«Река… взята нами под особо тщательный контроль… в результате выявлено сосредоточение противником переправочных средств в районах: севернее Соломино, Топлинка, Андреевка (западнее Топлинки). В период непосредственной подготовки противником наступления было выявлено усиление работ по строительству мостов вблизи от переднего края и через реку:
10.6 немцы построили затопленный мост в районе села Топлинка,
13.6 в районе Пушкарного отмечен ремонт моста,
13.6 установлено наличие деревянного, низководного балочного моста в районе Михайловка, Супруновка,
20.6 дешифрованием аэрофотоснимков у Михайловки выявлено две исправные переправы,
20–26.6 в район Андреевки прибыло переправочное имущество 20 понтонов на автомашинах и одна понтонная часть»[463].
Параллельно с этим поступали сведения и о подготовке германскими войсками участков местности на переднем крае для прохождения через него частей, в том числе и у кромки западного берега Северского Донца. 15 июня наша разведгруппа, проникшая в тыл 168 пд, установила, что в районе села Покровка (севернее Белгорода) вдоль железной дороги исчезли колючая проволока и большое минное поле. Через четверо суток, в ночь на 20 июня, в районе села Огурцово группа инженерной разведки перед окопами частей 320 пд обнаружила поваленные колья с колючей проволокой и разминированное минное поле, которое находилось здесь ранее. 22 июня на юго-восточной окраине Архангельского немецкие сапёры пытались снимать мины, а через двое суток постом наблюдения инженерных войск было отмечено то же самое, но уже между с. Кондырево и Домом Инвалидов (левый фланг 6 гв. А).
Собираемая по крупицам информация на передовой и в тактической полосе неприятеля аккумулировалась, обобщалась и дополнялась командованием обоих фронтов, после чего в форме приказов и распоряжений спускалась вниз. Например, в штабе инженерных войск Воронежского фронта велась специальная схема укреплений ГА «Юг», которая пополнялась данными ежедневных донесений, поступавших по телефону из армий и дивизий первой линии, а также каждые 3 дня разведсводками со схемами, информацией авиации, показаниями пленных и зафронтовой агентурой. Эта схема один-два раза в месяц размножалась по 200–300 экземпляров и направлялась как по линии инженерных войск (до дивизионного инженера включительно), так и общевойсковым командирам (до стрелкового полка).
В результате к началу июля анализ собранных данных позволил руководству Воронежского фронта, во-первых, убедиться в том, что враг, несмотря на переносы даты наступления, не отказался от него, причем в тех направлениях, которые прогнозировались, во-вторых, довольно точно определить участки в полосе 7 гв. А, где он намерен форсировать Северский Донец. По донесениям службы Бордзиловского, это могли быть михайловский плацдарм, район сел Топлинка и Соломино.
Значительно труднее шла работа по определению целей для контрартподготовки на наиболее вероятном направлении главного удара ГА «Юг» – в полосе 6 гв. А, которая удерживала обоянское направление (в том числе и шоссе Белгород – Обоянь). Удобных мест для перехода в наступление формирований от дивизии и выше, в том числе и танковых, здесь было значительно больше, примерно 65 % всего участка армии. Следовательно, для обеспечения эффективности упреждающего удара требовалась максимальная точность данных о вероятных районах развертывания ударной группировки противника и огневых позиций его артиллерии. Как и у соседей, в течение мая – июня все силы войсковой, инженерной и артиллерийской разведки 6 гв. А были нацелены на сбор информации о возможных районах сосредоточения немецких войск. Существенную помощь в этой работе оказывала 2-я воздушная армия. В её распоряжении находился 454-й бомбардировочный авиаполк, укомплектованный американскими самолетами «Бостон», которые были оборудованы современной фотоаппаратурой. Кстати, Центральный фронт тоже имел такие же средства разведки. Ещё в апреле штабу его артиллерии был передан 98-й отдельный корректировочно-разведывательный авиаполк в составе четырех эскадрилий. Оба полка активно использовались для выявления позиций вражеских огневых средств, НП и крупных складов перед фронтом армий первого эшелона. «В подготовительный период летчики проделали огромную работу по многократному крупномасштабному фотографированию всей глубины немецкой обороны, – вспоминал начальник штаба артиллерии Центрального фронта генерал Г.С. Надысев. – К началу оборонительного сражения все штабы артиллерии армий главного направления были обеспечены картами с подробными дешифрованными данными о противнике»[464]. Однако, как покажут дальнейшие события, полностью вскрыть схему распределения огневых средств неприятеля и районы развертывания его ударных группировок разведке обоих фронтов не удалось. Причин несколько.
Первая – это слабость нашей разведки. Не секрет, что в это время войсковые разведорганы Красной армии проходили стадию реформирования и фактически только становились на ноги, в то время как враг умело и энергично применял уже отработанные способы маскировки с учетом технических возможностей советской стороны. Один из простейших и наиболее распространенных способов выявления мест сосредоточения противника – заброска в его расположение разведгрупп и систематическое наблюдение (подслушивание) за его поведением у кромки переднего края. Однако проникновение разведгрупп в тыл перед наступлением из-за высокой концентрации войск в тактической полосе и повышенных мерах контроля, которые в это время вводились немцами на переднем крае, было задачей предельно сложной и редко успешной. Поэтому разведка располагала в основном данными, собранными наблюдателями в ночное время, когда, как правило, и шла наиболее интенсивная переброска сил. С этой целью перед Курской битвой, например, в войсках Центрального фронта были прорыты ходы сообщения от наших траншей через нейтральную полосу (даже под рядами колючей проволоки) почти до боевых позиций врага. Для скрытого наблюдения (прослушивания) его ближайших тылов в этих траншеях специально подбирали солдат с хорошим слухом, зрением и способностями длительное время сосредотачивать внимание при наблюдении, а при наличии и со знанием немецкого языка. В обиходе их называли «слухачами». Из воспоминаний сотрудника разведотдела 13 А полковника В.М. Дорошенко: «Данные наблюдения дополнялись подслушиванием. Для этого каждую ночь небольшие группы разведчиков покидали свои траншеи и, преодолевая бесчисленные минные поля и проволочные заграждения, уползали в темноту. Бесшумно подбирались они к вражеской обороне и с удобных мест слушали, что делалось в стане врага. Полученные сведения групп подслушивания сопоставлялись с другими данными, и по ним в разведывательном отделе армии безошибочно определяли смену немецких частей и соединений. Так, в начальный период нам удалось установить смену 20-й танковой дивизии гитлеровцев на левом фланге армии. Данные наблюдения и подслушивания в этом случае подтвердила радиоразведка»[465].
Такие «секретные» траншеи были выявлены немцами ещё в мае во время проведения ими разведки боем в полосе 48 и 13 А. Тогда командование 9-й армии ошиблось, расценив их как средство для скрытного подвода сил с целью неожиданного удара по передовым подразделениям, и распорядилось лишь усилить наблюдение за тыловой полосой наших войск, чтобы не упустить момент начала формирования ударной группировки. Но в нескольких местах они сохранились, и ими активно пользовались наши разведчики перед началом боёв, чтобы повысить точность собираемой информации. Однако добывать необходимые данные с каждым днём становилось все труднее. Немецкая сторона пристальное внимание обращала на средства маскировки. Указания о её активном использовании давались уже в первом приказе Гитлера № 6 от 15 апреля 1943 г. о проведении «Цитадели»[466]. К началу июля система различных мер маскировки и дезинформации работала в полном объёме. И хотя скрыть перегруппировку значительных сил у Курской дуги было невозможно, сохранить в тайне конкретные районы сосредоточения отдельных соединений и частей, а также незаметно подтянуть тяжелое вооружение к переднему краю неприятеля удавалось часто. Вот лишь один пример. С 1 по 4 июля 1943 г. в полосу 41-го танкового корпуса 9 А, которая готовилась наступать через полосу Центрального фронта, начали подходить новые тяжелые самоходные орудия «Фердинанд». По оценке самих немцев, обычному человеку шум их двигателей был слышен за 30 км[467], что значительно больше, чем работа силовой установки других танков. При этом звук работы двигателя этой САУ имел ещё и характерную особенность, непохожую на шумы какой-либо иной техники. В распоряжении армии Моделя транспорта, способного перевозить по полевым дорогам и шоссе «Фердинанд», который имел боевой вес более 65 тонн, не было. Поэтому для их переброски была разработана специальная система маскировки, а именно: движение самоходных установок сопровождалось полетами нескольких самолетов над этим районом, чтобы их гул заглушал работу двигателей бронетехники. Это требование для марша батальонов САУ было специально оговорено в распоряжении штаба 9 А, однако оно не всегда выполнялось. Так, например, в ночь на 2 июля из-за ненастья самолеты летать не могли, и самоходки шли без их сопровождения. Опасаясь, что советская разведка зафиксировала их передвижения, командование 9 А на следующий день приказало штабу 23 ак днём начать перемещение других самоходок StuG в полосу 216 пд через район, где ночью находились «Фердинанды». Расчёт был прост: если подход «Фердинандов» советской разведкой был обнаружен, движение штурмовых орудий создало бы впечатление, что они из этого места уходят[468]