— Давайте отработаем, как станем докладывать, — сказал он, поправляя ремень.
— А что докладывать-то? — спросил Колька.
— Ну… что мы не при чём, что так вышло…
— Рогозин, да мы и правда ни при чём! — горячился Лёха. — Честно выполняли приказ!
— Честно-то честно, да только результат… — протянул я.
Ровно же в восемь утра мы застыли перед дверью кабинета полковника и я негромко постучал.
— Войдите! — донёсся знакомый властный голос.
Мы вошли и замерли словно вкопанные.
— Товарищ полковник! Курсанты Семенов, Овечкин, Форсунков и Рогозин по вашему приказу прибыли! — чётко отрапортовал я.
Полковник сидел за массивным письменным столом и пристально нас разглядывал. На его лице блуждала едва заметная улыбка — то ли добрая, то ли зловещая.
— Вольно, — произнёс он наконец. — Присаживайтесь.
Мы опустились на деревянные стулья перед столом, держа спины прямо и не отводя взгляда от полковника.
— Так, товарищи изобретатели, — начал он, поправляя очки и откидываясь на спинку казённого стула. — Расскажите-ка мне подробнее про ваш метод. Особенно интересует теоретическое обоснование.
Мы переглянулись — в кабинете пахло свежей краской — стены недавно подновили к очередной проверке. И Лёха откашлялся и начал тараторить, как по писаному.
— Товарищ полковник, суть метода заключается в использовании естественных природных факторов для достижения максимальной эффективности при выполнении боевых задач…
— Форсунков! — резко перебил его полковник, и мы все вздрогнули. — Говорите по-человечески — без этой канцелярщины.
Лёха сглотнул, покраснел и выдал честную правду.
— Ну… зацепился я за куст, дёрнул посильнее, отцепился и покатился с горки вниз головой.
— И что же, по-вашему, в этом революционного?
— А то, что я быстрее всех добрался до цели! — гордо заявил Лёха, и в глазах его заблестел азарт.
— Быстро — дело хорошее, — кивнул полковник, и в уголках его глаз заиграли смешинки. — А управляемость процесса как обстоит?
— Какая ещё управляемость? — искренне не понял Лёха.
— Ну, могли вы изменить направление движения? Затормозить в нужный момент? Ускориться?
— Не мог, — Лёха почесал затылок.
— То есть метод совершенно неуправляемый?
— Получается, что так…
— А если бы на пути оказался противник?
— Я снес бы его, нанеся урон! — находчиво ответил Лёха.
Полковник не выдержал и расхохотался так, что аж погоны затряслись.
— Форсунков, да вы у нас стратег! Поражать противника собственным телом — это что-то новенькое в военной науке!
— Эффективно же! — не сдавался Лёха, воодушевляясь.
— Эффективно, спору нет, — согласился полковник, утирая выступившие слёзы. — Но применение строго одноразовое. После первого боевого использования боец гарантированно выходит из строя.
— Почему? — удивился Лёха.
— Потому что намертво застревает в сугробе! — полковник снова прыснул.
Мы все не выдержали и заржали в голос. Даже Пашка, который обычно трясся от страха перед начальством, захихикал. Напряжение спало, как с плеч.
— Ладно, курсанты, — сказал полковник, успокаиваясь и промокая глаза платком. — Скажу честно — давно так не смеялся. Вчера вечером рассказывал супруге про ваши подвиги, так она до самого утра посмеивалась.
— Товарищ полковник, — робко подал голос Пашка, — а наказание будет?
— Какое наказание? За что? — искренне удивился полковник. — Вы же задание выполнили. Правда, способом весьма нестандартным, но выполнили. А то, что при этом всех развеселили — так это только в плюс. Здесь без смеха — никуда.
— Товарищ полковник, — встрял Колька, осмелев, — а можно вопрос? А если мы ещё что-нибудь такое изобретём?
— Овечкин! — засмеялся полковник. — Только предупреждайте заранее! А то сердце у меня уже не молодое, могу не выдержать таких сюрпризов.
— Есть, товарищ полковник! — грянули мы хором, как один.
— Всё, идите. И запомните — армия любит смелых и находчивых. Но в разумных пределах!
Мы вышли из кабинета с облегчением на душе. В коридоре уже толпились ребята из взвода — лица напряжённые, глаза полны любопытства.
— Ну что, отчислили? — первым не выдержал Дятлов.
— Нет, премировали! — радостно выпалил Лёха.
— Как это премировали?
— Полковник сказал, что мы молодцы! — добавил Колька, сияя от счастья.
— И что жена его всю ночь хихикала! — не удержался Пашка.
— Рогозин, ты что мелешь? — одёрнул его я.
— А что? Правда ведь!
Весь день нас в общем поздравляли курсанты из других взводов. История про «белые торпеды» разлетелась по всему училищу быстрее радиоволн. А к вечеру к нам подошел старший лейтенант — лицо серьёзное, но в глазах плясали чертики.
— Ну что, «изобретатели», — произнёс он с едва заметной улыбкой, — завтра у нас снова тактика. Только на этот раз без простыней!
— Товарищ старший лейтенант, разрешите вопрос? — спросил Лёха.
— Говори, Форсунков.
— А если погода будет подходящая для… эксперимента?
— Форсунков! — голос Кузеванова стал строже, но глаза по-прежнему смеялись. — Если ты ещё раз покатишься с горки во время занятий, я тебя самого в сугроб закопаю по самые уши!
— Есть, товарищ старший лейтенант! — бодро отрапортовал Лёха.
А когда тот ушел, я лёжа на казённой койке, размышлял о том, как удивительно устроена наша жизнь здесь. Несмотря на железную дисциплину и строгий устав, здесь находится место для смеха и настоящей дружбы. И какое счастье, что у нас такие командиры — умеют не только требовать по всей строгости, но и понимать курсантские души. Ну да ладно об этом… Всё, спать…
Уважаемые читатели, спасибо, что вы со мной! Ставьте лайки, подписывайтесь и пишите комментарии. Приятного чтения!
Глава 14
Апрельское солнце пробивалось сквозь высокие окна аудитории, а мы тем временем изучали тактику общевойскового боя. Майор Кравцов размеренно излагал принципы наступательных действий мотострелкового взвода, а я старательно водил пером по страницам тетради, украдкой поглядывая на товарищей.
Овечкин сидел рядом и сосредоточенно выводил схемы в общей тетради, морща лоб от напряжения. Позади устроились Леха и Пашка — тот педантично выписывал каждую букву своим аккуратным почерком.
— Товарищ курсант Овечкин! — и тут внезапно рявкнул майор. — К доске! Показать развертывание взвода в боевой порядок!
Коля резко поднялся — стул жалобно скрипнул под его весом. И я заметил, как дрогнула его челюсть. Тактика давалась ему туго, не то что строевая или физподготовка, где он был среди лучших в роте.
У доски Коля замялся, неуверенно взял мел и принялся чертить. Но сразу стало ясно — путает. Вместо классического построения боевого порядка выходила какая-то нелепица.
— Стоп! — гаркнул Кравцов. — Что за самодеятельность, курсант? Где это видано, чтобы пулеметчики шли в первом эшелоне без прикрытия стрелков?
Овечкин махом вспыхнул, как маков цвет, стер неверные линии и попытался исправить положение, но лишь больше запутался в собственных чертежах.
— Садитесь, товарищ Овечкин. Неудовлетворительно, — холодно отчеканил майор и вызвал к доске следующего.
После занятий же мы, по обыкновению, потянулись в казарму. А Коля шагал молча, сжав кулаки до белизны костяшек.
— Ерунда все это, — попробовал я его приободрить. — С кем не случается. Завтра пересдашь.
— Легко тебе рассуждать, — огрызнулся Коля. — Ты у нас голова, все на лету схватываешь.
— При чем здесь это? Просто теории больше надо подтянуть.
— А ты думаешь, я не занимаюсь? — Коля резко остановился посреди коридора. — До отбоя сижу, зубрю эти схемы, а толку — как с козла молока!
Леха с Пашкой переглянулись — такого тона от добродушного Овечкина мы отродясь не слыхивали.
— Слушай, Коль, — осторожно вступил Пашка, — может, вместе позанимаемся? Сенька растолкует…
— Не нужны мне его растолковывания! — вспыхнул Коля. — Осточертело уже! Везде Сенька впереди планеты всей — и в учебе, и в спорте. А мы что, последние дураки?
Что-то болезненно сжалось у меня в груди — откуда вдруг такая желчь?
— Коля, ты о чем толкуешь? — не понял я. — Мы же товарищи, друг другу помогаем.
— Товарищи? — Коля криво усмехнулся, но глаза его оставались жесткими. — А помнишь, как на прошлой неделе ты мне «помог» с контрольной по математике? Подсказал неверный ответ, и я двойку схлопотал!
И я даже растерялся в тот момент от его слов. Да, была такая история — сам ошибся в расчётах и невольно сбил Колю с толку. Но ведь это была обычная ошибка — с кем не бывает…
— Коль, я же не нарочно! Сам промахнулся…
— Конечно, не нарочно, — протянул он с горечью. — А когда старшина отделения искал старшего в наряд по столовой, кто первым руку поднял? Сенька! И получил благодарность в приказе. А мы что, не хотели?
— Да я просто быстрее сообразил! — начал закипать и я. — И вообще, никто не мешал тебе тоже вызваться!
— Ага, быстрее сообразил, — Коля сделал шаг ко мне, и в его голосе звучала боль. — Всегда ты быстрее, всегда впереди батьки в пекло. Надоело в твоей тени маячить!
Лёха уже даже попытался встать между нами.
— Парни, да что вы? Из-за ерунды ругаетесь…
— Это не ерунда! — отрезал Коля, и голос его дрогнул. — Устал быть вечно вторым! В спорте — Сенька у нас лучше всех, в учёбе — Сенька круглый отличник, на строевых смотрах — опять Сенька лучший. Везде Сенька, Сенька!
Я смотрел на товарища и не узнавал его. Этот накопившийся яд, эта чёрная зависть — откуда всё это взялось? Неужели столько времени он носил это в себе?
— Знаешь что, Овечкин, — сказал я, стараясь держать голос ровно, — если тебе так тяжело со мной дружить, то не дружи. Никто силком не тащит.
Овечкин сначала побледнел, но потом снова залился краской.
— Вот именно! Не буду! Надоело мне твоё покровительство!
И, круто развернувшись, быстро зашагал прочь по коридору казармы. А мы с Лёхой и Пашкой остались стоять, словно громом поражённые.