— Николай Герасимович, у меня создалось впечатление, что вы весьма легко решаете свои флотские проблемы, или были трудности? — спросил Молотов.
— Были трудности, и немалые, Вячеслав Михайлович, особенно по Северному флоту, когда туда, в наши порты Архангельск и Мурманск, стали приходить союзные конвои с грузами. И я не раз обращался к вам за помощью: то в портах не хватало подъёмных кранов и корабли разгружали вручную моряки Северного флота, то адмирал Головко просил дать ему самолёты, чтобы прикрыть конвои и Мурманск от воздушных налётов, то у командующего Северным флотом адмирала Головко не было топлива, чтобы снабдить им корабли союзников. У меня от всего этого болела голова, — признался Кузнецов, — и я благодарен вам, что вы поддерживали меня как наркома...
— Кстати, об адмирале Головко, — прервал его Верховный. — На днях он звонил мне и доложил о проблемах, которые крайне волнуют его. Вот уже седьмой месяц, как не идут в наши северные порты союзные конвои, а к пространству Северной Атлантики по-прежнему прикована немалая часть боевых сил Северного флота, хотя эти силы позарез нужны для защиты подходов к Арктике и коммуникаций в Карском море. Тем, что конвои союзников к нам не идут, воспользовалось немецко-фашистское командование, — недовольным тоном продолжал Сталин. — По словам адмирала Головко, оно сняло часть своих подводных лодок дальнего действия с коммуникаций Атлантического океана и направило их против Северного флота с задачей проникнуть в Карское море. Что делать адмиралу Головко? Может, подскажете, товарищ Кузнецов?
Наркому ВМФ словно отвесили пощёчину. Но он не растерялся, а, подавив в себе вспыхнувшую было бурю, своей волевой выдержкой загасил её и, передохнув, произнёс:
— Сейчас я не отвечу, надо ещё кое-что проанализировать по корабельным силам Северного флота, а позже готов вам доложить.
— Может, вы что-нибудь скажете нам? — Сталин поднял с места генерала армии Антонова. — Генштаб что-то делает в этом направлении?
— Да, но мы в Генштабе ещё не обсудили эту проблему до конца, — ответил Антонов. — И с наркомом ВМФ мне нужно переговорить. Если требуется срочно, товарищ Сталин, то свои предложения Генштаб доложит вам завтра.
— Завтра к 18.00 вам и наркому ВМФ Кузнецову быть у меня, — распорядился Верховный. — Я продолжу разговор о звонке адмирала Головко. — Он взял со стола стакан с боржоми и немного отпил. — Вторая проблема командующего Северным флотом тоже сложная, но решить её мы должны, товарищи. Головко просит дать ему самолёты, чтобы надёжно прикрыть Карское море, а также предупредить нападение немецких подводных лодок на конвои. Кстати, товарищ Кузнецов, адмирал Головко говорил вам об этом?
— Говорил, товарищ Сталин, но у авиации ВМФ нет таких резервов, — объяснил нарком ВМФ. — Я попытался замолвить слово перед командующим ВВМ Красной армии генералом Новиковым, но он сказал, что этот вопрос надо решать с вами, товарищ Сталин.
Верховный резко вскинул брови.
— А ко мне прийти не решились? — усмехнулся он в усы.
— Если честно — да, не решился, вы с Генштабом как раз обсуждали действия Центрального и Воронежского фронтов на Курском направлении, и я не стал вам мешать.
Сталин нажал на столе кнопку звонка, и тотчас в кабинет вошёл генерал Поскрёбышев.
— Где сейчас командующий ВВС Красной армии генерал Новиков? — спросил он. — Не на Западном ли фронте?
— Там, — подтвердил Поскрёбышев. — А что?
— Свяжитесь с ним и передайте, чтобы завтра в час дня он был у меня.
— Будет исполнено! — козырнул генерал и вышел.
Сталин взял со стола трубку, выбил из неё пепел и стал набивать её табаком из разломленной папиросы. Прикурил и, раскурив трубку, снова заговорил:
— Вот что, нарком Военно-морского флота. У меня родилась хорошая мысль — вызвать в начале октября адмирала Головко в Ставку. Послушаем его отчёт о действиях Северного флота, тогда же и решим, чем ему помочь. Вы, Николай Герасимович, скажите об этом Арсению Григорьевичу, а вы, Алексей Иннокентьевич, подготовьте справку по Северному театру боевых действий. А мы с Вячеславом Михайловичем напишем Черчиллю о союзных конвоях, когда, наконец, к нам пойдут их транспорты с ценным для нас грузом. После трагической гибели конвоя PQ-17 Черчилль прекратил отправку конвоев до наступления полярной ночи. Теперь важно убедить его, чтобы он продолжил отправку грузов Северным путём.
— Это было бы кстати, — негромко обронил Кузнецов. — И Головко не тревожил бы нас своими вопросами.
— Вы всё сказали по Азовской военной флотилии? — спросил Сталин наркома ВМФ после некоторого молчания.
— Хотел бы ещё сказать вот о чём, — сдержанно произнёс Николай Герасимович. — Об укреплении боевой готовности флотилии я не раз говорил в Ставке, и мне очень помогали. Вот яркий тому пример. Ещё в апреле 1943 года, когда Красная армия готовилась к ожесточённым боям на Курской дуге, маршал Жуков в своём докладе в Ставке о планировании боевых действий по разгрому врага на Таманском полуострове предложил установить двойную подчинённость флотилии — Северо-Кавказскому и Южному фронтам. Это позволило адмиралу Горшкову максимально использовать корабли и суда флотилии в наступательных операциях обеих фронтов.
— Вы, наверное, просили об этом Жукова? — задал вопрос Верховный, хотя был уверен, что так оно и было. Но станет ли нарком ВМФ отрицать это? Нет, отрицать адмирал не стал, что польстило Верховному.
— Маршал Жуков ваш заместитель, и я объяснил ему ситуацию, — честно признался нарком ВМФ. — А вас беспокоить не решился...
— Товарищ Сталин ворчит, товарищ Сталин не в духе, товарищ Сталин недоволен, так, да? — Он зло усмехнулся, а в глазах сразу же появился недобрый огонёк.
Кузнецов дипломатично промолчал, но очередной вопрос Верховного заставил его заговорить.
— Корабли и суда флотилии находятся в Ейске? — спросил Сталин.
— Главная база флотилии раньше находилась в Мариуполе, но после захвата врагом города в октябре сорок первого корабли флотилии перебазировались в Ейск и Приморско-Ахтарск, — ответил Кузнецов и хотел было показать эти порты на карте, висевшей на противоположной стене, но Сталин бросил: «Не надо», — и нарком ВМФ вернулся на прежнее место.
Верховный предупредил его:
— Смотрите, как бы нам не пришлось делать с кораблями флотилии то, что едва не свершилось на Балтике, в частности в Ленинграде...
— Мы тогда, Иосиф, едва не потеряли флот! — бросил реплику Молотов. — Хорошо, что ты принял верное решение...
«Если бы не я, то приказ Верховного провели бы в жизнь», — не без чувства самолюбия подумал нарком ВМФ, но возражать не стал.
Что имел в виду Сталин? Когда осенью 1941 года немецко-фашистские войска подошли к окрестностям Ленинграда и над городом возникла серьёзная угроза, Сталин вызвал в Ставку наркома ВМФ адмирала Кузнецова и приказал ему подготовить весь флот и все боевые объекты на берегу к полному уничтожению.
— Ничего не должно достаться фашистам, — изрёк Верховный. — Объясните всё это командующему флотом адмиралу Трибуцу и лично проконтролируйте ход работ.
— Всё сделаем так, как вы приказываете, — заверил Сталина Николай Герасимович, хотя ему до боли в сердце стало жаль корабли. Но иного выхода, как уничтожить их, Ставка не находила. — А не лучше ли мне съездить туда? — спросил он. — Задание для адмирала Трибуца серьёзное, и я опасаюсь, как бы он не растерялся.
— Ехать вам не разрешаю, — грубо отрезал Верховный и добавил: — Туда ведь надо лететь на самолёте, а это чертовски опасно...
Бывший в то время начальником штаба Краснознаменного Балтийского флота адмирал Пантелеев вспоминал: «Хотя Сталин и подписал эту страшную директиву, но к нам на флот не послал, ограничившись лишь устным приказанием наркому ВМФ Н. Г. Кузнецову. Мы тогда составили план уничтожения флота и всех береговых батарей. Это была мучительная работа для всего штаба флота. Когда положение на фронте стабилизировалось, новый командующий фронтом Г. К. Жуков написал Сталину, что на флоте всё руководство в панике, собирается уничтожать весь флот и все батареи. В правительстве и в ЦК были возмущены этим обстоятельством. Н. Г. Кузнецову приказали снять В. Ф. Трибуца, всех членов Военного совета и меня как начальника штаба флота. Конечно, над нашими головами навис меч. Нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов доложил Сталину, что на Балтике никакой паники нет: «Комфлот Трибуц точно выполнил ваше приказание, которое вы лично отдали мне». Сталин вспомнил и приказал никаких репрессий к командованию Балтийского флота и прежде всего к Трибуцу не применять. Если бы Николай Герасимович промолчал, а документа, подписанного Сталиным, ни у наркома ВМФ, ни у нас в штабе не было, то всем было бы несдобровать в тот горячий 41-й год. Николай Герасимович выручил всех...»[25]
(10 октября 1943 года адмирала Головко вызвали в Ставку, где он доложил обстановку на театре и высказал свою точку зрения на всё то, что затрудняло действия Северного флота. Головко не преминул подчеркнуть, что прекращение отправки союзных конвоев через Северную Атлантику отнюдь не позволило командованию флота высвободить часть боевых сил.
— Всё равно мы обязаны поддерживать оперативный режим на внешнем направлении в пределах своей зоны, — заметил командующий флотом, — и быть постоянно готовыми обеспечить безопасность конвоев. Между тем возможности для этого у нас по-прежнему ограниченные...
Сталин внимательно слушал, но когда адмирал Головко, отвечая на вопросы, стал возражать, заметно повысив голос, он с раздражением стукнул трубкой по столу и громко сказал:
— Мы вас вызвали не пикироваться, а дать объяснения и чтобы помочь вам. Вы говорите, что выходы в Арктику нельзя закрыть всеми подводными и надводными силами... — И вдруг спросил: — А воздушными?
— Это уже лучше, — ответил Головко. — В обеспечении безопасности арктических коммуникаций первое звено в настоящих условиях самолёты противолодочной обороны. Их-то и не хватает флоту.