Глава 16
Москва
май
1984 год
Солнце пробивалось сквозь выцветшие тюлевые занавески, заливая золотистым светом небольшую квартиру на четвертом этаже старенькой хрущевки на улице Гагарина. Галина Викторовна, седовласая женщина, с волосами, аккуратно собранными в тугой пучок, стояла у окна и задумчиво смотрела во двор. Там уже суетились соседи, радостно переговариваясь друг с другом.
— Ниночка, доченька, вставай скорее! — окликнула она дочь, не отрывая взгляда от оживленного двора. — Парад скоро начнется, а потом на митинг пойдем.
Из кухни выглянула Нина — стройная женщина с добрыми глазами, учительница истории из местной школы. Она торопливо вытерла руки льняным полотенцем с вышитыми петушками и улыбалась матери.
— Мамуль, я давно уже на ногах! Вот селедку под шубой заканчиваю и оливье доделываю. Володя с Машей вот-вот придут.
Галина Викторовна бережно поправила на груди свою медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» И в этот самый миг громко распахнулась дверь прихожей, и в квартиру ворвался улыбающийся Владимир — высокий инженер с местного завода. За руку он держал свою дочку Машеньку, нарядную — в белом переднике и с бантами на голове.
— Бабуля! — радостно взвизгнула девочка, бросаясь к Галине Викторовне и обнимая её крепко-крепко. — А правда, что ты войну помнишь?
— Помню, внученька, как же такое забудешь? — печально улыбнулась бабушка, нежно поглаживая девочку по русым косичкам. — Я тогда на заводе снаряды точила — по двенадцать часов у станка стояли, а то и до петухов…
Володя тем временем снял куртку и повесил её на старый крючок в тесной прихожей.
— Мам, а расскажи-ка Маше про дедушку. Она вчера весь вечер допытывалась, почему у неё нет дедушки, как у других ребятишек, — попросила дочь.
И Галина Викторовна задумчиво присела на старенький диван, обтянутый потёртым коричневым дерматином, и осторожно посадила внучку себе на колени.
— Дедушка твой, Иван Степанович, героем был настоящим. Погиб он под Сталинградом в сорок втором… Танкистом служил. Храбрый был человек, смелый и сердцем добрый… — она бережно достала из старой потёртой шкатулки пожелтевшую от времени фотографию. — Вот он, посмотри, в военной гимнастерке.
Машенька зачарованно разглядывала лицо молодого солдата на снимке.
— Значит, дедушка герой? Настоящий?
— Все они герои были, милая моя! Каждый солдат на фронте и каждый рабочий в тылу. Все Родину защищали…
И пока Галина Викторовна говорила, из кухни донесся голос Нины.
— Володя, включай скорее телевизор! Парад начинается!
И вся семья собралась у экрана старенького телевизора в гостиной — вместе с миллионами людей по всей стране — чтобы снова вспомнить тех, кто подарил им мирное небо над головой. На экране замелькали кадры Красной площади, где ровными рядами шагали солдаты Советской Армии. Громко звучал марш, и казалось, сама квартира наполнялась торжественной музыкой.
— Смотри, Машенька, — Владимир осторожно приобнял дочь за плечо и указал на экран. — Это наши защитники. Они всегда стоят на страже Родины.
Девочка завороженно смотрела на стройные колонны солдат, на блестящие ордена и медали ветеранов, на знамена. Она невольно выпрямилась и прижалась ближе к отцу. Галина Викторовна сидела чуть в стороне, сложив руки на коленях, и молча смотрела на экран. По ее морщинистым щекам текли слезы — тихие, прозрачные, словно капли весеннего дождя.
— Каждый год одно и то же… — прошептала она дрогнувшим голосом. — Сколько лет прошло, а я все плачу. Помню, как мы ликовали, когда объявили Победу. Я тогда у станка стояла, смену заканчивала. И вдруг по репродуктору — «Внимание! Говорит Москва!» И тут же — о капитуляции фашистской нечисти… И как же мы тогда рыдали и обнимались!
— Бабушка, а что такое капитуляция? — тихо спросила Маша, прижавшись к теплому боку Галины Викторовны.
Старушка ласково погладила внучку по голове.
— Это когда враг понимает, что проиграл, и сдается нам. Значит, война закончилась, и больше никто не погибнет.
После просмотра же парада вся семья перебралась на уютную кухню. Стол уже ломился от праздничных блюд — селедка под шубой в мамином хрустальном салатнике с резным узором, оливье в большой эмалированной миске, которую Нина помнила еще с детства, аккуратная нарезка докторской колбасы и советского сыра, соленые огурчики и помидорчики из бабушкиных заготовок.
И Владимир торжественно поднял граненый стакан с водкой.
— Ну что ж, родные мои… За нашу Победу!
— За Победу! — дружно откликнулись женщины, звякнув рюмочками с домашней вишневой наливкой.
— А мне можно чуть-чуть? — потянулась к рюмке Маша.
— Тебе, внученька, компотик из сухофруктов, — улыбнулась бабушка.
И за столом они снова заговорили о войне. Галина Викторовна задумчиво поглядывала в окно, где тихо и мирно шелестели молодые тополя.
— Помню хлеб по карточкам… Сто двадцать пять граммов в день — и то не всегда настоящий, с опилками мешали. Но мы и этому радовались. Главное было — выжить и выстоять. Мы знали — наши обязательно победят…
Нина же осторожно взяла маму за руку.
— Мамочка, а расскажи про то письмо… Ну то самое…
— Ох, не хочется ворошить… — Галина Викторовна тяжело вздохнула. — Осенью сорок второго пришла похоронка — «Ваш супруг Иван Степанович геройски погиб при защите Родины…» Я тогда тобой была на сносях. Думала — не выдержу горя такого. А потом взяла себя в руки — нет, надо жить ради ребенка, ради будущего…
Маша слушала не отрываясь, широко распахнув глаза.
— Бабуля, а ты очень боялась?
— Конечно боялась, милая моя… Все боялись. Но страх свой прятали глубоко внутри и продолжали работать, воевать и верить в Победу.
А вскоре закончив праздничный обед, семья стала собираться на митинг к памятнику воинам-освободителям в центре города. Галина Викторовна надела свой лучший темно-синий костюм и бережно прикрепила к лацкану медали — «За доблестный труд в Великой Отечественной войне», юбилейные награды.
На улице стояла настоящая майская погода. Солнце пригревало по-летнему ласково, в воздухе кружился легкий аромат цветущих деревьев. Казалось, сама природа ликует вместе с людьми в этот великий день. По улицам шли целые семьи — ветераны в парадных костюмах с орденами и медалями на груди, родители с детьми за руку, молодежь с букетами.
У памятника уже собралась большая толпа. Торжественно играл духовой оркестр. На импровизированной трибуне стоял первый секретарь партии в окружении седых ветеранов.
— Дорогие товарищи! — его голос громко разнесся над площадью. — Тридцать девять лет назад наш великий народ одержал историческую Победу над немецко-фашистскими захватчиками. Эта победа досталась нам страшной ценой…
Галина Викторовна слушала речь внимательно и задумчиво смотрела вдаль. Она крепче сжала ладошку внучки в своей руке и тихо прошептала.
— Мы помним… Всегда будем помнить…
А рядом плечом к плечу стояли такие же, как она — дети войны, труженики тыла. Лица их были строгими и задумчивыми, а по щекам многих медленно текли слезы. Каждый в этот миг вспоминал тех, кто не дожил до этого светлого дня, кто навсегда остался молодым в памяти близких. И после торжественной речи наступило время возложения цветов. Люди двигались к памятнику медленно, бережно держа в руках букеты. Маша тоже несла маленький букетик из живых цветов.
— Это для дедушки, — тихо и серьезно проговорила девочка, осторожно укладывая цветы к подножию памятника.
Галина Викторовна поправила выбившуюся из-под платка седую прядь и ласково погладила внучку по плечу.
— Правильно, родная моя. Пусть дедушка знает, что мы помним и любим его.
И когда после сумерки окутали город мягкой сиреневой дымкой, небо над крышами пятиэтажек вдруг озарилось праздничным салютом — семья высыпала на балкон. В темноте вспыхивали и рассыпались яркие огни — алые, золотые, изумрудно-зелёные. Маша восторженно хлопала в ладоши, подпрыгивая от радости, а взрослые замерли, зачарованно глядя в небо.
— Мамочка… — едва слышно прошептала Нина и осторожно обняла мать за плечи. — Спасибо тебе за всё. За то, что выстояла в те годы, подняла меня на ноги и сохранила память о папе…
Галина Викторовна повернулась к дочери и улыбнулась той особенной улыбкой, которая всегда согревала их в самые трудные времена.
— Что ты, доченька… Это наш долг — помнить и передавать эту память дальше, как эстафету. Чтобы наши дети знали, какой ценой досталась Победа.
Салют уже отгремел, но праздник продолжался. Во дворах еще долго звучали любимые песни военных лет — «Катюша», «Тёмная ночь», «Смуглянка». Соседи собирались на лавочках у подъездов, делились воспоминаниями и угощали друг друга домашними пирогами. А ребятишки носились по двору с деревянными автоматами наперевес, громко крича и играя в партизан и фашистов. Этот День Победы, такой же светлый и трогательный, как все предыдущие тридцать девять лет подряд, становился еще одним звеном в той невидимой цепи памяти, что связывала поколения.
А а после, когда маленькая Маша лежала вечером в своей кроватке и смотрела в темный потолок. В её детском сердце зарождалось что-то большое и важное — чувство любви и гордости за дедушку-танкиста, которого она никогда не видела, но уже успела полюбить всем сердцем. И девочка знала наверняка — она обязательно будет помнить его всегда.
Май
1984 год
Дождь неумолимо барабанил по высоким окнам конференц-зала Госдепартамента, словно отбивая тревожный ритм грядущих перемен. Заместитель госсекретаря Ричард Берт медленно поднял взгляд от толстой папки с красной печатью «Совершенно секретно».
Напротив Берта, будто фигуры на гигантской шахматной доске мировой политики, сидели представители союзников — немец Клаус Киттель из МИД ФРГ с его неизменным озабоченным выражением лица; британец Джеффри Хау, воплощение английской невозмутимости; и француз Пьер Морель, чья дипломатическая выдержка давно стала легендой. Воздух в зале был наэлектризован, как перед грозой — казалось, еще мгновение, и искра сорвется с кончиков пальцев дипломатов.