[196]. Однако, как свидетельствуют документы, обнаруженные в Федеральном архиве ФРГ, в подходе к планированию боевых действий весной – летом 1943 г. у ключевых фигур в командовании вермахта было ещё несколько принципиальных расхождений.
Из четырех командующих группами армий именно Э. фон Манштейн и его штаб первыми включились в процесс обсуждения летней кампании. Причина этому была объективная – тяжелейшая ситуация на юго-западном направлении, после перехода в январе 1943 г. советских войск в наступление от Дона и Волги на запад. Под давлением сложившихся обстоятельств фельдмаршал начал активно предлагать Берлину способы стабилизации фронта в полосе своей группы, а учитывая большой масштаб проблемы и время (конец зимы), его размышления напрямую касались и плана весенне-летней кампании. Он считал, что главной целью вермахта в ближайшие месяцы должно было стать истощение сил Красной армии в центре и на юго-западе путем проведения гибкой обороны. К завершению зимней кампании ГА «Юг» удерживала полосу фронта протяжённостью 650 км довольно скромными силами – лишь 24 пехотными и 13 танковыми и моторизованными дивизиями[197], не имея резервов. Поэтому, как вспоминал позже фельдмаршал, «мы должны были…, привести в действие факторы, которые давали нам преимущество перед противником, более искусное руководство войсками, высокие боевые качества войск, большую подвижность наших войск»[198].
Впервые идею провести весной – летом 1943 г. крупную операцию с применением гибкой обороны для нанесения больших потерь советским войскам на юге он выдвинул 3 февраля 1943 г. в письме[199] начальнику штаба ОКХ генерал-полковнику К. Цейтцлеру[200], которое имело пометку – «Для доклада фюреру» (док. № 1). В нем фельдмаршал, анализируя сложившуюся обстановку, предлагал: отвести с боями правый фланг своей группы до линии Мелитополь – Днепропетровск и занять там оборону, а на её левом (северном) крыле сформировать ударную группировку. Он считал, что советские соединения начнут преследование отходящих сил группы армий, но прочная оборона у р. Днепр скуёт их, а группировка левого крыла мощным ударом на восток сначала рассечет их фронт, а затем, повернув на юго-запад, в направлении побережья Азовского моря, отрежет передовые советские соединения от основных сил[201]. В результате в этом районе Красная армия понесёт существенные потери и фронт стабилизируется. По мнению фельдмаршала, для реализации этого замысла было необходимо предварительно решить три задачи: войскам ГА «Юг» оставить Донбасс, существенно пополнить их и надежно удерживать район Орел – Курск или в крайнем случае Орел – Льгов.
Это предложение основательно прорабатывалось в Берлине[202], т. к. К. Цейтцлер тоже некоторое время склонялся к гибкой обороне. Он выдвигал идею укрепления рубежа рек Западная Двина – Березина – Днепр (так называемый «Восточный вал») и использования его в качестве опоры при ведении гибкой обороны. Согласно воспоминаний некоторых офицеров штаба ГА «Центр», с похожим предложением (отвести свои войска от Орла к Днепру и Сожи на линию Киев – Гомель – Орша – Невель) выступал и фельдмаршал Г. фон Клюге[203]. Однако и предложение Э. фон Манштейна, и другие, похожие варианты проведения летней кампании быстро потеряли свою актуальность. 9 февраля войска Красной армии полностью освободили Курск и Белгород, 16 февраля – Харьков и продолжили наступление на запад, а 3 марта германские соединения были выбиты из Льгова. Но затем ситуация изменилась, Воронежский фронт оставил 11 марта Харьков, а 18-го – Белгород. К 25 марта командованию Красной армии обстановку здесь удалось стабилизировать, и в центре советско-германского фронта, западнее Курска, образовался огромный выступ, примерно 600 км по фронту с севера на юг.
Результаты анализа и обсуждения оперативной обстановки, собственных возможностей и разведданных о состоянии Красной армии, которые проводились ОКХ в феврале – первой декаде марте, показывали, что теперь наиболее благоприятные условия для наступательной операции складывались в районе Курска. Во-первых, этот дугообразный выступ разорвал коммуникации двух основных групп армий «Центр» и «Юг», осложнив им переброску сил и средств. Во-вторых, он нависал над их флангами и был удобным местом для нанесения удара советскими войсками из самой дуги по их флангам. В-третьих, кроме планирования непосредственно наступательной операции и пополнения войск, находящихся в этом районе (что и так было необходимо делать), других материальных затрат и времени пока не просматривалось.
Гитлер, поручив ОКХ разработку замысла кампании, тем не менее, от этого вопроса не отстранился, а принимал активное участие в обсуждении её целей, задач, а главное, места проведения главной операции. Одной из важных площадок для обмена мнением с представителями высшего командного состава вермахта стал штаб ГА «Юг» в г. Запорожье, в силу её особо значимого положения на советско-германском фронте и сложной ситуации в её полосе после событий на Волге. Именно в стенограммах двух совещаний в Запорожье 18 февраля и 10 марта 1943 г. были зафиксированы впервые изложенные Гитлером руководству штаба ОКХ и одной из самых мощных групп армий вермахта его основополагающие мысли о летней кампании: форме её проведения, оценке состояния действующей армии, ситуации, сложившейся после Сталинграда, и т. д. В частности, в ходе первого совещания (18 февраля 1943 г.) (док. № 2) он ясно заявил, что вооруженные силы Германии в настоящее время не готовы успешно реализовать операцию такого масштаба, как проводили в предыдущие полтора года. И предлагал наносить сильные, но короткие упреждающие удары в районах возможного наступления советских войск, чтобы тем самым обескровливать силы Красной армии и стабилизировать фронт. Главным инструментом для реализации этого замысла он считал танковые соединения, укомплектованные новейшей техникой, которая ещё даже не вышла из ворот сборочных цехов: «Мы не можем в этом году проводить больших операций. Мне думается, что мы сможем наносить только не большие удары. Мы в начале мая получим 98 тяжелых штурмовых орудий новой конструкции Порше[204]. К ним ещё 150 новых «тигров». К этому получим ещё около 200–250 танков. Кроме того, 50 тяжелых самоходных пехотных орудий и 100 огнеметных танков и какое-то количество танков Т-4. Эта новая техника неуязвима…. При доселе невиданной концентрации тяжелой артиллерии с супертяжелыми танками должно получиться, как минимум, пробить брешь в обороне. После этого должен начаться прорыв»[205].
Далее в ходе этого совещания Гитлер чётко определил и ключевую задачу вермахта на юго-западе советско-германского фронта – удержание Донбасса. Предложение Э. фон Манштейна, изложенное в письме от 3 февраля 1943 г., подразумевало его временное оставление, на что Гитлер пойти не мог по ряду существенных соображений.
Во-первых, экономическим. 5 февраля 1943 г. у него состоялся разговор с П. Плейгером, председателем Имперского объединения угля и одновременно руководителем концерна «Герман Геринг Верке», которого сопровождал А. Шпеер. П. Плейгер просил удержать территорию, которая в это время ещё находилась под контролем вермахта, и прежде всего Донбасс. По мнению крупных промышленных монополий, кого он представлял, потеря богатых угольных и рудных месторождений будет иметь для военной промышленности тяжелейшие последствия. Эту точку зрения в основном разделял и министр вооружения. Поэтому 18 февраля в Запорожье Гитлер заявил: «Мы не можем потерять угольный бассейн Сталино! Потеря этого региона означала бы для нас непоправимую катастрофу. Чего стоит только электростанция Запорожья! Сколько стоило нам ее опять ввести в работу! Работают 5 турбин и поставляют 54 000 киловатт. Потеря Запорожья невосполнима. …Сталино стоит как десять армий!»[206]. Ещё в более категоричной форме он отверг идею сдачи Донбасса на совещании 10 марте 1943 г. (док. № 3): «Я ещё раз внимательно оценил значение донецкого региона для нас. Потеря его будет для нас непереносима. …Если мы потеряем этот регион, то вся наша программа производства танков и вооружения в том объеме, который есть, сейчас развалится. К тому же значение Никополя вообще нельзя выразить в словах. Потеря марганцевого месторождения Никополя будет означать окончание войны!»[207]
Следует отметить, что значение Донбасса для экономики противоборствующих сторон и дальнейшего хода войны Гитлер не переоценивал. Как вспоминал бывший начальник Генерального штаба Красной армии Маршал Советского Союза А.М. Василевский[208], освобождение Левобережной Украины с её угольно-металлургической базой Донбассом было важнейшей целью и летней кампании Красной армии[209].
Во-вторых, Гитлер, по его мнению, должен был учитывать психологический фактор. Он считал, что ведение масштабных оборонительных работ в тылу скрыть невозможно, они быстро станут известны войскам и это отрицательно повлияет на их боевой дух и стойкость в борьбе с Красной армией, т. е. вермахт уже не будет сражаться так стойко, как раньше.
В-третьих, очень важную роль играл дефицит средств. В этот момент у Германии уже не было рабочей силы, стройматериалов и транспорта для столь масштабных оборонительных работ. Кроме того, вермахт не располагал необходимыми запасами горючего, боеприпасов