[564]. На штабном языке это называлось лобовыми ударами. Простые же солдаты о таких командирах говорили более грубо, но оттого не менее точно и ёмко: «Заставь дурня Богу молиться, он весь лоб разобьёт». Именно против такого бездумного подхода были нацелены распоряжения и приказы, издававшиеся в это время командованием Воронежского фронта. Вот цитата из одного такого документа, который был направлен командирам соединений, вплоть до дивизий, и подписанный лично Н.Ф. Ватутиным: «…Силы артогня полностью не используются, артиллерия в динамике боя отстаёт от пехоты и танков. В дальнейшем не допускать отставание артиллерии. Всякое сопротивление подавлять массированным артминогнём и огнем во взаимодействии пехотного оружия. Отмечается много лобовых ударов и слишком много применяется маневра на окружение противника. Недостатки в тактике действия войск немедленно устранить…Обратить внимание на лучшую организацию взаимодействия огня»[565].
В первые несколько суток Курской битвы в войсках, оборонявшихся в полосе наступления главной группировки Манштейна, эти проблемы накладывались на серьёзные объективные трудности, связанные с управлением, прежде всего в 6 гв. А. Основная причина – сложная конфигурация фронта, которая сложилась после прорыва корпуса СС на прохоровское направление 6 июля 1943 г. и в ходе дальнейших боев в её полосе. К этому моменту сплошного рубежа обороны не было. Весь армейский участок оказался разорван на несколько частей, поэтому единого центра управления создать не удалось. Частью дивизий, которые вместе с войсками 1 ТА прикрывали обоянское направление, командовал сам И.М. Чистяков, его основной КП располагался в балке у села Кочетовка. Группой дивизий, удерживавших территорию вдоль р. Липовый Донец, руководил его заместитель генерал-майор П.Ф. Лагутин с ВПУ в селе Сажное. Эти две группы войск были разделены участками обороны соединений двух других армий – 1 ТА и 69 А, т. е. войска перемешались. Группировки Чистякова действовали обособленно друг от друга, и координировать их боевую работу в таких условиях оказалось крайне сложно. Ещё труднее поддерживать с ними устойчивую связь и обеспечивать всем необходимым. В некоторых случаях, как это было с 51 гв. сд, части самих стрелковых дивизий были разбросаны по всему фронту на расстоянии до 30 км.
В этих условиях были крайне важны слаженность и синхронность в действиях руководства 6-й гвардейской и 1-й танковой. Но, к сожалению, в ходе Курской битвы наладить необходимое взаимодействие их штабам не удалось. Сражаясь на одном боевом участке, имея порой войска в одних и тех же окопах, их командование не смогло выстроить эффективной системы взаимоотношений ни между своими дивизиями и корпусами, ни между армейскими управлениями. Оба объединения воевали по принципу – каждый за себя. Вот что докладывал офицер Генштаба при штабе 6 гв. А об уровне взаимодействия: «В боевых порядках армии действовала 1 ТА, но штабы армий не стремились к получению постоянной, взаимной информации, в результате взаимодействия пехоты и танков было недостаточно. Все карты оперативного отдела штаба армии не имели боевых порядков 1-й танковой армии, поэтому затруднялось обеспечение стыков между соседними соединениями и даже приводило к напрасным жертвам»[566].
Подобная проблема, хотя и в меньших масштабах, возникла в это же время и в 1 ТА. На её правом фланге и в центре полки и бригады 6-го танкового и 3-го механизированного корпусов, а порой и батальоны были густо перемешаны друг с другом и с частями двух дивизий 22 гв. ск, а также с войсками, прибывавшими на усиление из 38 и 40 А. Выдвинутые в полосу 3 мк танковые бригады 6 тк имели двойное подчинение. Чтобы произвести необходимую перегруппировку сил или отвести на подготовленный рубеж подразделения, комбриги были вынуждены в ходе боя, когда каждая минута на счету, связываться со штабами обоих корпусов и испрашивать разрешение обоих комкоров. В условиях нехватки радиостанций и плохой работы средств связи большинство задуманных решений из-за этого заранее обрекалось на провал. По такой же схеме приходилось работать при передаче своих приказов и распоряжений командирам корпусов.
Танковые армии однородного состава были в Красной армии формированием новым, поэтому ряд важных моментов при их создании оказались упущенными или до конца не продуманными. В результате, когда по приказу Н.Ф. Ватутина 1-я танковая армия М.Е. Катукова для удержания обоянского и прохоровского направлений с 7 июля 1943 г. взяла на себя функции общевойсковой, она не имела для этого необходимых средств обеспечения, в первую очередь средств связи, и штата личного состава в штабах всех уровней. Достаточно сказать, что, например, штат командующего артиллерией танковой армии был сокращён относительно общевойсковой более чем на 50 %, а в ходе Курской оборонительной операции 1 ТА получила в два раза больше артчастей и соединений, чем 6 гв. А имела перед началом немецкого наступления. Принять эти силы, как требовали директивные документы, выстроить систему управления ими и эффективно использовать их командующий артиллерией 1 ТА полковник И.Ф. Фролов и его штаб были не в состоянии. Хотя он и его подчиненные делали для этого всё возможное. «На протяжении нескольких дней боёв, – отмечал командующий, – в штабе артиллерии оставался лишь один оперативный работник, остальные командиры непрерывно были в частях»[567].
Тем не менее о прибытии на участок обороны ряда артполков усиления командование артиллерии узнавало, когда в частях заканчивались боеприпасы и их представители приезжали на армейские склады за снарядами. Понятно, что в таких условиях нельзя было создать централизованное эффективное управление артиллерией армии, и артсредствами управляли в основном старшие начальники на боевых участках, где развёртывались прибывавшие полки.
Но значительно большей проблемой стало отсутствие единой, гибкой и многоканальной системы связи в звене армия – корпус – бригада. Дело в том, что после выхода утром 6 июля 1 ТА на вторую армейскую полосу с обоими передовыми корпусами (6 тк и 3 мк) её штаб немедленно установил все виды связи, в том числе и проводную общеармейскую, и связь штаба артиллерии. Однако уже через сутки боя, 7 июля, в результате вклинения немцев на участке 3 мк генерала С.М. Кривошеина проводная связь была снята из-за угрозы полного уничтожения кабельных линий. А с подошедшим на прохоровское направление 31 тк генерал-майора Д.Х. Черниенко, как указано в отчёте штаба армии, в полном объёме связь вообще не устанавливалась из-за «неумения начальника связи корпуса организовать её в реальных условиях сложившейся боевой обстановки»[568], плохой подготовки батальона связи и высокой динамики боёв. Таким образом, устойчивая многоканальная связь была лишь с 6 тк, а связываться же с корпусами Кривошеина и Черниенко, а также их управлениям со своими бригадами с каждым днём становилось всё сложнее. Из-за господства люфтваффе армейский авиаполк связи мог использоваться лишь ограниченно. Катастрофически не хватало автотранспорта, тем не менее именно офицеры связи были наиболее надёжным средством управления войсками в критические моменты при доставке важных приказов и распоряжений исполнителям. Основным каналом передачи и получения оперативной информации в войсках, оборонявших обоянское и прохоровское направления, стало радио, но в процессе боя часть радиостанций в соединениях вышла из строя. В частности, в районе села Яковлево 7 июля был подбит радийный танк командира 3 мк, разбиты радиостанции штаба 1 и 3 мбр. Выступая перед командным составом 1 ТА на совещании по итогам Курской битвы, генерал-майор С.М. Кривошеин отмечал[569]: «Управление в корпусе было организовано через командный и наблюдательный пункты. В мою оперативную группу на НП входили представители от оперативного и разведотделов, а также офицеры связи корпуса, частей и соединений, представители шифротдела, связи и две радиостанции. При отдаче распоряжений и получении информации широко применялся вызов командиров к радио. Но обеспечение корпуса рациями РСБ совершенно неудовлетворительное. Наличие в каждой бригаде по одной рации РСБ в штабе позволяет иметь твёрдую, устойчивую штабную связь, но отсутствие второй рации РСБ у комбрига не давало возможности установить командирскую связь между командиром бригады и командиром корпуса. Рация Р-9 на танке комбрига на практике работает надёжно только на расстоянии 4–5 км, поэтому в основном связь командира корпуса и командира бригады велась по штабной линии.
Расчёт радиосредств с нагрузкой на каждую радиостанцию 2–3 абонента себя не оправдал… запаздывали срочные сообщения от командиров бригад… В корпусе необходимо иметь не менее 8 радиостанций РСБ, из которых минимум две смонтированные на танках, а остальные на «виллисах»[570].
Тяжёлое положение сложилось и в 31 тк. Штаб 1 ТА был вынужден срочно сформировать группу из четырёх радиостанций большей мощности типа РАФ и направить в корпус. Это в определенной мере выправило ситуацию в звене корпус – армия, но полностью отладить связь внутри корпуса, на уровне корпус – бригада – батальон, до конца операции так и не удалось.
Положенные по штату в оперативном отделе 1 ТА 13 офицеров связи полностью решить проблему не могли, так как в особо напряженные моменты рассылались для оперативного подвода к передовой двигавшихся из 38 и 40 А частей и соединений. 8 и особенно 9 июля ситуация со связью сложилась очень тяжёлая. Начальник штаба генерал-майор М.А. Шалин был вынужден направить в войска весь состав штаба артиллерии для встречи и развертывания подходивших иптап и иптабр всех офицеров связи, часть оперативного отдела и ещё целый ряд офицеров других отделов были задействованы на передовой для отслеживания оперативной обстановки и передачи в управление.