[151] и донесение Н.С. Хрущёва о бое 12 июля 1943 г. под Прохоровкой на имя И.В. Сталина[152]. Подобные материалы продолжали печататься в этом издании и в дальнейшем, в начале второго десятилетия текущего века. Среди них в первую очередь следует упомянуть работы С.А. Кузяевой «Безобразие, а не наступление. Приказывают мне гнать пехоту на танки противника. Я уже потерял целый полк»[153] и Ю.А. Бахурина «Наковальня» Главного бронетанкового управления Красной армии»[154].
Вместе с тем в это время появляется литература нового типа для нашей страны. Это сборники и информационно-справочные издания, в основу которых были положены данные из закрытого фонда ЦАМО РФ личных дел командно-начальствующего состава РККА[155] и рассекреченные документы штаба бронетанковых и механизированных войск РККА[156], а также материалы отделов и управлений контрразведки «Смерш» фронтов и армий периода Курской битвы, хранящиеся в ЦА ФСБ[157]. Они не только существенно расширили источниковую базу, дали возможность уточнить ряд важных деталей, особенно относящихся к трагическим для нас моментам битвы, но и, что более важно, позволили начать разработку целого поднаправления в истории событий под Курском, освещающего уровень профессионализма и боевую деятельность старшего и высшего командного звена действующей армии. Для такого рода исследований также ценной явилась книга В. Жилина «Танкисты-Герои 1943–1945 гг.», вышедшая в 2008 г. В ней на новом, документальном материале достаточно откровенно, в деталях описан боевой путь ряда командующих танковыми армиями и командиров подвижных соединений, активно участвовавших в Курской битве: С.И. Богданова, М.Е. Катукова, П.С. Рыбалко, А.Г. Кравченко и ряд других.
Но с сожалением следует признать, что в это время прямой зависимости качества и количества появлявшихся изданий от числа опубликованных новых архивных материалов не прослеживалось. Если в 1960-е гг. цитаты из новых, только введенных в научный оборот документов и их комментарии уже через полгода, а иногда и раньше можно было встретить в книгах и статьях советских историков, то в конце 1990-х – начале 2000-х гг. такой оперативности можно было только позавидовать. Это свидетельствовало о неготовности наших современников к кропотливой аналитической работе с архивным материалом и о недооценке современным поколением отечественных историков важности изучения подлинных документальных источников по истории Великой Отечественной войны.
Следует отметить, что в настоящее время большая и продуктивная работа по изучению Курской битвы ведётся в регионах. Её качество относительно прежних лет существенно выросло. Особенно хочу отметить активную деятельность курских учёных-историков[158]. Так, в докторской диссертации и публикациях[159] К.В. Яценко комплексному изучению были подвергнуты основные направления деятельности органов власти Центрально-Черноземного региона по организации вооруженной борьбы с противником, в том числе оказанию помощи Красной армии в строительстве оборонительных сооружений весной 1943 г., обеспечению безопасности тыла войск фронтов, оборонявших Курский выступ. В исследованиях доктора исторических наук В.В. Коровина проанализирован процесс организации сопротивления на временно оккупированной территории Центрального Черноземья, уделено существенное внимание мероприятиям по подготовке партизанской борьбы в Курской области накануне и в период битвы.
В то же время на региональном уровне по-прежнему не прекращаются попытки мифологизации отдельных боёв и сражений лета 1943 г. Наглядным примером может служить двухтомник доктора исторических наук Е.Е. Щекотихина «Орловская битва – два года: факты, статистика, анализ». Наряду с желанием отдать дань памяти погибшим, разобраться в том, что в действительности происходило в годы минувшей войны на территории Орловской области, автор поставил перед собой, мягко говоря, неподъёмную с точки зрения исторической науки задачу, которая определена уже самим названием книги. Он попытался доказать, что боевые действия на Орловщине и в соседних с ней областях в первые два года войны – это не цепь самостоятельных операций, которые были призваны решать оперативно-тактические и стратегические задачи, возникшие на момент их проведения, а «единое непрерывное сражение – Орловская битва, включавшая в себя тесное взаимодействие операций как оборонительного, так и наступательного характера»[160]. Те, кто знаком с ходом боёв на центральном участке советско-германского фронта, в том числе и в период Курской битвы, прекрасно поймут – оценка весьма спорная. Кроме того, в книге делается ещё один парадоксальный вывод: «…Великая Отечественная война, как и Вторая мировая, достигли своей кульминации не просто в сражениях на Орловско-Курской дуге, а в Орловской стратегической наступательной операции «Кутузов»[161]. Вот так! Как будто и не было 49 суток напряжённейших и кровопролитнейших сражений под Белгородом и Харьковом. Несколькими строчками автор перечёркивает усилия и жертвы сразу трёх фронтов – Воронежского, Степного и Юго-Западного в борьбе с наиболее мощной вражеской группировкой (ГА «Юг») из тех двух, что были сосредоточены у Курской дуги. Подобные оценки трудно сочетаются с исторической правдой.
Откровенные преувеличения и натяжки в работе Е.Е. Щекотихина на этом не заканчиваются. Например, пытаясь придать масштабность боевым действиям на бориловском направлении в конце июля 1943 г., при вводе в бой 4 гв. ТА и двух танковых корпусов, автор не просто ставит их в один ряд с событиями под Прохоровкой, которые и по значимости, и по количеству привлекавшихся сил были более масштабными, но и демонстрирует удивительную для исследователя Курской битвы неосведомленность о том, что же в действительности происходило у станции. «В отличие от Прохоровского сражения, – утверждает Е.Е. Щекотихин, – которое длилось всего один день (12 июля) и на трёх направлениях, Бориловское сражение проходило на одном направлении, в полосе фронта шириною до 15 километров, несколько суток и в два этапа»[162]. Сравнивая эти два события, автор недостаточно глубоко проработал историографию о Прохоровке. Именно поэтому его выводы выглядят неубедительными. Как свидетельствуют архивные источники противоборствующих сторон, сражение под Прохоровкой длилось семь суток и не на трёх направлениях, а непосредственно у железнодорожной станции на участке около 35 км (по начертанию переднего края фронта). В нём принимало участие три советские армии, в том числе одна танковая, и два отдельных танковых корпуса. В общей сложности группировка войск с нашей стороны достигала более 100 000 человек и около 1000 танков. Причём основные силы бронетехники, четыре танковых корпуса, 12 июля 1943 г. были развёрнуты на узком участке протяжённостью до 16 км.
Значительный объём собранного материала и степень доктора наук не позволяют назвать утверждения Е.Е. Щекотихина искренним заблуждением. Об этом же свидетельствуют и его последующие работы, например книга «Крупнейшее танковое сражение Великой Отечественной войны», в которой утверждается, что битва за Орёл – решающая битва лета 1943 г.[163] А также его активная деятельность по внедрению в общественное сознание нового мифа о «Битве на Соборовом поле», которая якобы развернулась на Орловщине в рамках всё той же Курской битвы[164]. Даже непрофессионал без труда поймет: битвы в битве не бывает. Возникает ощущение, что автор не занимается научным исследованием проблемы, а пытается реанимировать застарелый спор между региональными историками о том, где же произошёл перелом в Курской битве – под Орлом или Белгородом. Это не анализ проблемы по существу, а попытка «потянуть одеяло на себя», придав событиям, проходившим на той или иной территории, особый масштаб и значимость без учёта исторических реалий.
Трудно не согласиться с Е.Е. Щекотихиным, когда он пишет: «И сегодня имеются политические силы в обществе, для которых легенды и мифы важнее установленной истины»[165]. Однако его личная позиция вызывает двойственное чувство. Во вступительной статье его книги читаем: «Передо мной стояла задача бережно обращаться с подлинными фактами реалий войны, а не с мифами, достичь полноты и ясности в вопросах поставленной для исследования проблемы и донести её до потомков. Это решение возможно в тех случаях, когда разум и воля руководствуются трезвой, непредвзятой оценкой неоспоримо установленных исторических фактов»[166]. Безусловно, в его труде прослеживается стремление придерживаться заявленных принципов, но в то же время делается и недвусмысленная попытка создать новые легенды. Мне доводилось не раз лично встречаться с Егором Егоровичем, и я просил его разъяснить свою позицию по указанным выше проблемам, но ни разу не получил от него ясного и обоснованного ответа. Я намеренно уделил столько внимания рассмотрению изданий Е.Е. Щекотихина. К сожалению, это не свидетельство их научной значимости и большого вклада автора в изучение истории Курской битвы. А лишь потому, что считаю: в обозримом будущем мы станем свидетелями того, как озвученные Егором Егоровичем мифы постепенно станут воплощаться в реальные дела. Ибо многие сегодня в нашей стране ошибочно полагают, что мифологизация прошлого – это именно тот метод, который консолидирует общество и поможет в воспитании патриотических чувств подрастающего поколения.