Сам стол был настоящим произведением кулинарного искусства: холодные и горячие рыбные и мясные закуски, многочисленные салаты и канапе с икрой и крабами, две перемены горячих блюд… Запотевшие от холода водочные бутылки, коньяк, шампанское, красное и белое вино создавали радостное настроение праздничного застолья, широкого и разгульного.
Во главе стола размещался наш командир взвода, к этому времени уже назначенный командиром роты и получивший очередное, майорское, звание. Замечательные преподаватели, получившие приглашение от нескольких взводов, но выбравшие наш, скромно восседали, сверкая полковничьими звездами на погонах рубашек, рядом с супругами, разбавляя ряды лейтенантских причесок строгой сединой военной зрелости.
Первым и главным мероприятием, начинающим банкет, было обмывание знаков об окончании училища, «поплавков», как они именовались по-простому, сложенных аккуратно в стальную каску с удаленными «внутренностями», любовно отшлифованную, покрашенную зелёной военной краской с выгравированной надписью «1 взвод 2 рота 1 батальон. 1984 год.»
История добывания касок для выпуска достойна отдельного повествования, замечу только, что стальной шлем проходил по учетам службы вооружения, а не вещевого имущества, и его списание, учитывая отсутствие нормативных сроков хранения, было довольно сложной задачей. Как правило, каски «доставались» во время стажировки на четвертом курсе в отдаленных воинских частях, на складах которых имелось достаточное количество не учтенного имущества. У запасливых прапоров можно было обнаружить шлемы разных годов выпуска, но особенно ценились СШ-60, с «козырьком», отличающиеся от СШ-68, именуемых «яйцом».
Каждый лейтенант делал по глотку водки, налитой в каску, пущенную по кругу. Окончание церемонии завершилось громким и дружным криком «Ура!», после чего можно было забрать «обмытые» знаки. Тосты и поздравления, пожелания и напутствия звучали, перемежаясь смешными историями из курсантской жизни.
Со мною рядом за столом сидел преподаватель тактики, знаменитый Кутузов, с кислым лицом поднимавший бокал с минеральной водой. При каждой его попытке взять рюмку с водкой, его руку жёстко останавливала ладонь его супруги, которая громким шепотом говорила: «Толя, тебе нельзя, у тебя печень…». Через некоторое время, при повторных попытках дотянуться до рюмочки, действия Кутузова пресекались более громким высказыванием: «Толя, ну перестань, тебе же нельзя, у тебя давление!»
Зазвучала музыка, и толпа лейтенантов, увлекая в круг седых полковников, бросилась танцевать. В круг танцующих боком, прикрывая корпусом бутылку коньяка и высокий фужер, пробрался Серёга, следом за ним, держа бутерброд с икрой, просочился Витька-Замок. Подмигнув Кутузову и дождавшись ответного кивка, лейтенант Серёга наполнил фужер коньяком по самые закраины и протянул его несправедливо обделенному преподавателю. Слегка присев, чтобы обеспечить маскировку своих действий, полковник лихо выпил спиртное и с удовольствием закусил протянутым бутербродом.
По окончании танца, довольный и весёлый Кутузов, присел на своё место рядом с женой, резко взял рюмку водки, отмахнувшись от попытки жены остановить его властной фразой «Отстань!», и, опрокинув её в рот, захрустел солёным огурчиком. Глядя на супруга глазами, в которых уже мерцали молнии и громы, «полковничиха» заявила, подняв глаза к потолку и обращаясь, видимо, к высшим силам: «Ну вот, опять! И когда только успел нажраться…». При восстановлении попранной справедливости лейтенантские глотки исторгли вопль: «Ура товарищу полковнику!», на что Кутузов встал, и в наступившей тишине громко произнёс: «Эх вы, салаги. Не научили мы вас самому главному. Товарищ полковник я для вас в строю и в бою. А в личной беседе и за общим столом, я — Анатолий Иванович! Привыкайте!»
Банкет с танцами и плясками шел уже довольно долго, когда его пьяно-праздничное течение было нарушено громким криком Арсена: «Ребята, помогите, там Серёга в туалете повесился!»
Ворвавшись в умывальник, изумленные и частично протрезвевшие лейтенанты узрели следующую «епическую» картину — будучи уже довольно сильно «выпимши», Серёга решил освежиться: засунул голову под холодную воду, но то ли не удержался, то ли просто поскользнулся на плитках пола и зацепился подбородком за край раковины, а затылком за кран смесителя. Ноги его подгибались, не давая опоры, ледяная вода из крана заливала форму и всё помещение. Он размахивал руками и натужно хрипел пережатым горлом, пытаясь выбраться из ловушки.
Освободив товарища из плена и уложив на обтянутую красной кожей лавочку в гардеробной, мы поручили его заботам швейцара. Тот предложил: «Сей момент всё поправим. Раздевайте его, я вот пледом прикрою вашего товарища, а форму отдам горничной знакомой, которая высушит и выгладит её, буквально за пару рублей».
Через полчаса сухая и выглаженная форма висела в пустом гардеробе, а немного «уставший» Серёга, похрапывая, спал под теплым клетчатым пледом, подложив под голову фуражку, в которой находилась записка с адресом доставки «тела» для такси.
Витька-Замок и Шалва, которым, как самым ответственным и малопьющим, доверили распоряжаться оставшимися от заказа банкетного стола деньгами, вышли на улицу и, отловив таксиста, обещавшего по такому случаю, собрать «кучу знакомых такси из таксопарка и вообще друзей на колесах», принялись за отправку лейтенантских и полковничих «тушек» по домам.
Вызывая очередного водителя такси, ему вручали бумажку с адресом, лежавшую внутри фуражки, и сумму денег, достаточную не только для проезда, но и для доставки до двери квартиры «пострадавших в бою с Зелёным змием» офицеров.
Естественно, что женатые лейтенанты отправлялись в сопровождении жён, да и полковники, вяло передвигающие ногами, конвоировались их супругами, которые норовили отказаться от оплаты такси из «общака», но в конце концов поддавались уговорам Вити и Шалвы, объяснявшим, что «всё учтено могучим ураганом».
Сергей, пострадавший в борьбе со смесителем, родился в семье профессионального военного и его жены — медика. Он окончил школу в городе Ашхабад, где его отец служил в одной из учебных воинских частей в звании подполковника.
Получив распределение в Поволжье и прослужив там до 89 года, Серега был направлен для прохождения службы в Белоруссию, куда уже перебрался вышедший на пенсию его отец, который получил квартиру в Бресте.
Поступив в 1990 году в Общевойсковую академию имени Фрунзе и успешно окончив её, Сергей, родившийся в Могилеве и имевший родителей-белорусов, поступил на службу в Вооруженные силы РБ, где и служил, пока не вышел на пенсию в 2013 году в звании полковника.
Приехав на встречу однокашников, он с удовольствием вспоминал училищные годы и заразительно хохотал, когда при нем вспоминали о «неудачном повешении великого полководца и военачальника» славного белорусского народа.
День выпуска
День выпуска для бывших курсантов, а теперь — лейтенантов, начинался, в соответствии с традициями, не громким криком «Подъем!», а сдержанно-вежливым пожеланием Витьки-Замка, поднявшегося чуть раньше остальных: «Доброе утро, товарищи офицеры!».
Заранее уже были сданы на склады оружие и снаряжение, курсантская форма без погон, традиционно отрываемых «на память», отвезены по домам и съёмным квартирам большие белые мешки со всем положенным офицерам снаряжением, остро пахнущие новой кожей портупей и полевых сумок. Получены под расписку удостоверения личности, личные номера, предписания, проездные документы и «подъёмные» деньги — первая офицерская выплата. Наглаженная парадная — цвета морской волны форма заняла свое место в шкафах спального помещения, соседствуя с начищенными «до синих искорок» сапогами.
Проигнорировав необычно-вежливое предложение старшины батальона, прапорщика Дяди Саши Сундука, который обходил спальные помещения с уведомлением: «Товарищи офицеры, праздничный завтрак накрыт, желающие могут посетить столовую», мы стали собираться на самое долгожданное, последнее в стенах училища, мероприятие.
Белая, накрахмаленная до хруста парадная рубашка, галстук, брюки галифе, хромовые сапоги, китель, желтый поясной ремень и фуражка с парадной кокардой, надевались неспешно, с чувством восторга и ожиданием чуда.
И чудо свершилось! Ровно в девять утра ворота училища распахнулись, запуская на территорию части в несколько ручейков толпу отцов, матерей, жён и других родственников — по обширным спискам, составленным заранее.
Яркое солнце на чистом голубом небе, вынесенные на плац столы с дипломами, построенные в линию ротных колонн курсанты в парадной форме и мы, выходящие к месту построения повзводно, в колонну по два, чеканным строевым шагом, занимая многократно отрепетированным манёвром свои места и позвякивая в кармане брюк тремя металлическими рублями, заблаговременно припасёнными к этому событию.
Первая часть знаменательного события прошла для меня как в тумане: напутственные речи командования и приглашенных генералов, сверкающих шитьём мундиров и погон, выход из строя, получение диплома и пожимание рук, возвращение в строй — всё как будто проходило мимо сознания.
Положив дипломы на столы, перенесенные шустрыми курсантами и установленные позади каждого взвода, мы перестроились в одну шеренгу по всей длине плаца. Последовала долгожданная команда: «Головные уборы снять! Для прощания со Знаменем колено преклонить!»
Молодые лейтенанты, встав на правое колено, под которое подложен металлический рубль, в наступившей тишине услышали мерный шаг знамённой группы, проносившей склонённое Знамя училища. Знаменосцы задерживались возле каждого буквально на две-три секунды, достаточные для того, чтобы подхватить алый шелк и, слегка коснувшись губами, поцеловать его.
Дойдя до конца строя, знамёнщики развернулись, прошли уже обычным строевым шагом перед нами и заняли положенное им место на правом фланге. Встав и надев головные уборы по зычной и громкой команде, мы увидели оркестр, прошагавший с инструментами в центр плаца.