«Чем объясняется, что имея к началу оборонительного сражения численное превосходство над врагом как в людях, так и в технике, Воронежский фронт не смог наличными силами измотать и обескровить ударную группировку противника и остановить её наступление без привлечения новых сил? В отличие от Центрального, командование Воронежским фронтом не сумело точно определить, на каком направлении противник будет наносить главный удар. Оно рассредоточило усилия в полосе шириной 164 км, не массировало силы и средства на направлении главного удара врага»[311].
С такой оценкой не согласился непосредственный участник тех событий, бывший заместитель Верховного главнокомандующего Маршал Советского Союза Г.К. Жуков. В своей статье, опубликованной в «Военно-историческом журнале» № 9 за 1967 г., он достаточно взвешенно и вполне объективно оценил результаты боевой работы Воронежского фронта на первом этапе Курской битвы и отмел утверждения, будто бы его командующий генерал армии Н.Ф. Ватутин допустил ошибку при планировании системы обороны и распределении сил. «Критика… командования Воронежским фронтом построена на неточном подсчёте плотности сил и средств в специфических условиях оперативно-стратегической обстановки, – писал он, – …не надо забывать, что по 6-й и 7-й гвардейским армиям Воронежского фронта противник в первый день нанес свой удар почти пятью корпусами (2-й танковый корпус СС, 3-й танковый корпус, 48-й танковый корпус, 52-й армейский корпус и часть корпуса «Раус»), тогда как по обороне Центрального фронта – тремя корпусами. Легко понять разницу в силе ударов немецких войск с орловского направления и из района Белгорода»[312].
Однако уже в конце сентября 1967 г. на эту статью последовала неожиданно резкая реакция бывшего командующего Центральным фронтом Маршала Советского Союза К.К. Рокоссовского. Причём не в открытой печати, а в письме, направленном после публикации материала в «Военно-историческом журнале» его главному редактору В.А. Мацуленко. Редко встретишь такой сильный по внутреннему эмоциональному накалу и в то же время далекий от исторической правды документ. Аргументы, приводимые К.К. Рокоссовским, идут вразрез с реальными событиями, о которых уже тогда, в общем-то, было известно многим. «Ударная группировка противника, действовавшая против Воронежского фронта, – писал он, – состояла из 14 дивизий, из коих было 5 пехотных, 8 танковых и одна моторизованная, а ударная группировка противника, действовавшая против Центрального фронта, состояла из 15 дивизий в составе 8 пехотных, 6 танковых и одной моторизованной. Таким образом, если группировка противника, действовавшая против Воронежского фронта, несколько превосходила по количеству танков, то группировка его, действовавшая против войск Центрального фронта, значительно превосходила по количеству пехоты и артиллерии.
Более удачные действия войск Центрального фронта объясняются не количеством войск противника, а более правильным построением обороны»[313].
Очень спорное утверждение. Вероятно, К.К. Рокоссовский запамятовал, что к 5 июля 1943 г. его фронт, даже по оценке советских историков, имел на 2740 артминстволов больше[314], чем Воронежский, а в ГА «Юг», действовавшей против войск Ватутина, числилось в 1,5 раза больше бронетехники, чем в ударной группировке 9 А, развернутой южнее Орла. Кроме того, в полосе Воронежского фронта наступало не 14 немецких дивизий, а 17, в то время как против Центрального – в полном составе лишь 15[315]. Причём их боевая мощь была разной: на севере Курской дуги – ниже, а на юге – выше. Так, 10 мд, находившаяся в 9 А, не имела бронетехники[316], численность её боевого состава насчитывала 4322 военнослужащих, а в мд СС «Дас Райх» – 7350 человек[317] и 116 танков[318]. Перед Воронежским фронтом находилось и самое сильное соединение вермахта из всех, что принимали участие в «Цитадели», – мд «Великая Германия». На 4 июля 1943 г. в ней числилось 112 танков[319] и она была усилена 10-й танковой бригадой с 200 Pz.V[320]. Такая же ситуация наблюдалась и с пехотными соединениями. Например, в 9 А наступали на главном направлении 6 пд и на вспомогательном – 73 шд. Они имели на 4 июля 1943 г. боевой состав соответственно 3121 и 4545 человек[321]. Причем замечу, 73 шд была самой сильной по боевому составу во всей 9 А. А наносившие удар на Курск с юга в составе 4 ТА на обоянском направлении (главное) 167 пд и на корочанском (вспомогательное) 106 пд АГ «Кемпф» – 6776 и 6577[322].
Спор маршалов стал интересным источником исторической информации для исследователей, но только сегодня, так как в 1960-е гг. в полном объёме до специалистов и широкой общественности они не дошли. «Компетентные органы» не были заинтересованы, чтобы факт обмена столь резкими посланиями двух уважаемых в стране полководцев стал достоянием широкой общественности, и, не вникая в суть дела, постарались его погасить, а на все документы, в том числе и упомянутое письма[323], лег гриф «для служебного пользования». Хотя, как ни странно, из мемуаров обоих маршалов было вымарано не всё. В результате читатель узнал позицию К.К. Рокоссовского, которую он подробно изложил в своих мемуарах, а разобраться в предложенной Г.К. Жуковым оценке тех событий возможности не было. Так в обществе закрепилось мнение о якобы «ошибке Ватутина» при подготовке к Курской битве. Недавно рассекреченные в Центральном архиве Министерства обороны РФ (ЦАМО РФ) материалы обоих фронтов за 1943 г. позволяют проанализировать эту проблему детально, с привлечением документов, ранее известных лишь узкому кругу лиц высшего командного звена Красной армии.
Итак, при выработке замысла Курской оборонительной операции, работа над которой началась с середины апреля 1943 г., Н.Ф. Ватутину предстояло решить несколько важных и вместе с тем крайне сложных задач:
– определить наиболее вероятные направления главного и вспомогательного ударов противника;
– подготовить план действий войск фронта с целью безусловного решения задачи Ставки ВГК: остановить противника не далее тактической полосы;
– разработать принципиальную схему сосредоточения сил и возведения оборонительных рубежей для блокирования вражеского наступления.
Все эти вопросы стояли и перед его соседом, К.К. Рокоссовским, но Н.Ф. Ватутин изначально оказался в более трудном положении. Чтобы удержать войска ГА «Юг» в тактической зоне, было необходимо создать в ней высокую плотность[324] сил и средств. А именно этого ему и не хватало. В полосе Центрального фронта было лишь три вероятных направления на участке протяженностью всего 95 км (или 31 % участка его обороны), где враг, перейдя в наступление, мог создать серьёзную угрозу. А на юге Курской дуги неприятель мог использовать не менее четырёх направлений на участке до 164 км (или 67 % участка фронта). При этом оба командующих получали примерно одинаковое количество войск и тяжелого вооружения: на 5 июля 1943 г. численность боевого состава Центрального фронта составила 467 179[325] военнослужащих при протяженности полосы обороны 306 км, а Воронежский – соответственно 417 451[326] на 245 км. Поэтому цена ошибки в прогнозе Ватутина была значительно выше, чем Рокоссовского. Это заставляло его более тщательно и творчески подходить к планированию, в полном объёме использовать все возможности для укрепления рубежей своих войск.
Не имея возможности создать высокую тактическую плотность на всех вероятных направлениях главного удара неприятеля без использования всех резервов, Н.Ф. Ватутин решил повышать устойчивость обороны за счёт повышения оперативной плотности[327], в том числе путём увеличения её глубины в центре и на левом фланге фронта. Разработанный им план обороны был сложным и многоуровневым. Он имел не одну, а как минимум две первостепенных задачи:
а) остановить и обескровить противника в тактической зоне на мощных армейских полосах[328] (изначально от войск требовалось задержать немцев на первых двух полосах);
б) подготовить благоприятные условия (прежде всего создать удобный плацдарм) для развертывания ударных сил с целью перехода в контрнаступление на Харьков и далее к Днепру.
За точку отсчёта генерал армии принял два на тот момент очевидных обстоятельства. Во-первых, главной целью неприятеля на первом этапе наступления должен стать прорыв в район Курска. В докладе И.В. Сталину от 21 апреля 1943 г. он писал: «…Противник… нанесёт концентрические удары на северо-восток из района Борисовка – Белгород и на юго-восток из района Орла, чтобы окружить наши войска, расположенные западнее линии Белгород-Курск… Против Воронежского фронта предпримет главный удар из района Борисовка – Белгород в направлении на Старый Оскол и частью сил на Обоянь и Курск. Вспомогательные удары можно ожидать… на Волчанск, Новый Оскол и Суджа, Обоянь, Курск»[329].Таким образом, исходя из боевого построения Воронежского фронта, можно было ожидать основные удары по его центру и левому флангу, а конкретно: по обороне 40 А, встык 40 А и 6 гв. А, по 6 гв. и встык с 7 гв. А, а также встык Воронежского и Юго-Западного фронтов.