Несмотря на высокие потери экипажей и самолетов, которые понесли группы 8‑го ак, укомплектованные этими машинами, ряд пилотов, участвовавших в боях на Курской дуге, выжили. Среди них ставший впоследствии широко известным полковник Г. Рудель. Летом 1943 г. на южном участке Курской дуги он летал на «противотанковом» варианте «юнкерса». Вот [770] как он вспоминал об особенностях применения этих самолетов против советских танков в полосе наступления 4‑й ТА:
«Во время наших вылетов на земле разыгрывается грандиозное танковое сражение — подобного мы не видели с 1941 года… Поскольку русские являются мастерами камуфляжа, их противотанковые пушки обнаружить и уничтожить трудно.
В первом же вылете от огня моего орудия взрываются четыре танка, к вечеру счет доходит до двенадцати. Мы просто в восторге оттого, что спасли множество жизней немецких солдат. Но после этого дня пришлось немало потрудиться нашим ремонтникам, поскольку противовоздушная артиллерия нанесла нам урон.
Сражения в последующие дни доказали полезность нового оружия. Перед атакой пушечных самолетов часто наши пикирующие бомбардировщики уничтожали наземное ПВО, другая часть летала на низкой высоте, чтобы не дать истребителям противника сбить наши противотанковые самолеты.
Понемногу я все лучше осваивал тактику применения новых самолетов. Но это мастерство — результат горьких ошибок. Мы теряли самолеты потому, что летали между стреляющими друг в друга сторонами. Следовало избегать полетов в районе траектории полета снарядов, иначе возникал риск быть сбитым случайной пулей.
Через некоторое время Советы научились довольно успешно противостоять нашим воздушным атакам на их танки. Когда это было возможно, они снабжали головные танки противовоздушными средствами, дымовыми снарядами для создания завесы или имитации дыма от горящего танка, чтобы преследователь убрался восвояси в уверенности, что уничтожил цель. Во многих случаях танк взрывался, как только огонь доходил до боеприпасов, что обычно находились в каждом танке. Это было очень опасно для нас, когда самолет летит на высоте 5–10 метров над танком. В первые несколько дней такое случалось со мной дважды. Я летел сквозь внезапно взметнувшееся вверх пламя и думал: «На этот раз тебе конец».
Иногда мы делали заходы на стальные чудовища со стороны, иногда — с тыла. Мы всегда старались попасть в одно из уязвимых мест танка. Передняя же его часть всегда лучше всего укреплялась, потому танкисты и старались поставить танки передней частью к противнику. Боковая же сторона танка имеет более тонкую броню. Но лучшей целью для нас являлась корма. Именно здесь расположен двигатель, и необходимость охлаждать этот источник энергии вынуждает защищать эту часть обшивкой, перфорированной большими отверстиями. [771] Когда работает двигатель, это легко распознать с воздуха по синему выхлопу. По бокам танк несет горючее и боеприпасы, но там бронирование сильнее, чем с кормы.
Танки часто несли на себе пехоту. Когда мы делали заход, пехотинцы поспешно спрыгивали, даже тогда, когда танк двигался на полной скорости. Иваны предпочитают встретить нашу атаку твердо стоящими на земле»{729}.
Как бы красочно ни расписывал победы люфтваффе Г. Рудель, факт остается фактом, потери бронетехники 1‑й ТА от ударов авиации составили всего около 5 %. А вот бомбоштурмовые удары 8‑го ак по узлам ПТО, позициям иптап и иптабр, а также тыловым подразделениям, доставлявшим к переднему краю боеприпасы, продовольствие, эвакуированных раненых и контуженых, наносили существенный урон. Подводя итоги операции, командующий артиллерией 1‑й ТА полковник Фролов признавал:
«Успешное продвижение противника вперед на первом этапе наступления — целиком заслуга его бомбардировочной авиации, тесно взаимодействовавшей с танками, пробивавшей им коридоры в нашей обороне и сковывавшей действия наших танков и артиллерийских батарей.
Авиацией противника наносился большой урон средствам противотанковой обороны на всех участках и направлениях. Она своими непрерывными бомбардировками и обстрелами переднего края из пулеметов и пушек выводила из строя значительное количество материальной части и орудийных расчетов»{730}.
Кроме того, бомбардировки оказывали сильное моральное воздействие на пехоту, особенно в сочетании с обстрелами артиллерии и тяжелых минометов в ходе контратак.
Одними из первых применили в боях на обояньском направлении дымовые шашки для имитации пожара танкисты 49‑й и 1‑й гв. тбр. В отчетах их штабов отмечается высокая результативность этого приема. Лишь появлялись первые струйки дыма над танком, вражеские летчики переключались на другие машины. Примером налета, который проходил по схеме, приведенной Руделем: бомбежка — обстрел «охотников» — прикрытие истребителей, можно считать удар 8 июля по изготовившимся к контрудару бригадам 2‑го тк в районе Сторожевое, Ивановский Выселок. Низкая эффективность этого налета (выведено из строя 6 танков, в том числе два из них сгорело, два подбиты в результате падения на них сбитых немецких самолетов) связана с тем, что большая часть боевых [772] машин была замаскирована под деревьями, а также с достаточно плотным огнем нашей зенитной артиллерии.
Но вернемся к событиям в полосе наступления 48‑го тк. Из всех соединений дальше других продвинулась его 11‑я тд вдоль обояньского шоссе. К исходу 8 июля, усилиями прежде всего танков и артиллерии 3‑го мк и 67‑й гв. сд, ее части были остановлены на северных скатах выс. 242.1. Отошедшие из района высоты в северном направлении 3‑я мбр, 49‑я и 180‑я тбр закрепились на рубеже: выс. 260.8, х. Ильинский. Без преувеличения к исходу 8 июля рубеж 1‑й ТА по обе стороны шоссе превратился в решето, и, главное, держать его уже было нечем.
Все бригады, оборонявшиеся перед фронтом 11‑й тд, понесли значительные потери. Так, только 453‑й и 451‑й мспб 3‑й мбр лишились убитыми, ранеными и пропавшими без вести 174 человек{731}. Учитывая малочисленность этих батальонов уже перед началом боя 8 июля, к исходу дня они превратились в роты. В 180‑й тбр, которая активно контратаковала и вела многочасовые дуэли с места с танками и штурмовыми орудиями врага на рубеже выс. 242.1 — ур. Становая, сгорели 38 танков, были полностью уничтожены все орудия иптаб и 3 ее автомашины, погибли и получили ранения 123 человека{732}. Столь же тяжелый ущерб был нанесен и другим действовавшим у шоссе бригадам.
В то же время наступление 3‑й тд практически приостановилось, по сути, она топталась на месте. Ее командование не могло похвастаться прорывами в несколько километров, как ее соседи, поэтому продвижение до 1 км уже считалось существенным. Около 15.00 начался отход 112‑й тбр на западный берег Пены, при этом ее мотопехота осталась в селе для удержания переправ. Полковник М. Т. Леонов докладывал:
«После отхода всех частей саперы заминировали дорогу и разобрали ограждения минных полей. На рубеже Пены бригада заняла оборону:
125‑й тб — (иск.) восточная окраина Березовка, безымянная высота в 1 км северо–восточнее Березовки. В батальоне осталось 9 Т-34 и 8 Т-70. Из этого числа один взвод Т-70 был выдвинут в боевые порядки 112‑й мспб к берегу Пены для удержания моста на западной окраине Сырцева и недопущения переправы противника на западный берег.
124‑й тб — на рубеже безымянная высота в 1,5 км северо–восточнее Березовки. Один взвод Т-70 был выдвинут к берегу [773] Пены в боевые порядки 112‑го мспб для тех же целей, что и взвод 125‑го тб.
112‑й мспб с двумя взводами танков — на западном берегу Пены на фронте между южным и северным мостами через Пену на западной окраине Сырцево.
Иптаб — на северных скатах безымянной высоты в 1,5 км северо–западнее Березовки фронтом на северо–восток, седлая дорогу Березовка — Верхопенье. До конца дня противник особой активности не проявлял. Бригада вела огневой бой с танками и пехотой врага, не допуская к переправам»{733}.
Генерал Вестховен немедленно отреагировал на это и направил следующее сообщение в штаб 48‑го тк: «3‑я тд заняла выс. 218.5 юго–восточнее Сырцево. 1‑й батальон 3‑го грп проникает в восточную часть Луханино. Разведбатальон меняет направление и двигается южнее Луханино, чтобы с юга очистить северную часть села. У Алексеевки оставлен заслон»{734}.
Вывод бригад М. Т. Леонова в излучину уплотнил войска на правом берегу Пены у Сырцева и существенно укрепил здесь оборону, так как 3‑я тд с приданным ей фузилерским полком после очередного удара протаранила позиции 1‑й мбр полковника Яковлева, оборонявшей район Луханино, и часть ее сил попала в окружение вместе с начальником штаба. После войны Д. А. Драгунский вспоминал:
«На десятки километров бушевало море огня. От бомбовых ударов, разрывов артиллерийских снарядов, танковых атак содрогалась белгородская земля.
Крепко досталось в тот день и нашей бригаде. 2‑й мсб, после гибели своего комбата М. Т. Долженко и выхода из строя двух командиров рот, с боями отошел на несколько километров, в сторону Верхопенья.
Не удержался на своих позициях и 3‑й батальон. Командир бригады вместе с 1‑м батальоном Долгова, отойдя в реденький дубняк, продолжали ожесточенно сопротивляться. Им удалось отразить несколько вражеских атак, и только с наступлением темноты они отошли за речку Пена.
Я по–прежнему находился в 14‑м танковом полку. Генерал Кривошеий приказал мне руководить боем на правом фланге бригады и совместно с соседней 10‑й мбр не допустить прорыва противника к Верхопенью и далее на Ивню.
Зацепившись за небольшой хуторок и господствующую высоту, танкисты успешно отражали вражеские атаки. За этот день мы подбили до полутора десятков танков и самоходок. [774]
Но к вечеру 8 июля положение нашего полка резко ухудшилось. В строю остался примерно десяток танков. Соседняя бригада не выдержала натиска врага и отошла на другой рубеж. Наш танковый полк также не смог закрепить позиции. Связь с батальонами не была восстановлена, бронебойные и подкалиберные снаряды иссякли. Накопилось много раненых. Мы оказались словно на каком–то острове, вокруг которого бушевало огненное море. Оставаться на этом рубеже не было уже никакого смысла, надо было прорываться к главным силам бригады. Прикрывшись небольшим танковым заслоном, мы двинулись к реке Пена. Переправившись на противоположный берег, неожиданно очутились неподалеку от немецкой танковой колонны, которая обошла правый фланг корпуса и вышла к нам в тыл.