И тогда события могли бы пойти несколько иным путём. Но в том-то и беда, что слишком медленно тогда путешествовали новости. Когда Али-паша получил эту весть, хан Девлет-Герай уже покинул Кафу и двинулся с остатками своего воинства защищать свою последние твердыни — Карасубазар, Ак-Мечеть, Бахчисарай.
Та ещё твердыня Бахчисарай… Кочевники за многие века после Чингисхана так и не научились строить крепости, которые могли бы создать проблемы серьёзному войску. Крымчаки слишком полагались на свою естественную защиту — выжженную и обезлюженную степь Дикого Поля. Али-паша уже предвидел исход этой драки и крепко думал над ещё одной новостью. Вернее, письмом повелителя правоверных, который предписывал ему при первых же признаках приближения войска московов садиться на корабли и уводить свой экспедиционный корпус в Синоп. Очевидно, в Блистательной Порте тоже подумали, что сейчас не время для драки с московами. Позже, когда вернутся армии из похода в страны неверных.
И падишах тоже не верил, что царь задержится в Кырыме. В Истанбуле полагали, что у него не хватит сил и припасов, чтобы удержать завоёванное.
— Черти бы его драли, этого Девлетку… Скачет, словно блоха, ещё попробуй его поймать.
Алексашка ругался, на чём свет стоит. Казалось бы, сколько того Крыма, а беготни за ханом больше, чем год назад за шведами побегать пришлось. И шведов они тогда переловили — в отличие от прыткого хана.
— А поймать надобно, — сказал государь. — Он мне как заноза в седалище. Не изловим — будет беда. Уйдёт на Кубань, поднимет тамошних татар на набег.
— Что ж он сразу на Кубань не явился?
— Потому что дурак. На его месте я бы после афронта сразу туда помчался. А он побежал добро спасать да туркам плакаться.
— Дураков и в алтаре бьют, мин херц.
— То-то же.
Они получили известия, что Девлет-Герай собирает войска у Карасубазара[40], и двинулись туда. Но когда новости о приближении русской армии достигли ушей татар в точке сбора, они очень быстро оттуда…рассредоточились. Хан бросился к Бахчисараю — как-никак столица ханства. Попытался засесть там, организовать оборону. Но именно там однажды утром он обнаружил, что исчезли его европейские инструкторы. Видимо, они что-то подозревали и решили на всякий случай дать дёру. Ловить их? Может, хан и попытался бы, если бы не неотвратимо приближавшееся русское войско. Драгуны то и дело перехватывали небольшие отряды крымцев, пытавшиеся просочиться в различных направлениях, под угрозой оказался и сам хан, и его сын, и ближайшие сподвижники.
Что ему оставалось делать? Только одно: искать гавань и готовый к отплытию в Истанбул корабль. Ближайшая бухта как раз находилась в последнем городе, ещё подвластном Девлету — Ахтиаре[41]. Ак-Мечеть[42], кстати, тоже пришлось сдать практически без боя.
Хан рассчитывал, что русские надолго застрянут в богатом Бахчисарае, грабя его. Но он плохо знал Петра, который пресёк подобные поползновения на корню, приказав без пощады расстреливать мародёров. Оставив в ханской столице комендантом генерал-майора Келина, государь отправился следом за ханом — верхами, с одними лишь драгунами.
Вот тогда-то Алексашка и начал ругательски ругать этого «бегунка». И то сказать — гоняли они беглого хана без устали, не спавши уже третьи сутки, почти столько же не вылезая из седла. Гоняли — а поймать не могли. Он здесь каждую ложбинку знал, а русские сюда впервые за несколько столетий пришли не как полон на аркане, а как солдаты собственной армии.
Меншикова удивляло необыкновенное спокойствие государя. Сам же говорит: коль не изловят хана, тот с Кубани татар приведёт. А Пётр Алексеевич словно на прогулке, и точно знает, что его ждёт впереди. Но ведь Алексашка ведал: не было в истории, откуда явились пришельцы из грядущего, никакого похода на Крым в сём году, одна тысяча семьсот седьмом от Рождества Христова. Черкасов ему сам о том сказал. Выходит, и знать они не могли, чем поход обернётся. А государь всё равно спокоен, словно на учениях. Или план какой измыслил, да никому не сказал, кроме того, кто сей план воплощать станет?
Всё прояснилось, когда передовой отряд во главе с государем и светлейшим вышел на высоты перед Ахтиарской бухтой. Городок был малюсенький, скорее, деревня, но в самой бухте имелись два небольших корабля под косыми парусами. И эти корабли, которые явно ранее пытались оную бухту покинуть, сейчас обречённо стояли у самого её выхода.
Ибо путь им преграждали два фрегата под русскими флагами, за которыми маячили суда поменьше — галеры, где на вёслах сидели не прикованные цепями рабы, а «морские солдаты» — первые морпехи русского флота.
— Ты ведь знал, мин херц, — рассмеялся Алексашка. Исхудавший, пропылённый, в истрёпанном кафтане, он выглядел сейчас ничуть не лучше самого государя и всех драгун, что были с ними в корволанте. — Ты знал, что они его здесь и застанут.
— Просто царевич Каплан пить вовсе не умеет, — усмехнулся Пётр Алексеевич. — Всё мне рассказал, как на духу, даром, что поганый. Все ухоронки Девлетки сдал.
Прокатившийся по рядам хохот подбодрил уставших драгун. Они видели окончание этого похода. Для них он завершался триумфом. А для государя… Для него всё только начиналось.
— Мало взять. Надо ещё и удержать уметь, — сказал он Алексашке, когда никто посторонний их не мог слышать.
— Как армии прокормиться, мин херц? — беспокоился Меншиков. — Провиант не бездонный, а тут ещё ораву татар кормить… А чем?
— А мне-то что за печаль? Я их кормить не намерен.
— Как бы с голодухи бунт не подняли.
— Их здесь скоро вовсе не станет, — оскалился Пётр Алексеич. — Велю всем, кто магометанской веры, убираться к султану под бок. Кто захочет остаться, пускай крестится. Кто не пожелает креститься, пусть уходит… Всё, Алексашка, закончился Крым. Теперь имя ему прежнее вернётся — Таврида. И быть Тавриде губернией российской.
— Быть войне, мин херц.
— А я готов, Алексашка. Я к тому шесть лет готовился… Вон, глянь, на мысу — видишь? Там некогда Херсонес Таврический стоял. Князь Владимир здесь крещение принял и отсель крест на Русь принёс… Века прошли с тех пор, как христиан изгнали из сей святой земли. Но мы вернулись, Алексашка. Мы — вернулись. Теперь уже навсегда!
На мгновение Меншикову, глядевшему на место, где некогда стоял древний Херсонес, почудилось, будто в мареве жаркого воздуха, поднимавшегося над мысом, показались очертания старинного храма. Сморгнул — и видение пропало.
— Думаю, не следует ожидать в этом году свежих рабов из Крыма.
— Думаю, и в следующем тоже с этим товаром будет непросто.
— Царь Пётр может разорить Крым, но он никогда его не удержит. У него нет путей снабжения, и…
— Петра можно считать кем угодно, но только не авантюристом вроде Карла Шведского. Полагаю, огромные запасы провианта, которые он копил в южных провинциях, были избыточны для его армии. И сейчас вместе с этими запасами в Крым пойдут люди. Для начала к солдатам присоединятся строители и корабельщики. А за ними настанет время крестьян.
— Но татары не позволят русским хозяйничать на их земле.
— Вы полагаете, Пётр позволит татарам хозяйничать на земле, перешедшей под его скипетр? После всего, что они творили с русскими на протяжении веков? Вы наивный человек. Я полагаю, он выселит татар в пределы Османской империи.
— Но это практически объявление войны султану. А у того руки связаны походом сразу двух армий.
— Султану некуда спешить. А Петру следует поторопиться, если он хочет вернуться в свой Петербург живым и здоровым… Чума в Польше должна его отрезвить.
Глава 15Детектив XVIII века
А в Петербурге зарядили дожди.
Август в этом году выдался неустойчивым. Иной раз дождь был тёплым и пролетал над городом, начисто умыв его от пыли. А иной раз «заряжал» на пару дней кряду, принося с собой зябкий, совершенно не летний холод.
Часть работ на это время вынужденно прекращалась. Работники проводили те дни либо в своих бараках, занимаясь прикладным рукоделием, либо искали возможность кому-то по дому помочь и подшабашить — медяки лишними не бывают. Это правилами не возбранялось при условии, если не покидать пределов Петербурга. Вот если покинули, тогда могут и беглыми объявить.
Затихал и молодой ещё преступный мир будущей «северной Пальмиры». Он просочился сюда вместе с работными людьми из других городов, большей частью Москвы и Новгорода. «Лихие людишки», из-за выяснений отношений между «кланами» временно не очень беспокоившие почтенных горожан, где-то с год назад начали нехорошо активничать. Девиер, даже будучи генерал-полицмейстером, ничего толком не мог с этим поделать. Его люди ловили какую-то уличную шпану, но в целом системной работы по «тёмному элементу» не велось в принципе. Её и в Европе особо не велось, но под рукой у Антона Мануиловича всё же находились люди, которые такой опыт имели. Однако использовать их в чём-то, кроме уголовного сыска, Девиер — ещё не граф — даже и не пробовал.
Дождь поливал улицы-линии нового города три дня подряд, после чего наконец угомонился. И выглянуло солнышко, принеся с собой замечательное, яркое, радостное тепло. Но совсем не радостно было коменданту порта, когда один из лодочников обнаружил рядом с пирсом зарезанного матроса. Убийство вызвало тихую панику среди руководства города, ведь убитого быстро опознали как члена команды голландской торговой шнявы. И разумеется, тут же вспомнили о следственном отделе.
«Следаки» вышли на место полным составом — все четверо, трое «немезидовцев» и Ерёма, бывший приписной, а теперь вольный человек. Правда, его предупредили, что вольный он ровно до тех пор, пока работает в отделе, и Еремей старался, применяя свои нетривиальные умения как умел. Вот и сейчас, пока «следаки» в егерской униформе разгоняли зевак подальше от места преступления, он внимательно «срисовал» оное, а