В-третьих, открыто игнорировались результаты работы историков и мнения участников битвы, опубликованные в 1960-е гг. Существенно расширился масштаб мифологизации событий под Курском, особенно Прохоровского сражения; помимо средств массовой информации, военно-исторической и мемуарной литературы, к этому процессу более активно и широко начали привлекаться киностудии, телевидение и музеи.
В-четвёртых, ушла в небытие традиция выпуска документальных сборников по истории Великой Отечественной войны для специалистов (преподавателей академий, военных историков) и публикации в открытой печати подлинных материалов по Курской битве. Эффект же от тех архивных материалов, которые всё-таки были напечатаны в «Военно-историческом журнале» в юбилейном 1983 году, оказался сравним с эффектом капли влаги, упавшей на выжженную солнцем почву, так как к этому времени научная разработка истории Курской битвы практически прекратилась.
Словом, из драматических событий (49 суток тяжёлейших испытаний) для всей нашей страны была сделана «праздничная открытка», прославлявшая мудрость Коммунистической партии, под чутким руководством которой к лету 1943 г. была создана несгибаемая мощь, разгромившая фашистских захватчиков. Монополия КПСС на освещение прошлого, закрытость военных архивов, наличие двойной цензуры (военной и гражданской) делали невозможным всякие попытки ученых отойти от односторонних оценок и «парадности», выработать новый взгляд на это грандиозное событие Второй мировой войны. Всё это имело крайне негативное влияние на развитие исторической науки в СССР и надолго подорвало доверие народа как к публикациям по теме Курской битвы, так и к официальной военно-исторической и мемуарной литературе в целом. Так, согласно данным всесоюзного социологического исследования, проведенного в 1987–1988 гг. кафедрой идеологической работы Академии общественных наук при ЦК КПСС, только 3 % опрошенных читали журнал «История СССР»[126], который на тот момент считался одним из самых авторитетных академических изданий. Схожая картина складывалась и по другим историческим журналам. Хотя напомню, в этот момент наблюдался небывалый всплеск интереса нашего общества к прошлому страны и печатным изданиям, которые публиковали статьи по этой проблематике.
Начало 1990-х гг. было ознаменовано качественными изменениями в подходе к изучению всей отечественной истории и Великой Отечественной войны в особенности. Хотя это было тяжелое время для нас, шло разрушение социально-экономического строя. И тем не менее оно характеризовалось широким плюрализмом мнений, поиском иных форм и методов работы исследователей. Большинство прежних оценок и выводов подверглись серьёзному пересмотру, стали формироваться новые взгляды и на Курскую битву, и на роль отдельных личностей в ней. Поворотным моментом для её изучения на новой основе стал 1993 г., именно тогда произошли три важных события, по сути, запустившие начало процесса честного, глубокого и всестороннего изучения сражений на Огненной дуге.
Во-первых, в ЦАМО РФ был снят гриф секретности с боевых документов Красной армии за 1943 г. (до фронта включительно), в том числе и воинских формирований, участвовавших в отражении летнего наступления гитлеровцев на Курск. Это дало возможность работать с архивными материалами гражданским исследователям, привело к широкому обсуждению в открытой печати результатов сначала наиболее спорного события битвы – контрудара 12 июля 1943 г., а затем и всего комплекса проблем, связанных с битвой на основе новой источниковой базы.
В 1993 г., вышел сборник «Гриф секретно снят» под редакцией Г.Ф. Кривошеина, в котором приводились ранее секретные статистические данные о потерях живой силы РККА по операциям в годы войны. И хотя этот труд уже в то время подвергся справедливой критике за политическую ангажированность и неточности (в частности, по потерям Воронежского фронта в Курской оборонительной операции), он стал своеобразным ориентиром в работе историков.
Во-вторых, вместе с исчезновением Советского Союза с мировой карты ушла в небытие и цензура, у историков появилась реальная возможность делать выводы и давать оценки, опираясь не на принцип политической целесообразности, а на фактические результаты своей научной работы.
В-третьих, в Москве была проведена научная конференция, посвященная 50-летию битвы под Курском, с участием зарубежных учёных. В ходе её работы отечественные историки смогли напрямую пообщаться с коллегами, обменяться мнениями, обсудить ряд важных проблем и событий лета сорок третьего. В беседе со мной полковник Ф.Д. Свердлов отмечал: «Главным результатом конференции стало установление прямых и устойчивых связей с американскими исследователями, что дало возможность получения трофейных источников из Национального архива США, где хранились и уже давно были доступны для изучения документы вермахта, в том числе и его войск, участвовавших в Курской битве».
Следующей важной вехой на этом пути стала публикация в 1997–1999 гг. издательством «Терра» документов НКО СССР, Генерального штаба, Ставки ВГК и фронтов за 1943 г. Важная деталь: к этому моменту за весь послевоенный период в открытой советской печати было опубликовано около 200 подлинных отечественных документальных материалов, относящихся к событиям на Огненной дуге. Большая часть, примерно 60 единиц, в периодических журналах[127], это преимущественно документы Ставки ВГК и фронтов. Около 40, в основном оперативно-тактического характера, были включены в несколько выпусков «Сборника боевых документов Великой Отечественной войны». Более 40 – помещены в трёх томах закрытого издания «Сборник документов Верховного главнокомандования за период Великой Отечественной войны»[128]. Кроме того, около 20 документов, касающихся крупных вопросов стратегического планирования и хода отдельных сражений, публиковались в мемуарах советских военачальников и полководцев Г.К. Жукова, А.М. Василевского, К.С. Москаленко и др. Значительный массив архивных материалов, главным образом о хозяйственной деятельности войск и их повседневной жизни, печатался в сборниках областных издательств[129]. Столь мизерное, относительно масштабов битвы, количество подлинной документации, естественно, не способствовало её всестороннему изучению. Вместе с тем каждая из упомянутых подборок документов, как правило, готовилась под заранее разработанную и нередко тенденциозную концепцию, призванную обеспечить не научную, а идеологическую задачу. В силу этих причин среди этих источников, естественно, не могло быть таких, которые бы свидетельствовали об ошибках и просчётах советского командования, высоких потерях войск Красной армии, их причинах и т. д. Поэтому хотя в то время эти материалы и давали определенный толчок к поступательному движению по осмыслению истории битвы, но они не помогали формировать целостное, правдивое представление о ней, и даже наоборот, их использование часто вело к однобокому, искаженному видению событий коренного перелома в войне.
Документов, включённых в многотомник издательства «Терра», оказалось значительно больше, охват изложенных в них проблем шире, и, что очень ценно, они не подвергались предварительной жёсткой цензуре. Только в пятнадцатом тематическом томе[130], посвящённом Курской битве, было собрано 358 документов, в том числе и трофейных. Ещё по несколько десятков были включены в 13, 16 и 23-й тома[131]. В них раскрывалась огромная, сложная и вместе с тем творческая работа по планированию, подготовке и проведению советской стороной трёх крупнейших операций: Курской оборонительной, «Кутузов» и «Полководец Румянцев». Этот массив источников давал уникальную возможность взглянуть на перелом в войне со стратегической высоты, детально проследить замысел Ставки ВГК на лето 1943 г. в динамике, от формирования главных целей и до их воплощения войсками. Попутно отмечу, что часть этих документов были известны советским военным историкам, так как ранее, в 1969 и 1975 гг., уже были опубликованы в сборниках, имевших гриф «Для служебного пользования». Теперь же они не только стали доступны широкому кругу исследователей, но и появилась возможность без ограничений использовать информацию из них в монографиях и научных публикациях[132].
Однако уже в течение первых двух-трех лет после того, как доступ к боевым документам в ЦАМО РФ стал относительно свободным, у большинства отечественных исследователей оптимизма поубавилось. Хотя к подавляющему большинству дел с момента их поступления из действующей армии не прикасалась рука историка и никаких глобальных «чисток» в архиве не было, но на их основе получить подробную, а главное, объективную картину боевых действий, даже в ходе крупных операций, оказалось сложно. По крайней мере без привлечения иных источников. Причин несколько. Первая – низкая исполнительская дисциплина и штабная культура офицеров действующей армии, даже фронтового звена. Из приказа командующего Брянским фронтом от 26 июня 1942 г. «О ведении военно-исторической работы в частях и соединениях фронта»: «Опыт показал, что наряду с хорошим ведением военно-исторической работы и культурой документов в некоторых частях и соединениях фронта всё ещё налицо имеется ряд недочётов и недостатков:
1. Журналы боевых действий ведутся формально, поденные записи чрезвычайно коротки, сухи, не дают полной картины боевого дня: зачастую не включают в себя даже выдающиеся подвиги (…); иногда записи делаются карандашом, неразборчиво и неряшливо; на титульном /первом листе/ не указывается, кто персонально ведёт «Журнал»; требуемые штабом фронта копии «Журналов боевых действий» за истекший месяц не всеми штабами предоставляются; необходимые схемы – хода боевых действий; сводки – донесения о боевом и численном составе своих сил и сил противника, сведения о потерях и трофеях к «Журналу» не прилагаются.