. В эти цифры вошли следующие категории военнослужащих: рядовые для строевых частей и соединений – 23 606 (21 583 – для дивизий, 2023 – для армейских и корпусных частей), рядовые общего резерва для запасных полевых батальонов дивизий – 3007, хиви[368] – 15 198 (12 564 и 2634) и немецкие солдаты на должности хиви – 6422 (5504 и 2634).
Для армии, готовившейся к генеральному наступлению, такой некомплект являлся существенной проблемой. Судя по трофейным источникам, и Модель, и Клюге, и ОКХ это понимали. Но из-за общего дефицита живой силы в Германии до начала операции решить её так и не удавалось. Хотя надо признать: для этого сделано было немало. Непосредственно перед «Цитаделью» недокомплект рядового состава предполагалось снизить примерно на треть. 30 июня ОКХ сообщило начальнику штаба армии полковнику Х. фон Эльверфельдту, что для 9 А занаряжено 9 маршевых батальонов (5,5 – для пехотных дивизий и 3,5 – для танковых) общей численностью от 5 до 7 тысяч человек. Их прибытие в Орёл планируется до дня «Х» (5 июля 1943 г.). Поэтому уже в ночь на 1 июля в войска ушло распоряжение о распределении этого личного состава. Согласно этому документу, непосредственно на передовую должны были направить меньше половины новобранцев: «В скором времени ожидается прибытие пополнения. Его следует использовать для пополнения нехватки личного состава в первой линии в: 137 пд – 450 человек, 251 пд – 450, 6 пд – 600, 10 тд – 300, 258 пд – 300, 292 пд – 300, а также для направления в унтер-офицерские школы в качестве дивизионного резерва. В частности, 1,5 маршевых батальона должны пройти обучение в технической школе. Часть составить основу учебного батальона в Локте и резерва группы «Вайс» с непосредственным подчинением 20 ак. Один маршевый батальон направить в техническую школу в Брянске для обучения в танко-гренадёрском учебном батальоне. За обучение двух оставшихся маршевых батальонов (танко-гренадёрских) возложить ответственность на «штаб Брайтенбуха»[369]. Оба батальона разместить в районе Кром»[370].
Однако уже через двое суток поступило новое сообщение о том, что пополнение прибудет между 5 и 9 июля, а в войска оно начнет подходить лишь к исходу 9 июля, т. е. после того, как основные боевые действия в полосе армии (в рамках «Цитадели») завершатся. В частности, 216 пд 23 ак, которая понесёт существенные потери в ходе наступления, 9 июля получит маршевый батальон № 124 общей численностью 963 человека[371].
Существовали серьезные проблемы и с качеством призывного контингента. Высокие потери заставили командование вермахта снизить планку требований к новобранцам. В это время даже в полевые войска СС уже поступали не отобранные из чистокровных арийцев или близких к ним народов (согласно расовой теории) добровольцы, а все подходящие по здоровью мужчины из оккупированных стран, в том числе не отнесенных к «нордической расе»: поляков, чехов, словенцев и т. д. В то же время крупные провалы на фронте серьезно поколебали веру в победу рейха, в оккупированных странах росли антивоенные настроения, их население стремилось любым путём избежать участия в мировой бойне. Поэтому в вермахте, относительно прежних лет, возросло число дезертиров и перебежчиков, а это первый показатель падения духа войск и потери ими внутреннего стержня.
В документах германской армии дезертирство фиксировалось на протяжении всей войны, но в различные периоды его масштаб был разным: до начала 1943 г. его размах можно оценить как не существенный. Это объяснялось, во-первых, мощной пропагандой, во-вторых, пониманием самими военнослужащими той степени злодеяний, которые они творят в СССР, и то, что за это им по формальным и человеческим законам полагается, и, в-третьих, не столь значительным числом рекрутов из оккупированных стран в составе действующей армии на советско-германском фронте. После Сталинграда ситуация изменилась. Резко обозначилась неуверенность солдат и даже младших офицеров в возможность победы в войне и, как следствие, возраставшее стремление спасти свою жизнь. Вместе с тем в больших масштабах в вермахт поступало пополнение из «фольксдойче»[372], славян и даже русских, а также призывников из таких, даже по оценкам немецких офицеров, традиционно неустойчивых земель, как Эльзаса и Лотарингии. Причем контингентом, призванным с захваченных стран, как правило, пополнялись пехотные дивизии. Перед началом Курской битвы в некоторых из них, например в 168 пд ГА «Юг», иностранцы составляли до 40 % от общей численности[373].
В некоторых зарубежных изданиях можно встретить утверждение, что к началу «Цитадели» пораженческие настроения в обеих немецких группах армий под Курском были изжиты. «Период распутицы, сокращение линии фронта и следовавшие затем периоды затишья были для немецких дивизий очень кстати, – пишет К. фон Типпельскирх, – «Сталинградский шок» и раньше ощущавшийся лишь в войсках наиболее сильно пораженного им южного участка фронта, был в конце концов преодолен и там»[374].
Вероятно, бывшему генералу вермахта очень хотелось выдать желаемое за действительное, вот и появился в его работе этот далекий от реальности пассаж о якобы локальных случаях упаднических настроений зимой и в начале весны 1943 г. Документальные источники обоих сторон рисуют иную картину во всех соединениях германской армии на Востоке. В этой связи показательным является приказ ГА «Юг» от 13 апреля 1943 г., в котором от командования армий требовалось: «В дивизиях, прибывших с запада, необходимо внимательно следить за потерями. В случае, если в результате первых боестолкновений их численность сократится до 80 человек в роте, возникнет угроза утраты их боеспособности, т. к. их моральное состояние делает их чувствительными к потерям»[375]. Интересная деталь: об этом документе штаб 4 ТА вспомнил за несколько суток до Курской битвы и потребовал от командования уже дивизий его строгого выполнения. Трудно представить, чтобы приказ касался, например, корпуса СС, он ведь тоже прибыл с запада, хотя настрой на победу его личного состава был неизмеримо выше, чем в соединениях вермахта. Но ясно одно: даже перед «Цитаделью» боевой дух солдат повсюду начал падать, и немецкое командование искало любые средства, чтобы остановить этот процесс.
Если проследить эволюцию морально-политического состояния германских войск, например, находившихся перед Центральным фронтом с марта до конца июня, то, по советским разведданным, действительно прослеживается тенденция укрепления дисциплины и боевого духа войск. Однако утверждать, что к началу Курской битвы пораженчество было изжито – явное преувеличение. Из справки разведотдела штаба 13 А о состоянии войск противника перед её фронтом на 28 июня 1943 г.: «Настроение большинства немецких солдат довольно подавлено, чувствуется усталость от затяжной войны. Поражение немецких войск, понесенное зимой 1942/43 г., подорвало у солдат веру в возможность победы Германии. Особенно такие настроения распространены среди солдат, призванных из резерва (старшего возраста), и солдат не немецкой национальности. Та часть солдат, которая ещё продолжает верить в победу, все свои надежды возлагает на летнее наступление 1943 г. Но у этих солдат нет полной уверенности в благоприятном исходе войны для немцев. Так, например, по показаниям солдата 59 мп 20 тд Дерингера, среди солдат идут разговоры: «Если летнее наступление 1943 г. сорвется, то зимой немцам придётся отступать до Польши, и война будет проиграна».
Затянувшееся затишье на фронтах в СССР действует на солдат угнетающе. Они говорят: «Лучше двигаться на запад, чем стоять на месте». (Из показаний солдата 78 шд Юрковича Франца.) Среди последних пополнений в 9 А противника вливается большое количество солдат не немецкой национальности или немцев с территории, не входившей ранее в состав Германии (словенов, люксембуржцев, эльзасцев), которые в большинстве своём настроены пораженчески и не хотят воевать за немцев. Перебежчик из 215 штурмового полка 78 штурмовой дивизии Кугель Франц заявил: «Я не солдат, а люксембуржец». Поэтому он говорит, что не желает воевать за Германию. Эти пораженческие настроения часто исходят из тыла, в письмах от родных. Большое воздействие на ухудшение морально-политического состояния немецких солдат продолжают оказывать бомбардировки англичанами западных областей Германии»[376].
О снижении боевого духа свидетельствуют и трофейные источники. В них отмечается опасная для вермахта тенденция увеличения случаев добровольного перехода на сторону Красной армии военнослужащих-немцев. Например, 17 июня 1943 г. оперативное управление штаба 9 А донесло в группу армий, что в 78 шд произошло чрезвычайное происшествие: к русским перебежало 6 немцев, из которых 4 «фольксдойче». Подобного рода происшествия были и раньше, и рассматривались они как серьёзные. Руководству разведки армии было поручено тщательно расследовать его причины, а тыловики получили распоряжение задержать запланированную отправку на фронт около 150 призывников «фольксдойче». Кроме того, штаб Эльверфельдта потребовал более тщательно изучать прибывающее пополнение в учебных частях[377]. Свидетельством тому, что эта тенденция шла по нарастающей, явится переход на сторону Красной армии, уже в ходе операции «Цитадель», ряда военнослужащих 9 А, среди которых будет и исполняющий обязанности командира 2-го батальона 11-го моторизованного полка 9 тд обер-лейтенант Г. Франкенфельд[378]