ью. Для удержания плацдарма на Немане западнее г. Алетус была выдвинута 5 тд, но её части не успели занять оборону. Во встречном бою с 3 ТГ генерала Г. Гота она потерпела поражение и уже в ночь на 23 июня 1941 г., оставив Алетус, с четырьмя десятками уцелевших боевых машин начала отходить на Каунас и Вильнюс. Затем противник рассеял и 84-ю мотострелковую дивизию.
2 тд планировалось использовать на таурагенском направлении во фронтовом контрударе 23 июля по прорвавшемуся неприятелю в полосе 8 А. Но контрудар провести не удалось. В районе Россиены дивизия попала в окружение, в её расположении находилось и управление 3 мк, который к тому моменту был практически полностью разгромлен. 26 июня вражеские автоматчики, прорвавшиеся на танках, одновременно атаковали и штаб дивизии, и корпуса. Бой был ожесточённый и неравный, многие офицеры погибли, среди них и командир 2 тд. Связь с 11 А была потеряна. В этой ситуации командир корпуса принял решение уничтожить всю технику и прорываться из кольца. «…Тяжёлые испытания выпали на нашу долю, – вспоминал П.А. Ротмистров. – Около двух месяцев продвигались мы через леса Белоруссии и северной Брянщины на восток, обходя ночами города, деревни и сёла, занятые крупными гарнизонами врага, уничтожая тыловые подразделения гитлеровцев, колонны их автомашин с боеприпасами и различным снаряжением. Несмотря на все тяготы и лишения, наши люди не пали духом, не теряли облик советских воинов. Они вышли у линии фронта в военной форме, имея при себе личное оружие и документы, а коммунисты – партийные билеты.
После выхода из окружения из танкистов группы генерала А.В. Куркина были сформированы и направлены на заводы за получением новой техники танковые экипажи. Старшему командному составу, в том числе и мне, было приказано следовать в Москву»[773].
Выйти из окружения удалось лишь 28 августа. После перехода через линию фронта весь личный состав подвергся жёсткой проверке органами военной контрразведки. В то время это было обычным делом, но в то же время очень серьёзным испытанием. П.А. Ротмистров прошёл её относительно быстро. Тот факт, что бойцы и командиры вышли компактно, сохранив документы и оружие, сыграло ключевую роль. Вероятно, повлияла и давняя дружба Павла Алексеевича с заместителем наркома обороны и начальником ГАБТУ генерал-лейтенантом Я.Н. Федоренко. При их первой встрече после выхода из окружения Яков Николаевич предложил ему стать начальником штаба управления, но, по словам П.А. Ротмистрова, он отказался и попросил направить на командную должность[774], но его просьба не была удовлетворена. Поэтому он тут же направил письмо И.В. Сталину и через день был назначен командиром формировавшейся в с. Костерёво (120 км юго-западнее Москвы) 8 тбр, а 9 сентября 1941 г. вступил в её командование. Это соединение для будущего командарма стало настоящей школой боевого опыта и мастерства командира. Однако первые дни на фронте в этой должности чуть не стоили ему и карьеры, и свободы. Обстановка поджимала, и комплектование проводилось в ускоренном темпе. Уже во второй половине месяца бригада была направлена на Северо-Западный фронт. После разгрузки на ст. Валдай Новгородской области практически с ходу она приняла участие в боях совместно с войсками 11 А. В начале октября 1941 г. враг овладел г. Калинин[775] и тем самым перерезал Ленинградское шоссе. Поэтому 14 октября было получен приказ командующего Северо-Западным фронтом о переброске бригады в район Торжка для усиления калининского направления. Через сутки, совершив 250-километровый марш, она вышла в указанный район.
Здесь, на родной тверской земле, в течение двух тяжелейших месяцев битвы за Москву П.А. Ротмистрову предстояло защищать от захватчиков не только страну, но и свою малую родину. В этот период у Павла Алексеевича произошли две примечательные встречи. Первая – с человеком, под непосредственным руководством которого он будет сражаться в качестве командарма в Курской битве, Н.Ф. Ватутиным, впоследствии командующим Воронежским фронтом, а осенью 1941 г. – начальником штаба Северо-Западного фронта. Перед маршем к Торжку соединение Ротмистрова было включено во фронтовую оперативную группу под его командованием и являлось её передовым отрядом в районе Калинина. Вторую встречу можно назвать заочным знакомством двух противников. На северо-западном направлении действовала, в том числе и против 8 тбр, 3 тг генерала Г. Гота, будущего командующего 4 ТА, с гренадерами которой сойдутся в жестокой схватке под Прохоровкой гвардейцы танковой армии генерала П.А. Ротмистрова в июле 1943 г.
С ходу отбить Калинин не удалось. Ситуация продолжала ухудшаться, и 17 октября войска, действовавшие в этом районе, Ставка выделяет в самостоятельное оперативное направление, создаётся Калининский фронт под командованием генерал-полковника И.С. Конева. В его состав вместе с оперативной группой Ватутина была передана и 8 тбр. Первые несколько суток боев в районе Калинина (точнее, у села Медное) сложились для комбрига крайне неудачно и так же, как и в ходе сражения за Прохоровку в июле 1943 г., чуть не сломали ему карьеру. Он дважды был обвинен в трусости и невыполнении приказа, первый раз Н.Ф. Ватутиным, второй – И.С. Коневым. Об этих событиях ни сам Павел Алексеевич, ни его подчиненный генерал-майор А. Егоров, в ту пору командир 8 тп его бригады, в открытой печати ни разу не упоминали. Хотя последний в 1971 г. опубликовал в «Военно-историческом журнале» статью[776], посвящённую тем боям. Поэтому обратимся к недавно рассекреченным документам. Из распоряжения командира оперативной группы генерал-лейтенанта Н.Ф. Ватутина от 06.00 18 октября 1941 г., направленного П.А. Ротмистрову: «Ваши действия 17 октября 1941 г. достойны всяческого порицания и осуждения. Вы не выполнили моего устного приказа о немедленной высылке танков для поддержки 3/418 сп, а сделали это лишь утром 17 октября 1941 г. Формально, безответственно и беспечно Вы подошли к выполнению моего указания о занятии участка левее 3/418 сп. Если не было 46 мотоциклетного полка, надо было занять другими средствами. Ссылка на усталость и на неисправность машин несостоятельна. По-видимому, раскисли в первую очередь руководители – командиры. Вы беспечно проспали, и под носом у Вас проскочила в наш тыл незначительная группа танков, и должных мер к ее ликвидации не предпринято. Вы полностью отвечаете за прорыв танков и недопущение дальнейшего продвижения противника за р. Тверец.
Немедленно связаться со 133 сд и действовать совместно с ней. Невыполнение этого вынудит меня поставить вопрос о привлечении Вас к строгой ответственности. О ходе боя доносить мне кратко по радио 3 раза в сутки: к 9.00, к 15.00 и к 21.00»[777]. На документе есть пометка: «Получил в 21.00 18.10.1941 года Ротмистров».
В тот же день комбриг вновь получает сверху упреки в трусости, хотя документ до него доходит лишь утром 19 октября. Из распоряжения Н.Ф. Ватутина: «1. Противник в районе Калинина терпит поражение. Северо-западная часть города Калинина, Малица и Калинино занимают наши войска. Небольшая группа противника прорвалась в район Поддубки, Медное, Полустово, где отрезано от своих войск. Ваш отход преступен.
2. Приказываю немедленно, не теряя ни одного часа времени вернуться в Лихославль, оттуда совместно с частями 185 сд стремительным ударом на Медное, уничтожить прорвавшиеся группы противника, захватить Медное. В дальнейшем нанести удар на Калинино и 20.10.1941 войти в Калинин.
3. Вдоль шоссе из Торжка на Медное наступает отряд тов. Лукьянченко. С юга со стороны Волынцево выдвигается мотострелковая бригада 29 А.
4. Подчиняю Вас полностью себе. Требую самых решительных действий и полного напряжения. Пора покончить с трусостью»[778].
Командующий Калининским фронтом был более категоричен, 18 октября он направляет приказ командиру оперативной группы об аресте полковника: «Тов. Ватутину. Прошу Ротмистрова за невыполнение боевого приказа и самовольный уход с поля боя с бригадой арестовать и предать суду военного трибунала. В командование бригадой вступить начальнику штаба или командиру по Вашему выбору. Конев»[779].
Безусловно, обстановка, в которой отдавались такие приказы, была крайне напряженная, нервная и не всегда ясная даже её непосредственным участникам. Нам же тем более трудно, а быть может, и вообще невозможно выстроить ход тех событий и понять, был ли комбриг действительно виновен или нет. Определенно можно сказать лишь одно: Павлу Алексеевичу повезло, что в этот переломный момент на его жизненном пути встретился именно Н.Ф. Ватутин. Я далёк от мысли идеализировать последнего, да и факты, известные сегодня, не позволяют этого сделать. Тем не менее надо отдать должное сдержанности и дальновидности Николая Федоровича. Несмотря ни на что, он смог справиться с давлением И.С. Конева и эмоциями, которые явно перехлестывали через край, и удержаться от поспешных, жестких решений, на которые толкало его вышестоящее командование. Пройдёт относительно немного времени, и ситуация в точности повторится в июле 1943 г. Тогда снять с должности и отдать под суд командарма Ротмистрова потребуют более высокопоставленные представители из Москвы – член ГКО Г.М. Маленков и его комиссия. Вот в этот момент Николай Федорович помочь ему не сможет. Выручит тогда командарма из тяжелой ситуации товарищ и сослуживец Н.Ф. Ватутина, Маршал Советского Союза А.М. Василевский. Хотя, как рассказывали мне сотрудники Бронетанковой академии, служившие с П.А. Ротмистровым в 1950-е гг., в своих неприятностях под Прохоровкой он настойчиво винил именно Н.Ф. Ватутина и Н.С. Хрущёва. Но этой темы коснусь ниже.