Аня одобрила его решение:
— Ты, Павел, правильно рассудил. Долго здесь пробудешь?
— Неделю, а потом обратно в Самарканд, — ответил он. — У нас, курсантов, скоро состоится выпуск, мы станем лейтенантами и поедем кто куда, сам я буду просить направить меня на фронт.
— А как же Люся, да ещё с ребёнком? — спросила Аня. — Будет жить в Самарканде?
— Мы с женой ещё не обсуждали, где ей жить.
— Пусть приезжает в Саратов к отцу, у нас ведь три комнаты, места всем хватит. Или тебя что-то смущает?
— Да нет, Аня, — возразил Павел. — Надо подумать. — Он передохнул, ощущая толчки сердца. — Потом, после похорон мы об этом поговорим.
Аня молчала, о чём-то задумавшись, и вдруг спросила:
— А кто будет смотреть за домом Зары Фёдоровны?
— Сестра моего отца Даша, она живёт на противоположном берегу Волги, — сказал Павел. — Она не могла приехать на похороны, так как болеет. А пока не выздоровеет, за домом будет приглядывать наш сосед Пантелей Иванович.
— Да, тебе есть о чём подумать, Павел, — грустно заключила Аня.
Часть втораяЗВЁЗДЫ ГАСНУТ НА РАССВЕТЕ
Ты хочешь быть Цезарем —
должен иметь душу Цезаря.
Глава первая
Июль, 1943 гол.
Бои на Курской дуге не утихали ни днём, ни ночью, они ещё более ожесточились. Генерал армии Ватутин стоял у оперативной карты, испытывая чувство неудовлетворённости, какое часто бывает, когда что-либо упустишь. Потом он попросил дежурного связиста соединить его с командующим 69-й армией генералом Крюченкиным.
— Слушаю вас, товарищ Фёдоров! — зазвучал в трубке голос командарма.
— Это я слушаю тебя, Василий Дмитриевич! — осадил его командующий фронтом. — Почему нет информации, какая у вас на этот час ситуация? Как ведёт себя противник? Я тут волнуюсь, переживаю, на душе тревожно, не смяли ли фрицы оборону твоих рубежей!
— А что докладывать? — В трубке раздался смешок. — Немцы не прекращают своих атак, уже бросают в бой пьяных солдат, а мы их косим из автоматов...
— Знаешь, о чём я подумал? — прервал командарма Ватутин.
— Скажите, товарищ Фёдоров... — донёсся далёкий голос генерала.
— Нам надо усилить войсками Обонянское и Прохоровское направления.
— Надо бы, — подхватил командарм, — но резервов у меня нет. Вот если вы их подбросите, тогда другое дело, — ворчливо произнёс он. — Фрицы что крысы, ищут любую щель в обороне, только бы просочиться. Мы тут все измотались...
— Верю, — вновь прервал его Ватутин. — Вот что, Василий Дмитриевич: войска этих двух направлений мы решили объединить в одних руках, и эти руки — твои! Что скажешь?
— Я согласен, если дадите резервы, — гулко отозвался командарм.
— Они есть, Василий Дмитриевич, штаб фронта считает эти силы достаточными, чтобы дать отпор гитлеровцам...
Манёвр удался, и как ни старались немцы протаранить нашу оборону и выйти к Обояни, а затем развить удар на Корочанском направлении, им это не удалось. Но из допроса пленных выяснилось, что гитлеровцы не отказались от своего замысла, поэтому обстановка оставалась опасной и напряжённой. Генерал армии Ватутин решить сорвать планы врага, но где взять резервы для этого? Тут нужна помощь Ставки. Начальник штаба генерал Иванов предложил доложить об этом Верховному главнокомандующему.
— У нас в резерве таких войск нет, а оголять другие участки фронта, где также идут тяжёлые оборонительные бои, мы никак не можем, — сказал он.
— Семён Павлович прав, — подал голос член Военного совета генерал Хрущёв, вернувшийся из поездки к танкистам.
— Ну что ж, придётся так и сделать, — усмехнулся Ватутин, — но прежде посоветуюсь с представителем Ставки на Воронежском фронте маршалом Василевским, а он сейчас завтракает.
Пока судили-рядили, как им поступить, пришёл маршал. Ватутин показывал Иванову что-то на карте, но, увидев Василевского, умолк.
— Чем озабочен командующий фронтом? — поинтересовался маршал. — У вас тут какой-то заговор, да?
И Николай Фёдорович со свойственной ему прямотой раскрыл «секрет» своего беспокойства. Выслушав его, Василевский коротко промолвил:
— Ваше решение считаю правильным и поддерживаю его.
Ватутин позвонил по ВЧ Сталину. Выслушав его, тот спросил:
— А как на это смотрит товарищ Александров?
— Он поддерживает просьбу Военного совета фронта, — лаконично ответил Ватутин.
— Хорошо, — спокойно произнёс Верховный. — Сейчас я переговорю с генералом Антоновым, какие войска может выделить Ставка в распоряжение Воронежского фронта, и дадим вам знать.
Решение было на редкость щедрым, чему удивился даже сам Ватутин. Ставка приказала командующему Степным фронтом генералу Коневу выдвинуть на Курско-Белгородское направление три армии. 27-я армия генерала Трофименко с приданным ей 4-м гвардейским танковым корпусом выдвигались в район Курска, 53-я армия генерала Манагарова с 1-м механизированным корпусом перебрасывались на участок Букино—Солнцево—Нечаеве, чтобы создать сильный заслон на Прохоровско-Курском направлении; 5-я гвардейская армия генерала Жадова занимала тыловую армейскую полосу обороны на участке Обоянь—Прохоровка и поступала в подчинение командующего Воронежским фронтом. Правда, из артиллерийских средств Ставка выделила Ватутину только одну 10-ю истребительно-противотанковую артиллерийскую бригаду, хотя он рассчитывал на большее.
— Ничего страшного в этом нет, — усмехнулся Ватутин. — У нас есть немало и своей противотанковой артиллерии, надо лишь умело использовать её в борьбе с танками. Я правильно говорю?
— Правильно, товарищ командующий, — коротко ответил командующий артиллерией фронта. — У нас на танкоопасных направлениях вполне достаточно пушек.
При анализе обстановки, сложившейся на 10 июля на Воронежском фронте, Ватутин и начальник штаба генерал Иванов пришли к выводу, что немцы могут перенести удар из района Ясная Поляна—Озеровский на Шахово, а из района Мелехова на Ржавец, чтобы попытаться окружить наши войска, которые оборонялись севернее Белгорода. В связи с этим следовало прикрыть Прозоровское и Корочанское направления. С этой целью командующий фронтом и объединил руководство всеми войсками под контролем командующего 69-й армией генерала Крюченкина, о чём он и сказал командарму. Ему он подчинил пять гвардейских и четыре стрелковые дивизии, 2-й гвардейский танковый корпус, 148-й танковый полк, 96-ю танковую, 30-ю истребительно-противотанковую и 27-ю артиллерийскую бригады, два истребительных противотанковых полка и один гвардейский миномётный полк.
— Твоя задача, Василий Дмитриевич, — говорил командарму 69-й командующий фронтом, — прочно занять оборону на линии Васильевка—Беленихино—Шляхово—Мясоедово. И ни шагу назад, стоять насмерть!..
Командованию фронта из разведданных стало известно, что большая группировка немецких войск действует и в полосе 7-й гвардейской армии генерала Шумилова. Ватутину пришлось лично переговорить с командармом и потребовать, чтобы враг не нанёс удар в стык 69-й и 7-й гвардейской армий.
— Ты должен укрепить свой правый фланг и не дать врагу осуществить свой замысел, — строго предупредил Шумилова Ватутин. — Ну а если немцы налягут на 69-ю армию Крюченкина, помоги ему. Взаимная выручка в традициях наших бойцов, да ты знаешь об этом не хуже меня. Под Сталинградом твоя 64-я армия крепко побила врага, давай и здесь покажи, на что способны твои орлы-гвардейцы. Я на тебя надеюсь.
— Ударим, как надо, товарищ командующий, — гулко отозвался в трубке голос генерала.
Командование вермахта начинало сознавать, что попытка прорвать нашу оборону и выйти в район Курска ударом на Обоянь успеха не принесёт. За пять дней ожесточённых боёв немцы понесли большие потери, особенно в танках, на которые Гитлер возлагал большие надежды. Казалось бы, далее бессмысленно осуществлять операцию «Цитадель». Об этом уже стали поговаривать сами гитлеровские генералы. Но фюрер отдал приказ продолжать операцию «Цитадель». Наступлением на Прохоровском направлении враг надеялся выйти к Курску «кружным путём». Однако на пути у него была Прохоровка, где «русские сражаются с небывалым размахом и стойкостью», как писала немецкая военная газета. С целью сокрушить оборону на подступах к Прохоровке немцы планировали осуществить два удара: один из района «Красный Октябрь» вдоль шоссе на Прохоровку силами 48-го и 2-го танковых корпусов СС, другой — из района Мелехова на Верхний Ольшанец и далее на север, на Прохоровку, силами 3-го танкового корпуса. У противника был расчёт и на то, что ему удастся окружить войска 69-й армии.
— А что, враг жесток и коварен, и он может попытаться это сделать, — скрипуче произнёс генерал Иванов и, поспешно шагнув к столу, взял свою рабочую карту. — Надо бы предупредить генерала Крюченкина. Вы это сделаете, Николай Фёдорович, или мне позвонить?
— Сам переговори с ним, — бросил через плечо Ватутин — он что-то чертил на своей карте, но тут же спохватился: — А зачем его предупреждать? У него есть своя разведка, вот и пусть она информирует командарма. — Ватутин взглянул начальнику штаба в лицо. — Мы с тобой, Семён Павлович, сейчас выступаем в роли нянек. Куда это годится?
— Мы, Николай Фёдорович, не няньки, — с горячностью возразил генерал Иванов, — но вы же сами видите, как быстро и резко меняется обстановка в полосе обороны 69-й армии. А вдруг командарм где-то даст промашку и эта промашка выльется в большую неприятность не только для его армии, но и для всего Воронежского фронта? — Начальник штаба ждал, возразит ли ему Ватутин, но тот, сжав губы, молчал. — Нет, товарищ командующий, помочь командарму осознать возникшую для войск его армии опасность не грех. Мы ведь с ним сейчас в одной упряжке находимся.
— Да у тебя, Семён Павлович, талант писателя! — тонким голосом произнёс командующий фронтом. — В одной упряжке... — насмешливо повторил он. — Выходит, мы с тобой похожи на рысаков, а? Образное ты нашёл сравнение, мне оно понравилось. — Он вновь в упор посмотрел на генерала Иванова, но не с упрёком, а с едва заметным вызовом: похоже, готовился вступить с ним в полемику. — А кто же в таком случае нас подстрахует, чтобы мы не сбились с правильной дороги?