Во-вторых, наиболее удобным для действия подвижных соединений врага являлись три района:
– вдоль дороги Белгород – Обоянь (обоянское шоссе),
– по линии: Белгород – Яковлево – Прохоровка – Марьино,
– междуречье Северского Донца и реки Разумной от Белгорода в общем направлении на г. Короча и далее на село Скородное.
Опираясь на эту оценку, командующий предположил, что, вероятнее всего, неприятель попытается протаранить танковыми клиньями при поддержке больших сил авиации рубеж 6 гв. А генерал-лейтенанта И.М. Чистякова: (иск) Трефиловка, Восход, южная опушка леса юго-западнее Черкасское, южная окраина Триреченое, лог Задельный, лог Лапин, южная окраина Берёзов, Гремучий, Ерик, Шопино, выс. 211.6, роща восточнее дома инвалидов, Черная Поляна[330] (главный удар) и 7 гв. А генерал-лейтенанта М.С. Шумилова: Шишино – Старый Город – ИТК – Безлюдовка – Волчанск (иск)[331] (вспомогательный). Следовательно, ширина участка, где можно ожидать главный удар, составляла примерно 111 км, или 46,3 % полосы обороны по начертанию переднего края.
Исходя из этого он разработал следующую схему распределения сил фронта. Основные усилия предлагалось направить на укрепление левого фланга (участка в 164 км), чтобы перекрыть все возможные направления главного и вспомогательного ударов. Сюда предполагалось выдвинуть в первый эшелон три общевойсковые армии (40, 6 гв. и 7 гв. А). Они должны были занять две армейские полосы. На третьей полосе 6 гв. и 7 гв. А (на прохоровском и корочанском направлениях) следовало развернуть 69 А, а за ней на первый фронтовой рубеж (по линии Кривошеевка – Столбище) выдвинуть резервный 35-й гвардейский стрелковый корпус (35 гв. ск).
Кроме того, на центр и левое крыло фронта планировалось нацелить все подвижные (2 гвардейский и 5 гвардейский танковые корпуса (тк) и противотанковые резервы. В результате из 35 стрелковых дивизий, которые подчинялись Н.Ф. Ватутину, 22 он предполагал сосредоточить на обоянском и корочанском направлениях. В результате по всему фронту на одну дивизию в среднем должно было приходиться 10 км, а на направлении главного удара – 5,2 км. Кроме того, армиям Чистякова и Шумилова фронт должен был передать:
– из 70 имевшихся артиллерийских полков усиления – 44, или 68 %,
– из 6 танковых бригад непосредственной поддержки пехоты (НПП) и 10 танковых полков НПП – 50 %,
– из 11 гвардейских минометных полков «катюш» – 8, или 73 %[332].
Таким образом, для удержания наиболее ответственных направлений планировалось выдвинуть всего 63 % стрелковых дивизий, от 50 до 73 % танковых и артминсредств, занять войсками армий первого стратегического эшелона и резервами фронта четыре оборонительных рубежа на глубину до 60 км (т. е. от первой траншеи главной армейской полосы до последней траншеи первого фронтового рубежа). Столь значительное расстояние определялось сложным рельефом местности. Интервал даже между одними и теми же армейскими полосами (межполосье), но на разных направлениях существенно колебался (как правило, в плюс). Из-за этого в центре и на правом фланге фронта были запланированы (и потом возведены) промежуточные рубежи. Они явились одной из особенностей системы полевой обороны на юге Курского выступа, т. к. на севере их не было.
По такому же пути пойдет и Центральный фронт, но тактическая плотность здесь окажется выше. К.К. Рокоссовский передаст в подчинение 13 А генерал-лейтенанта Н.П. Пухова, удерживавшей вероятное направление главного удара, колоссальные силы и средства, сюда же будут нацелены и его основные резервы. Войска Пухова тоже займут четыре оборонительных позиции (три армейских полосы и первый фронтовой рубеж). Но по условиям местности расстояние между полосами будет меньше, чем между такими же позициями на Воронежском фронте, примерно в два раза. Поэтому глубина обороны на направлении вероятного удара здесь будет не 60 км, а 30 км. Однако за счёт узкого фронта обороны 13 А (32 км) и огромных сил, сконцентрированных в руках её командующего (12 дивизий), она будет иметь очень высокую тактическую плотность, в среднем 2,7 км на одну стрелковую дивизию. «На угрожающем участке, – пишет К.К. Рокоссовский, – где, зная тактику немцев, мы ожидали нанесения главного удара противника на фронте шириной 95 км, было сосредоточено 58 % стрелковых, и 70 % артиллерии и 87 % танков, и САУ…Второй эшелон и фронтовые резервы также были расположены на направлении вероятного наступления основной группировки противника»[333].
Таким образом, оба командующих фронтами использовали один и тот же принцип построения обороны на вероятном направлении главного удара неприятеля, но разные средства: К.К. Рокоссовский создавал её глубину лишь за счет 13 А, а Н.Ф. Ватутин дополнил силы 6 гв. и 7 гв. А фронтовыми резервами. Да иначе и не могло быть, ведь всё планирование шло под контролем единого центра – Генерального штаба и все принципиальные вопросы решались там. И лишь после его одобрения руководство фронтами имело право предложить Ставке свой план обороны.
Тем не менее после войны в спорах о том, кто лучше воевал под Курском, К.К. Рокоссовский использовал именно различие в средствах с целью доказать, что он и его штаб, создав «суперармию» Пухова, силами которой практически перекрывались все три вероятных направления главного удара, поступил правильно, а Н.Ф. Ватутин, привлекая свои резервы для создания оперативной плотности, якобы опрометчиво, т. к. распылил силы по всему 164-километровому участку и не создал необходимой плотности там, где враг действительно ударил. Но при этом он умолчал, что сделать это было невозможно по объективным причинам. «Правильное определение наиболее опасного для войск фронта направления наступления противника, – настаивал К.К. Рокоссовский, – соответствующая этому группировка войск, маневр силами и средствами в процессе сражения явились основными факторами более успешных действий войск Центрального фронта, чем Воронежского, где основные – главные силы этого фронта, располагались равномерно на всём этом участке»[334]. То есть, по мнению К.К. Рокоссовского, Н.Ф. Ватутин должен был часть сил 69 А и 35 гв. ск выдвинуть с фронтового рубежа на армейские, в затылок армий первого эшелона, чтобы создать высокую тактическую плотность. Это должно было остановить врага уже на расстоянии 10–15 км, как произошло в ходе битвы на севере Курской дуги. Но такой подход не приемлем для ситуации, сложившейся на Воронежском фронте, т. к. здесь действовала более сильная группировка врага, чем перед Центральным фронтом, а артиллерии у К.К. Рокоссовского было значительно больше, чем у Н.Ф. Ватутина. Непонятно, почему при подсчёте плотности обороны[335] в полосе 13 А её дивизии, перекрывавшие все три направления и находившиеся на всех четырех рубежах (на трёх армейских и фронтовом), по мнению К.К. Рокоссовского, следует учитывать, а при ведении таких же подсчетов в полосе Воронежского фронта войска 69 А и 35 гв. ск надо исключить, хотя они, как и дивизии Пухова, занимали армейскую тыловую полосу и первый фронтовой рубеж, перекрывая главное направление удара врага – обоянское и корочанское.
Безусловно, формально свои резервы командующий Воронежским фронтом использовал не по прямому назначению. Существовало правило: если это «чистые» резервы, то они не должны «привязываться» к конкретным участкам обороны, т. к. в любое время могли понадобиться для локализации прорыва или усиления опасного направления. Однако война требовала творческого подхода к оперативному искусству, да к тому же для такого решения были веские причины. Во-первых, Ставка ВГК выделила Воронежскому фронту по меркам того времени огромные резервы не случайно, а из-за большего, чем на Центральном, числа танкоопасных направлений в его полосе. Во-вторых, право предлагать, как ими распорядиться, имел именно командующий фронтом, и он благоразумно решил, что создавать высокую тактическую плотность силами 69 А и 35 гв. ск на наиболее ответственных направлениях неоправданно, т. к. при необходимости в ходе боёв их оттуда оперативно снять будет невозможно. Он считал, что более эффективно использовать их для создания именно оперативной плотности (т. е., повторюсь, стремиться к глубине обороны). Здесь они могли играть двоякую роль: и удерживать занятый рубеж в случае прорыва противника к их позициям, и в то же время их можно было быстро перебросить на другие участки, ведь это был второй стратегический эшелон фронта, войска которого по расчетам сразу не должны были вступить в бой.
Мотивы предложений генерала армии станут более понятны, если учесть ту важную деталь, что в момент, когда разрабатывался этот вариант, Москва ещё не решила, будет ли она наступать или обороняться в ходе летней кампании. До конца апреля, помимо 69 А и 35 гв. ск, в распоряжении Н.Ф. Ватутина находились лишь два подвижных соединения – 2 гв. Ттк и 5 гв. Стк[336], которые можно было использовать только для фланговых контрударов, и не более того. Затем он получил более серьёзные силы – 1 ТА. Однако Ставка сразу же запретила её использовать в обороне, в крайнем случае можно было запланировать её для нанесения контрударов при глубоком прорыве противника, т. к. это объединение готовили к наступлению на Украину. И лишь в конце мая, когда Москва окончательно определится с замыслом летней кампании, подвижные резервы будут включены в план обороны с выделением им конкретного рубежа. Поэтому если бы Н.Ф. Ватутин сосредоточил 69 А и 35 гв. ск на опасных направлениях для создания тактической плотности, как это сделал К.К. Рокоссовский (передав в подчинение 13 А свой резервный 18 гв. ск)[337]