В отношений так называемых национальных меньшинств следовало усиленно эксплуатировать идеи их национальной независимости и непреодолимых национальных и культурнорелигиозных отличий от русских. В обращениях к украинским и тюркским солдатам необходимо было приводить факты их истории, показывающие угнетение народов Украины и Средней Азии со стороны Московского царства; подчеркивать то, что они в лучшую сторону отличаются от русских и могут быть причислены к «арийским» народам рейха, тогда как русские всегда будут относиться к ним как к неполноценным, «второсортным» людям (в этом отношении показательным является тот факт, что, несмотря на пропагандистские заявления политической элиты СССР о приверженности принципам интернационализма и дружбы народов, среди 1100 старших офицеров и генералов Красной армии, которые во время войны командовали армиями и корпусами или исполняли обязанности командующих оперативными и оперативно-тактическими объединениями, не было ни одного представителя коренных народов Средней Азии676); указывать на постоянное пренебрежение их национальными обычаями и религией со стороны политической элиты Московского царства.
Во время Первой мировой войны попытка царского правительства начать массовую мобилизацию в армию киргизов и казахов вызвала ряд антиправительственных выступлений и локальных восстаний с их стороны. Поэтому было принято решение комплектовать киргизами и казахами только вспомогательные тыловые части. Аналогичная ситуация сложилась и в связи с призывом в Красную армию на советско-германский фронт. Активное противодействие мобилизации исключалось благодаря жестким репрессивным мерам, реализуемым органами государственной безопасности СССР, однако пассивное сопротивление существовало и выражалось в распространении дезертирства и уклонения от призыва. Данное явление отмечено даже в опубликованной в 1958 году повести писателя Ч. Айтматова «Лицом к лицу», которая стала одним из первых крупных литературных произведений советского периода, посвященных теме дезертирства. Сформированные части не отличались высокими боевыми показателями и психологической готовностью к упорной борьбе. Недовольство личного состава тюркских частей их пребыванием на фронте показывает информация генерала Эрхарда Рауса о том, что накануне операции «Цитадель» в полосе 106-й пехотной дивизии к югу от Белгорода на сторону немцев перешла целая пехотная рота, сформированная из узбеков677. По данным штаба группы армий «Центр»678, в полосе 2-й полевой армии в начале июля большая группа красноармейцев-узбеков из состава 1144-го стрелкового полка 340-й стрелковой дивизии перебежала к немцам из-за запрета молиться. При этом ветеран войны Александр Лебе-динцев отмечает679, что подразделения, укомплектованные азербайджанцами, узбеками, таджиками, казахами, то есть представителями мусульманских народов Кавказа и Средней Азии, несли крайне большие потери из-за необученности военнослужащих, незнания ими русского языка и игнорирования командным составом их национальных обычаев и традиций.
Таким образом, подводя итог проведенному анализу, необходимо отметить, что, по нашему мнению, неудача операции «Цитадель» явилась результатом грубых оперативных и организационных ошибок, допущенных рядом лиц из числа высшего германского командования, среди которых основную долю вины разделяют Верховный главнокомандующий вермахтом Адольф Гитлер, начальники Генеральных штабов сухопутных войск и военно-воздушных сил Курт Цейтцлер и Ганс Йешоннек, а также военачальники Эрих Манштейн, Ганс Клюге, Вернер Кемпф, Вальтер Модель, Герман Гот. Свой немаловажный вклад в неуспех немцев под Курском внес и генерал-инспектор бронетанковых войск Гейнц Гу-дериан. Можно констатировать, что при оперативном планировании и проведении операции «Цитадель» всеми этими лицами были допущены те или иные ошибки, которые серьезно отразились как на ходе операции, так и на ее результатах. В частности, Главное командование вермахта не решилось выделить достаточное количество сил для участия в операции, продолжая удерживать значительные континенты для прикрытия регионов, не являвшихся театром активных военных действий. Также не все было сделано для максимального усиления ударных группировок основными средствами борьбы — новой и надежной бронетехникой, за что отвечала инспекция бронетанковых войск. Командование ВВС в критической оперативной ситуации согласилось на перераспределение сил авиации между 4-м и 6-м воздушными флотами, что ограничило поддержку с воздуха для более успешно действующей ударной группировки немцев на южном фасе Курского выступа. В свою очередь, оперативное командование групп армий «Центр» и «Юг» оказалось не готово пойти на риск и привлечь к наступлению все наличные силы и средства, массировав их на направлении главных ударов на Курск.
С. Ньютон в своем исследовании германской наступательной операции под Курском отвечает на вопрос, кто несет ответственность за грубые оперативные ошибки германского командования1. Решение проводить наступление, не создавая подвижные оперативные резервы, принадлежало Готу и Манштейну. Причем Гот отказался выделить силы в оперативный резерв, одновременно приняв решение о вводе в бой всей 10-й танковой бригады на узком участке в полосе одной дивизии. С. Ньютон указывает, что за время до 3 июля 1943 года Пауль Хауссер неоднократно пытался убедить Гота разделить полк «Пантер» между 48-м танковым корпусом и 2-м танковым корпусом СС, но командующий танковой армией оказался энтузиастом массированных действий танковых формирований: «...воображая, как лавина «Пантер» на скорости прокатится через советскую оборону». Причем если Гот принял такое решение, то лишь прямое вмешательство Манштейна могло заставить пересмотреть его, но оно было маловероятно по двум причинам. Во-первых, Гот умел влиять на выработку мнений командующего группой армий в сфере оперативного и, тем более, оперативно-тактического планирования, а Манштейн вряд ли стал бы серьезно возражать своему бывшему командиру по вопросам тактики применения новых танков. Во-вторых, сам Гитлер, под воздействием Гудериана, добивался массированного применения новой бронетехники.
Командующий армейской группой Вернер Кемпф одобрил неудачный оперативный план наступления 3-го танкового корпуса, а в ходе боевых действий допустил потерю темпа на самом важном этапе — в начале операции, в связи с несвоевременной перегруппировкой сил для развития успеха.
Ответственность за организацию наступления на участке моторизованной дивизии «Великая Германия» несут командир дивизии генерал Вальтер Хернлейн и начальник оперативного отдела штаба дивизии полковник Ольдвиг Натцмер. Во время июньских штабных учений ни один из этих офицеров не поставил вопрос относительно целесообразности сосредоточения 250 танков на узком участке фронта, ограниченном минными полями и болотистой местностью, а затем никто не возразил против достаточно спорного решения, согласно которому командир танкового полка дивизии, имеющий большой опыт ведения боев на Восточном фронте, оказался подчинен командиру соединения новобранцев, воевавшему до этого на совсем другом участке.
При этом командование дивизии «Великая Германия» располагало всеми возможностями решить поставленные боевые задачи лучшим образом, несмотря на приказы вышестоящего военного руководства. Так, хотя генерал Гот указал, что оба батальона «Пантер» будут задействованы в полосе действий дивизии «Великая Германия», он, в соответствии с основным принципом организации управления в германской армии, детально не регламентировал конкретные тактические приемы боевого применения этих танковых сил. Командование 48-го танкового корпуса — генерал Кно-бельсдорф и полковник Меллентин, предоставили Хернлей-ну гораздо большую свободу тактического планирования, чем командованию 167-й пехотной, 3-й и 11-й танковых дивизий, где приказ корпуса на наступление установил порядок развертывания на уровне боевых групп, тогда как в отношении дивизии «Великая Германия» это осталось прерогативой командира дивизии680. Соответственно, Хернлейн и Натцмер могли вводить бронетехнику в бой небольшими тактическими боевыми группами, сохраняя в резерве оставшиеся машины, чтобы использовать их для развития прорыва, точно так же, как это сделали командиры всех трех дивизий СС, а также 3-й и 11-й танковых дивизий, которые добились большего успеха. Кроме того, ничто не мешало Хернлейну внести предложение, чтобы Штрахвиц возглавил передовую танковую боевую группу. В связи с этим С. Ньютон отмечает681, что хотя Натцмер и Хернлейн проявили выдающиеся тактические и оперативные способности во время войны (Натцмер окончил войну генералом и начальником штаба группы армий «Север», а Хернлейн командовал армейскими корпусами. — П. Б.), однако оба странным образом устранились от процесса подготовки операции «Цитадель» (в частности, утром 5 июля Хернлейн даже не имел сведений о том, каким запасом боеприпасов расйолагает его дивизия).
Сравнительный успех, которого добился в первый день наступления 2-й танковый корпус СС, показывает высокий уровень боевого мастерства эсэсовцев, тем более что 48-й танковый корпус, действовавший гораздо менее результативно, был значительно мощнее практически по всем показателям. Эсэсовские дивизии имели преимущество только по количеству танков «Тигр» и тому, что утром 5 июля почти весь состав 8-го авиационного корпуса участвовал в обеспечении их поддержки с воздуха. Поскольку вряд ли верно считать авиационную поддержку и превосходство в два десятка «Тигров» единственными и решающими факторами успеха, то приходится признать более высокий профессионализм войск СС по сравнению с армейскими частями. Следует также учесть, что при подготовке к операции «Цитадель» три танково-гренадерские дивизии 2-го танкового корпуса СС столкнулись с серьезными проблемами комплектования штатов личным составом. Например, несмотря на существенные потери дивизии лейбштандарт СС «Адольф Гитлер», понесенные в феврале-марте 1943 года (более 4,5 тысячи человек), в качестве пополнения дивизия получила только 2,5 тысячи солдат и офицеров, принудительно переведенных из военно-воздушных сил, а также несколько сот новобранцев, прибывших по системе пополнения личного состава, принятой в войсках СС