К распределению различных видов нарядов командование подходило дифференцированно и творчески: 1 курс закрывал все «кухонные» наряды, 2 курс разрывался между нарядами по кухне и караулами, 3 курс обеспечивал караулы и гарнизонную службу в виде периодического выделения патрулей, а также наряды по учебному корпусу и спорткомплексу, 4 курс не назначался ни в какие наряды, кроме внутренних.
Внутренние наряды, знаменитые «днывальный на тумбочка» и «дежюрный па рота», несли все четыре курса в жилых помещениях батальонов. Уборка бытовок, сушилок, туалетов с умывальниками и «заплывы» на «взлётке» (широком и длинном коридоре, отделяющем двери в «кубрики» от других помещений батальона) продолжались до самого предпоследнего дня перед выпуском.
При этом наряды, полученные в виде взыскания за мелкие нарушения дисциплины, отрабатывались курсантами исключительно в составе «сборных» нарядов в столовой. Кроме четвертого курса, поскольку получить наряд для четверокурсника было за гранью допустимого и вселенским позором.
Самым тяжелым и бессонным нарядом был наряд по кухне, а самым «залётным» местом в этом наряде — посудомоечный цех. Огромная, обшитая алюминиевыми листами посудомоечная машина, с вечно дырявыми и брызгающими шлангами внутри, с резиновой лентой транспортёра и ёмкостями для заливки посудомоечного средства «Прогресс», громыхала, ревела и тряслась, напоминая реактивный истребитель на взлёте.
В клубах горячего пара, по мокрому полу бегали несчастные курсанты, быстро очищая стальные (никакого алюминия!) глубокие и мелкие тарелки от остатков пищи, сортируя кружки, кастрюли, вилки, ножи, ложки большие и чайные, дезинфицируя и ополаскивая помытые машинным способом предметы сервировки и выставляя их в красивые, ровные стопки на «специально обученные» стеллажи. Одним словом — романтика…
Самыми приятными и, несомненно, тщательно учитываемыми в специальном графике, были наряды по спорткомплексу и учебному корпусу. В учебном корпусе приходилось мыть коридоры перед лекториями, убирать сами лектории и переходы, а вот в наряде по спорткомплексу, закрываемому на замок в 19–00, дежурный, сидя за столом (или лёжа на стопке матов), мог «разгульно» придаваться сну, чтению книжек или конспектов и вообще «хулиганить дисциплину» в разумных пределах.
Караульное помещение в училище строго соответствовало всем требованиям и представляло из себя отдельное здание, окруженное высоким забором с колючей проволокой по верху. Внутри было всё положенное количество помещений, включая гауптвахту. Вот в нём и несли нелёгкую службу по охране и обороне военного объекта курсанты и солдаты батальона обеспечения.
Наш учебный взвод, успешно сдав все положенные зачёты, заступил в первый караул зимой на втором курсе. Василий был назначен караульным на пост, охранявший складской комплекс.
Васька был родом из города Пскова из большой и дружной семьи водителя автобуса и школьной учительницы. Кроме него, в семье были еще две младшие сестрёнки и брат.
Отучившись в школе и полгода проработав в автопарке, где трудился и его отец, Василий был призван в ряды Вооруженных сил. Через полтора года службы в рядах ВВС в составе батальона аэродромного обеспечения в Читинской области, он принял решение поступать в училище и, написав рапорт, успешно сдал вступительные экзамены.
Вася заступил на пост часовым первой смены. Проверив и осмотрев с обоими разводящими и часовым сменяемого караула печати на дверях складов, он, закутанный в постовой тулуп, поднялся на невысокую караульную вышку, воткнул пристегнутый к автомату штык-нож в потолок постового «грибка», дабы ремень автомата не давил на плечо, и задумался о жизни.
Внезапно, в ярком свете прожекторов установленных на углах складов он увидел тело в шапке и шинели, неуверенно, противолодочными, наводящими ужас «зигзугами», пересекающее границу поста. Нажав на «тревожную» кнопку подачи сигнала в караулку, Васька схватил автомат, скатился по ступеням и, вскинув оружие, заорал положенные по уставу слова: «Стой, кто идет?» Неустановленное тело молча продолжало упрямое движение по сложной траектории в сторону склада. «Стой, стрелять буду!» весомо прокричал Василий, и наученный опытом срочной службы, не опуская предохранитель, дернул затвор автомата.
Надо сказать, что звук передергивания затвора автомата при снятом и не снятом предохранителе, почти не отличается. Тело, в шинели с погонами прапорщика, моментально рухнуло в снег со стоном: «Господи, убивец…».
Дождавшись взмыленного и покрасневшего от бега начальника караула, во главе бодрствующей смены бросившегося на помощь часовому, Василий доложил о происшествии и остался на посту. Командир нашего взвода, целый капитан, выполнявший функции начальника караула, подойдя к неподвижному телу, объявил: «Да он пьяный в дым! И запах от него характерный!».
Оказалось, что начальник продовольственного склада вместе с начальником солдатской столовой бухали вечером после службы. Им, как водится, показалось мало, и «складской» вспомнил, что у него на складе в шкафчике есть заначка. Не слушая возражений своего друга, тоже прапорщика, он накинул шинель и по свежему морозцу побрёл за добавкой, где и был подвергнут задержанию бдительным часовым.
Поднятый на ноги прапорщик, отряхивая колени брюк, бормотал, обдавая окруживших его караульных водочным выхлопом: «Чуть не убил меня, убивец мля, чуть не убил… Затвор уже передёрнул, гад…».
Разобравшись в ситуации, капитан увел задержанного в караульное помещение. После смены, продемонстрировав отсутствие «наколов» и других следов досылания патрона в патронник, Васька сел писать объяснительные, а начальник караула — рапорт о происшествии.
Итогом разбирательства стало объявление прапорам очередного «самого последнего» взыскания, а Ваське — благодарности за бдительное несение караульной службы. С тех пор Василий, не обладавший ни устрашающей комплекцией, ни угрожающим выражением лица, получил обоснованное и гордое прозвище «Убивец».
После выпуска из училища Вася получил распределение в Белоруссию. Только обустроившись на месте службы, в первый же отпуск женился. Дослужился до капитанского звания, но перед получением очередного, майорского, в 1992 году, после развала страны, внезапно уволился из армии и уехал с супругой и дочкой в родной Псков.
Там Васька кинулся с головой в поток «новых возможностей»: стал перегонять б/у автомобили из Европы в Россию. Успешно пережив «черные девяностые», бандитские наезды и ментовские «крыши», он расширил дело и открыл небольшую компанию по продаже старых авто, со временем выросшую в дилерский центр, торгующий новыми и обслуживающий их.
На встрече однокашников, отвечая на вопрос: «А не жалеешь, что так быстро ушел из армии?», он сказал честно: «Когда как…».
Толик-Лопух
О сдаче экзаменационных сессий можно рассказывать долго и с юмором. Множество смешных и драматических эпизодов, блестящих ответов и многозначительных умолчаний, происходивших с курсантами, нашло свое отражение в историях и анекдотах, пересказываемых в курсантской среде.
Как и во всех высших учебных заведениях страны, экзамены и зачёты происходили два раза в год. Оценки выставлялись в «экзаменационной книжке», отпечатанной в училищной типографии и снабженной личной фотографией. Сразу после сессии, успешно сдавшие её курсанты, уезжали в отпуска, но бывали и печальные последствия неудовлетворительных знаний в виде назначения пересдач, естественно, за счёт отпуска двоечника.
Безусловно, такой важный этап нашей жизни, не обошелся без планирования и «стратегирования» наших действий. В ходе разработки и осуществления данного вида «небоевых действий», в первую пятерку сдающих никогда не назначались отличники, дабы на фоне их уверенных и обширных знаний все остальные сдающие не выглядели слабо. Обычно, самыми первыми шли середняки, показывающие не самый высокий, но и не низкий уровень.
Иногда, первыми запускались и троечники, чтобы их ответы было не с чем сравнивать: у следующих появлялся шанс хорошей «четверочки». Но тут многое зависело и от предмета, и от личности преподавателя.
Но подобные планы иногда не срабатывали. Преподаватели «партийно-политической работы», одного из самых нелюбимых курсантами предметов, считавшегося в среде будущих офицеров бесполезным и лишним, о чем никогда не говорили вслух, разве только исключительно в узком кругу проверенных друзей, экзамены принимали по алфавитному списку, не дающему возможности совершить «манёвр».
Отношение преподавателей к шпаргалкам (шпорам) было крайне отрицательным. Зная, чем это может закончиться, мы ими не пользовались.
Если на экзаменах и зачетах по некоторым, в основном гуманитарным, «общегражданским» предметам и по части военных требовался развернутый ответ со ссылками на первоисточники или соответствующие нормативные акты, то по большинству чисто военных, прикладных требовалось показать конкретный, практический результат своих знаний, и уже при необходимости, по получении дополнительных вопросов, объяснить, что, зачем и почему отвечающий сделал.
К таким насквозь практическим предметам относились экзамены на кафедре со сложным, зубодробительным многосоставным названием, трансформируемым в простое слово — «связь».
При изучении данного предмета, на первом курсе скромно именуемого «основы электротехники», а на последующих — «связь» и «технические средства… много чего», отличная оценка была гарантирована исключительно тем, кто правильно выбрал место выхода в эфир, уложился в нормативы развертывания и свертывания многочисленных станций, используемых в войсках, установил двухсторонний сеанс связи, передал соответствующее сообщение и соблюдал при этом правила радиообмена.
Наш Толик, был из семьи потомственных питерских интеллигентов, в которой папа — доцент кафедры филологии, а мама — сотрудник одного из многочисленных ленинградских музеев. Старшая сестра Толи, по его выражению «дурында и задавака», уже училась на выпускном курсе ЛГУ, а вот почему он сам решил пойти в профессиональные военные — этот вопрос нас весьма интересовал.