[827], а взамен нового соединения армия не получила. Кроме того, довольно долго не выделялась техника в необходимом объёме, не приходили самоходные полки и т. д. Общими усилиями все эти проблемы в основном решили, и, судя по архивным документам, к началу летних боёв 5 гв. ТА по уровню укомплектованности оказалась одной из лучших в РККА. Кстати, о большом вкладе П.А. Ротмистрова в это дело особо подчеркнул в своих мемуарах и А.И. Микоян[828].
У М.Е. Катукова возможности были скромнее. Его армия переводилась на штат однородного состава первой во фронтовых условиях, поэтому многого из того минимума, что было положено, не хватало, и возможности напрямую обратиться к политическому руководству страны у Михаила Ефимовича, как у П.А. Ротмистрову, не было. Хотя справедливости ради надо отметить, что когда такая возможность (иногда) появлялась, то он её не упускал. Тем не менее значительная часть вооружения и личного состава, обещанная Москвой (после поддержки Г.К. Жукова), к началу Курской битвы так и не подошла. Поэтому командарм был вынужден рассчитывать только на уже имеющиеся силы и средства, старательно растил командирские кадры, учил обходиться малым и полагаться на взаимовыручку.
Оборона Курской дуги для обоих командармов стала первой боевой операцией в этой должности, настоящим экзаменом. И они его выдержали, а вот с какой оценкой, об этом спорят уже более семидесяти лет историки многих стран. Тем не менее даже сегодня редко можно услышать объективную оценку вклада, который внесли оба военачальника и их личный состав в срыв операции «Цитадель». Причина очевидна, этот спор ведётся преимущественно на основе лишь того материала, который был разрешён для публикации в советский период. Изучением же всего комплекса документов и сравнительным анализом боевой работы обеих армий в июле 1943 г. по-настоящему никто не занимался даже после 1993 г., когда стали понемногу открываться архивы.
Принятое советским командованием при подготовке к Курской битве решение об использовании в качестве второго бронетанкового эшелона танковой армии однородного состава и отдельных танковых корпусов, для удержания оборонительной полосы в глубину на широком фронте, явилось одним из наиболее дальновидных и эффективных шагов. «Именно в сражении на Курской дуге советские танковые армии, – отмечал потом М.Е. Катуков, – показали, что они способны решать крупные оперативно-стратегические задачи как в обороне, так и в наступлении»[829]. В оборонительных боях на Центральном фронте участвовала только одна армия (2 ТА), а на Воронежском сразу две (1 ТА и 5 гв. ТА). Причем наиболее результативно здесь действовала 1 ТА, в том числе благодаря настойчивости и мастерству её командующего.
Хотя на протяжении всего послевоенного периода не раз делались попытки пересмотреть её вклад в победу на Огненной дуге, в том числе и П.А. Ротмистровым[830], задвинуть в историческое небытие её командарма, тем не менее именно она, а не 5 гв. ТА, в тесном взаимодействии с другими войсками фронта сыграла решающую роль в срыве вражеского наступления на юге Курского выступа. Анализ рассекреченных документов свидетельствует, что основную тяжесть перемалывания ударного клина группировки Манштейна на главном направлении (4 ТА генерал-полковника Г. Гота) вынесли войска 1 ТА и 6 гв. А. До 9 июля 1943 г., в наиболее трудный период боёв, когда Воронежский фронт боролся с противником в основном лишь собственными силами, именно штабы фронта во главе с Н.Ф. Ватутиным и 1-й танковая армия М.Е. Катукова стали главными центрами принятия и исполнения ключевых решений. В тяжелейших условиях они удержали ситуацию под контролем и при этом сумели решить важную задачу: обескровили соединения 4 ТА и заставили командование ГА «Юг» кардинально менять свои планы. Военный совет фронта справедливо и по достоинству оценил вклад первой танковой в успешное завершение оборонительной операции. В одном из донесений в Ставку он отмечал: «Весь личный состав армии стойко и героически сражался, героизм в этих боях был массовым явлением.…Успех в этих боях явился результатом хорошей выучки бойцов, командиров и политработников, результатом массового героизма, проявленного личным составом всех частей и соединений армии»[831].
Без сомнения, в ходе оборонительной фазы Курской битвы на долю командующего 1 ТА и её личного состава выпало неизмеримо больше, чем на 5 гв. ТА, введенную в сражение лишь на 8-й день операции. Ни по масштабам боев, ни по количеству войск, которые были подчинены П.А. Ротмистрову, его действия под Прохоровкой не идут ни в какое сравнение с тем, чем занимался М.Е. Катуков и до подхода резервных гвардейских армий, и после. Уже в первый день вступления армии в бой, во второй половине 6 июля, командующий 1 ТА, по сути, принял на себя руководство основными силами, удерживавшими и обоянское, и прохоровское направления. Против его войск до 9 июля включительно действовали одновременно главные силы обоих танковых корпусов 4 ТА. Причём 48 тк, имевший наибольшее число бронетехники, в том числе две сотни «пантер», изначально был нацелен на уничтожение армии Катукова и до конца операции находился только в её полосе. Следует также отметить, что воины первой танковой и шестой гвардейской громили свежие вражеские соединения, ещё не понесшие тех значительных потерь, которые они имели к 12 июля 1943 г. И делали это успешно. За первые семь суток наступления 4 ТА лишилась 10 514 человек, или более 75 % от всех потерь, понесённых за период «Цитадели» с 5 по 16 июля 1943 г. Хотя эта цифра не совсем точна, т. к. и после 12 июля 1 ТА продолжала истреблять гитлеровцев, нанося урон соединениям Гота. Армия Ротмистрова, вступив в сражение 12 июля, тоже вела бои с двумя вражескими танковыми корпусами, но приведенная цифра наглядно показывает, кто и когда «сломал хребет» войскам Гота. С 6 по 15 июля 1943 г. М.Е. Катукову были подчинены 5 танковых и мехкорпусов, 5 стрелковых дивизий, 3 отдельных танковых бригады, 3 отдельных танковых полка, 1 истребительно-противотанковая бригада и 10 истребительно-противотанковых полков. Вся эти огромные силы действовали на фронте протяжённостью около 55 км.
П.А. Ротмистров ввёл в сражение под Прохоровкой полнокровное, значительно лучше оснащенное, чем 1 ТА, объединение против корпуса СС и 3 тк, которые к этому времени уже прошли с боями по двум армейским оборонительным рубежам и потеряли подбитыми и сгоревшими около 60 % и около 70 % танков и самоходок соответственно[832]. Хотя они ещё были способны создать на узком фронте сильный оборонительный рубеж, а также прорвать наспех укреплённую полосу, как это произошло 14–15 июля южнее Прохоровки. С 12 по 16 июля 1943 г. командарм имел в подчинении 5 танковых и мехкорпусов, 1 стрелковую дивизию, 1 оиптабр и 3 иптап. Его войска вели бои на фронте примерно 30 км. В этой связи трудно не согласиться с Г.К. Жуковым, который в своих воспоминаниях так писал о мифотворчестве Павла Алексеевича: «В своих мемуарах бывший командующий 5 гв. танковой армией П.А. Ротмистров пишет, будто бы решающую роль в разгроме бронетанковых войск армий «Юг» сыграла 5-я гв. танковая армия. Это нескромно и не совсем так. Обескровливали и изматывали врага войска 6-й и 7-й гвардейских и 1-й танковой армий, поддержанные артиллерией резерва Главного Командования и воздушной армией в период ожесточенных сражений 4—12 июля. 5-я гв. танковая армия имела дело уже с крайне ослабленной группировкой войск, потерявшей веру в возможность успешной борьбы с советскими войсками»[833].
И, наконец, самое важное. М.Е. Катукову, несмотря на численное и качественное превосходство танковых соединений противника, удавалось воевать с меньшими потерями, чем П.А. Ротмистрову. Обратимся к недавно рассекреченным архивным документам. Так, согласно донесению штаба 1 ТА, все её «родные» и приданные части и соединения с 5 по 20 июля 1943 г. потеряли убитыми, ранеными и пропавшими без вести 8886 военнослужащих. (Подробнее смотри таблицу № 8.) За данный период эти силы участвовали непосредственно в боях под командованием М.Е. Катукова с 6 по 15 июля. Следовательно, среднесуточная убыль армии составила 888,6 человека. А теперь обратимся к донесениям 5 гв. ТА о потерях только её собственных войск, без средств усиления, с 12 по 16 июля и с 12 по 18 июля, которые удалось обнаружить в фондах ЦАМО РФ (смотри таблицы № 9 и 10). В первом случае убыль составила 7607, во втором – 9945. Несложный подсчет дает среднесуточные потери 1521 и 1421 соответственно. И это, ещё раз подчеркну, без учёта средств усиления: стрелковой дивизии, артиллерийских и истребительно-противотанковых полков, которыми П.А. Ротмистров тоже управлял в этот период. Выше в 5 гв. ТА были и среднесуточные безвозвратные потери. Во всех войсках 1 ТА за десять суток погибло и пропало без вести 4713 бойцов и командиров, т. е. 471,3 в сутки, а в 5 гв. ТА – 4841 за 7 суток, следовательно, среднесуточная убыль составила 691,6. Опираясь на приведенные цифры, трудно говорить о каком-либо выдающемся полководческом мастерстве, проявленном командармом Ротмистровым под Прохоровкой.
Бои на Огненной дуге хотя впоследствии и принесли Павлу Алексеевичу широкую известность, но тогда, сразу после их завершения, чуть не стоили карьеры. Дебют его армии 12 июля 1943 г. полностью был провален. Два её ударных соединения – 18 и 29 тк, понеся даже по тем временам колоссальные потери, не смогли не только выполнить поставленную задачу, но с огромным трудом выбили противника лишь с единственной высоты 252.2, а на левом фланге отошли на 3,5 км. Всего же из 642 танков и САУ 5 гв. ТА, введённых в этот день в бой по всему фронту в районе Прохоровки, враг вывел из строя 53 %