. — Только смотри, чтоб больше никаких ставок.
— Обещаю, — я улыбнулся.
Ужинали мы молча. Я думал о том, что всё обошлось. И о том, что родителям будет чуточку легче — пусть они и не мои настоящие родители…
Глава 5
Осень уже вот-вот вступит в свои права, а я, сдав все вступительные экзамены в училище, собрал необходимые вещи — пришло время отправляться на учёбу. Автобус, как назло, сегодня не ходил, и отец попросил своего давнего товарища Тимофеевича доставить меня на лошади до райцентра, откуда я уже самостоятельно должен был добраться на автобусе до города.
Родители снарядили меня в дорогу основательно. Мать заботливо уложила маринованные огурцы и помидоры, обернув банки старыми полотенцами, чтобы не разбились. Насушила сухарей, насыпала в холщовый мешочек лесных орехов. Батя же водрузил на телегу объёмную сумку с домашним салом, несколько банок сгущёнки, пачку индийского чая и горсть карамелек «Мишка косолапый».
— Батя, зачем столько всего? — вздохнул я с досадой. — Я же говорил, что могут не пропустить с этим добром в казарму.
— Если старшина попадётся толковый, то всё будет в порядке, — отмахнулся отец. — Скажешь, что из деревни приехал — сделают поблажку, тебе ведь в город отсюда гостинцев не навозишься. Да и быстрее со всеми подружишься, угостишь новых товарищей.
— Отец дело говорит, — поддержала мать, поправляя выцветший ситцевый платок. — Люди сказывали, многих с продуктами пропускают. Как же ты там без домашнего сала и солений обходиться будешь?
— Именно, — подхватил отец, назидательно подняв указательный палец. — В училище тебя не будут так кормить, как дома. Это тебе не мамины наваристые борщи да щи.
В это время к нашей избе неторопливо подошли Мишка с Кириллом и приветственно помахали мне.
— А Борька с Максимом уже уехали учиться? — улыбнулся я, обрадовавшись друзьям.
— Ага, — кивнул Миша, своим коренастым телосложением напоминавший медведя. — Я вот тоже скоро на ЗИЛ подамся.
— Ты главное без прав за руль не садись, — усмехнулся я. — А то Кирилла рядом может не оказаться.
Мы рассмеялись, а родители недоумённо переглянулись, но в наш разговор вмешиваться не стали — понимали, что у молодёжи свои секреты.
— А ты, Кирилл, куда? — спросил я, переводя взгляд на второго товарища.
— В армию пойду, — пожал он плечами и закурил «Прибой», щурясь от едкого дыма.
— Понятно, ну ты там осторожнее, — проговорил я с внезапной серьезностью.
Странная мысль пронзила меня… Сейчас ведь в Афганистане далеко не спокойно… И те кто потом от туда вернулись говорили, что вернулись они совсем другими людьми и в совершенно иную страну. Ведь вскоре всё изменится… А ещё говорили, что даже если вернёшься оттуда живым, то внутри уже не будешь прежним. И всё же армии не избежать после военного училища. Но это не суть — сначала просто в армии пробуду год, а в Афган в первый год никто никого так сразу не заберет.
— Постараюсь, — кивнул Кирилл, выпуская сизый дым. — Может, увидимся потом.
— Да, — ответил я, и голос мой прозвучал глуше, чем хотелось бы.
— Ехать пора, а то на автобус в райцентре опоздаешь, — окликнул нас Тимофеевич, поправляя выцветшую кепку.
Я крепко пожал руки товарищам, позволил родителям поцеловать меня на дорогу, а затем запрыгнул на телегу. Лошадь, тряхнув гривой, неторопливо двинулась в сторону районного центра.
— Счастливо! — крикнул отец мне вдогонку, а мать, украдкой смахнула слезу.
Мишка же молча курил, провожая меня взглядом и махая рукой напоследок. Я не знаю, что заготовила мне здесь судьба, но я во что бы то ни стало должен вернуться сюда — родители будут ждать. Пусть они мне никто, но я для них — единственная родная кровиночка. Так что я обязательно вернусь и проживу эту жизнь. Во всяком случае, вопросов у меня к произошедшему предостаточно…
Мой первый день в военном училище оказался удивительно предсказуемым. Ничего принципиально нового для меня там не обнаружилось. Только вот с продуктами меня в казарму не пропустили, так что зря только собирали…
Дальнейшие события развивались по чёткому армейскому сценарию — получил удостоверение курсанта, подвергся ритуальному обнулению волосяного покрова. Затем, как и все, отстоял положенное в очереди за повседневной формой: китель, брюки, фуражка. Для полевых занятий выдали защитную гимнастёрку, брюки навыпуск и хромовые сапоги. После этого нас, новобранцев, разместили в казарме. Там нас ознакомили с правилами внутреннего распорядка. Я полагал, что принятие военной присяги состоится в ближайшие дни, но оказалось — только через две недели.
В целом распорядок не вызывал отторжения. Подъём в шесть утра, затем сорок минут зарядки. Учебные занятия — с восьми до тринадцати. Обед и отдых — с тринадцати до четырнадцати тридцати. Практика — с четырнадцати тридцати до семнадцати. Но самым ценным для меня оказался промежуток с восемнадцати тридцати до двадцати одного — время личных нужд и самоподготовки. Именно эти часы я мог посвятить спортивным тренировкам.