В статье Хиршберг также утверждала, что Кортни виновата еще и в проблемах Курта с наркотиками, опять-таки ссылаясь на неназванные источники («многие считают, что она познакомила Кобейна с героином… как говорят, Курт до знакомства с Кортни не употреблял ничего тяжелее алкоголя»). Меня до сих пор иногда спрашивают, причем даже люди, которые сами неплохо знали Курта, считаю ли я, что это Кортни подсадила его на героин. Безусловно, нет. Курт всегда говорил, что не раз пробовал его в молодости, и многие его старые друзья это подтверждают. В Negative Creep, первой песне Bleach, написанной задолго до их знакомства, есть строчка: «Я отрицательный тип, и я обдолбан». Крист вспоминал:
– Курт обожал героин. Ему очень нравилось, как он чувствует себя после приема.
В письме Розмари Condé Nast говорилось, что Хиршберг «знала из трех разных источников, которые назвали себя, что мистер Кобейн принимал героин до знакомства с миссис Лав. Сам мистер Кобейн признал это в интервью Майклу Азерраду для Rolling Stone, опубликованном 16 апреля 1992 года».
В общем и целом Курт пришел в ужас от того, каким его изобразили. На гастролях он часто записывался в гостиницы под псевдонимом Саймон Ричи (настоящее имя Сида Вишеса), но это было скорее ироническим комментарием к его имиджу. Он знал, что в миллион раз талантливее басиста Sex Pistols, и его очень задевало такое низведение его к трешово-панковому стереотипу. «Курт ненавидел, когда его позорили. Просто ненавидел», – вспоминает Крист. Как и ожидалось, Хиршберг горой встала за статью, и никаких извинений от Vanity Fair не последовало. Судебный иск за клевету обошелся бы в невероятную сумму, да и выиграть его, учитывая, насколько знамениты Курт и Кортни, было бы очень трудно, так что от идеи подать в суд на Condé Nast мы отказались.
В это же время нам пришлось тушить и другие пожары в прессе. Мы, конечно, ничего не могли сделать с парой отвратительнейших статей в «желтой» прессе, где говорилось, что ребенок родится с врожденным уродством, но, когда некоторые музыкальные СМИ стали некритично цитировать статью из Vanity Fair, нам удалось довольно быстро заставить их отступить.
Джанет позвонила Финнерти и попросила ее сделать все, чтобы статья не получила одобрения MTV, но оказалось, что ее непосредственный начальник не имел никакого влияния на отдел новостей. Прежде чем они успели добраться до кого-нибудь более высокопоставленного и попросить его вмешаться, Курт Лодер некритично пересказал содержание статьи в MTV News. В дневниках Курта той поры есть длинная тирада, посвященная «Emp-TV[2]», но все же большой проблемы с каналом не возникло. У MTV были свои причины поддерживать хорошие отношения с Nirvana, так что впоследствии они продвигали только версию событий от Курта и Кортни.
Похожего разворота удалось добиться и от KROQ, крупнейшей рок-станции Лос-Анджелеса, где регулярно ставили Nirvana; один из друзей Кортни сказал, что услышал, как в одной передаче статью обсуждают в позитивном ключе. Программный директор Трип Риб написал Розмари страстное письмо, в котором заявил, что не нашел «никаких доказательств» подобной ереси, что он и сам новоиспеченный отец и что Курт и Кортни могут в любое время прийти в студию, чтобы записать сообщение для поклонников.
Курт и Кортни обзвонили многих друзей, чтобы опровергнуть подлые обвинения. Особенно их беспокоило то, что думает по этому поводу Дэвид Геффен. 14 августа в своем офисе в Atlantic Records я получил факс, который попросили переслать знаменитому боссу лейбла, подписавшего контракт Nirvana.
Дорогой Дэвид Геффен!
Привет, меня зовут Курт Кобейн. Я ведущий вокалист, гитарист и автор песен группы NIRVANA. Я вроде как заработал для вашей компании много денег.
О, я на самом деле никогда не хотел стать частью мейнстримового корпоративного мира, но, познакомившись с ним, я обнаружил, что есть сотрудники, в частности, DGC, которые так же честны и искренни с музыкой и разделяют практически те же ценности, что и я. Я никогда не встречался с вами, наверное, потому, что никогда и не стремился. У меня что-то вроде фобии больших боссов, но в статье, вышедшей в Vanity Fair, мою семью откровенно оболгали.
Чтобы заверить Геффена, что Кортни ведет себя ответственно, Курт продолжил: «Она перестала употреблять и регулярно посещает педиатра Дэнни Голдберга». (Имелся в виду доктор Крейн.) Курт так и не объяснил, чего же именно хочет от Геффена, кроме как заткнуть рот Линн Хиршберг.
Перечитывая это письмо четверть века спустя, я полагаю, что Курт отправил его, чтобы босс его лейбла понял, что он хороший человек, а не тот трешовый персонаж, которого описали в статье. Однако описанные чувства Курта по поводу знакомых ему руководителей лейбла не были чем-то спешно выдуманным в кризисной ситуации. Пренебрегая ожиданиями панк-журналистов, Курт уже много месяцев говорил в интервью то же самое о людях с лейбла.
Меня снова поражает сложность Курта. Он чувствовал себя сильно задетым и уязвимым из-за каскада негативных эмоций и надеялся, что влиятельный человек, для которого он заработал деньги, будет на его стороне – по крайней мере, на территории музыкальной индустрии. (Я никогда не считал, что Геффен в принципе мог бы отказаться от своей самой денежной группы из-за подобной сенсационалистской истории, но Курт все же решил дополнительно подстраховаться.) Однако прежде всего он хотел показать убитой горем жене, что может постоять за нее.
Еще я вспомнил, насколько же острый ум сохранял Курт даже в самые худшие времена. Он написал письмо от руки, чтобы Геффен знал, что письмо лично от него, а не от юристов или пиарщиков. Он даже сумел упомянуть, что они с Кортни выступают за равноправие геев. В заключение он написал:
«Мы способны демонстрировать здоровое поведение перед аудиторией, и следующий альбом будет как минимум не хуже предыдущего, но я настолько взбешен этой мусорной журналистикой, что готов поставить на кон все, что угодно, ради моей жены и дочери.
Дэвид позвонил мне, раздраженный тем, что его втягивают в громкий скандал, и я заверил его, что мы сами справимся, а Курт просто хотел обратиться к нему лично.
Фрэнсис Бин Кобейн родилась 18 августа 1992 года, через шесть дней после публикации статьи в Vanity Fair. Зная, насколько ужасно чувствует себя Кортни, я попросил Эдди Розенблатта навестить ее в госпитале, когда будет время; тот тут же встал из-за стола и сказал: «Поехали прямо сейчас, обожаю детей». Госпиталь был всего в пяти минутах езды от офиса Geffen, и было очень здорово, что Эдди отреагировал так быстро, потому что Кортни была безутешна и всхлипывала, по ее лицу текли огромные слезы.
– Не неси мне свою оптимистичную херню, – крикнула она мне, – я этого никогда не забуду!
Тем не менее для нее много значило, что президент ее лейбла тоже готов ее защищать.
Кто-то из сотрудников «Сидарс-Синай» тем временем принес журнал Vanity Fair со статьей в социальную службу Лос-Анджелеса вместе с собственной запиской, где еще больше очернил Кортни. И началось именно то, чего мы так хотели избежать. Статью приложили к юридическому письму от городского агентства, которое начало расследование, чтобы определить, пригодны ли родители к исполнению своих обязанностей. Курт и Кортни, что вполне понятно, были в полном ужасе. Я попытался успокоить их, уверяя, что у них достаточно ресурсов и друзей, чтобы избежать самого кошмарного сценария – лишения родительских прав, – но теперь у нас появилась юридическая проблема, и Розмари занялась ее решением. Первый шаг – тщательно следовать правилам разнообразных городских агентств, участвующих в деле.
В подобных случаях родители ищут родственников, которым временно передают права на опеку, пока не будет принято окончательное решение. Мать Кортни, Линда Кэрролл, приехала ко мне в офис Atlantic. Кортни редко говорила о матери, но, насколько я понял, она была психотерапевтом, сменила некоторое количество мужей и родила еще нескольких детей. Она тут же пустилась в пространные рассуждения о том, насколько трудным ребенком была Кортни, и что она, бабушка Фрэнсис, сможет вырастить младенца намного лучше, чем Курт и Кортни, и в конце концов попросила меня помочь это устроить. Должно быть, она решила, что раз мне за сорок, и я работаю в обычном офисе, то отношусь к ее дочери с таким же презрением.
Я был возмущен, но пересказывать Кортни этот разговор, к счастью, не пришлось, потому что, когда я приехал к ним тем вечером, Курт и Кортни уже твердо решили, что ни к каким бабушкам и дедушкам обращаться не будут. Как по мне – отличный показатель того, каким же ужасным было их собственное детство. Они решили, что наименее рискованным вариантом будет единоутробная сестра Кортни, Джейми Манелли.
Джейми училась в колледже в Орегоне, и ей требовались деньги, так что Кортни вполне верно предположила, что та не откажется. Они с Кортни никогда не были особо близки, но Джейми согласилась за 5000 долларов приехать в Лос-Анджелес и стать опекуншей ребенка на время процесса. Мы сняли ей квартиру неподалеку от дома Курта и Кортни, и Джейми официально оформила опекунство, являясь на необходимые встречи с властями, в то же время и следя за тем, чтобы Фрэнсис проводила много времени с родителями. Курту и Кортни окончательно вернули родительские права лишь в следующем марте, и мы заплатили Джейми еще несколько тысяч долларов, чтобы компенсировать ей пропущенные занятия.
25 августа госпиталь выпустил пресс-релиз. «Фрэнсис Бин Кобейн, дочь Кортни Лав и Курта Кобейна, родилась в медицинском центре «Сидарс-Синай» 18 августа 1992 года в 7:48 утра. По информации педиатра, младенец в стабильном состоянии, хорошо питается и набирает вес по нормальному графику для новорожденных. Сейчас она весит 2,7 кг, а ее рост составляет 52 см». Ключевое слово здесь – «нормальный».