А Сонника? Где же Сонника?.. Его последним желанием было добраться до ее трупа, который, вероятно, был поблизости. Он хотел поцеловать ее, как поцеловал ее рабыню — отдать ей эту дань прежде, чем умрет. Но когда он, сделав последнее усилие, поднял голову, он почувствовал, что лицо его залила горячая липкая жидкость. Он истекал кровью.
В эту минуту неясно, как будто в мимолетном сне, он увидел черного кентавра, скакавшего по трупам и смеявшегося с адской радостью, глядя на горящий город.
Кентавр проскакал мимо Актеона. Копыта его коня ушли в тело кельтиберийца, лежавшего на груди грека. И при свете пожара последнему показалось, что он узнает всадника.
То был Ганнибал. Без шлема на голове, весь охваченный торжеством победы, он скакал на черном, как ночь, коне, казалось, разделявшем ярость своего всадника, топтавшем, попиравшим трупы и развевающим своим хвостом по полю остатки битвы... А греку он показался фурией, вышедшей из ада за его душой.
Перед ним мелькнуло лицо Ганнибала, оживленное гордой улыбкой жестокого самодовольства. Его величественный и непреклонный вид напомнил Актеону одно из карфагенских божеств, милосердие которого можно было вызвать только принося на его алтарь человеческие жертвы.
Ганнибал смеялся, ликуя, что наконец этот город, под стенами которого он простоял восемь месяцев, в его руках. Теперь уже ничто не помешает развитию его смелых планов!
Грек уже не видел больше ничего. Его поглотила вечная ночь.
Ганнибал поскакал вдоль стены города и, видя, что со стороны моря занимается яркая полоса зари, остановил лошадь. Глядя на восток, он протянул руку, как бы желая простереть ее дальше голубой линии горизонта, и крикнул с угрозой, как бы обращаясь к невидимому врагу перед тем как устремиться на него:
— Рим! Рим!
Карл Оппель
Меч Ганнибала
Текст печатается по изданию: Карл Оппель,
«Меч Ганнибала», роман С.-Петербург, 1913 г. Издательство Гранстрема
Новая редакция: издательство «Octo Print» 1994 г.
Редактор В.И. Кузнецов
ГЛАВА I. КЛЯТВА
— Отец, возьми меня с собой! Я не хочу остаться в Карфагене, когда ты уйдешь в поход! — молил отца маленький Ганнибал.
— Я не могу взять тебя с собой! — возразил серьезно Гамилькар.— Мы отправляемся не на прогулку, а в тяжелый поход, в котором девятилетнему мальчику не место! Я не хочу тебя подвергать трудностям и лишениям походной жизни!
Но мальчик не унимался и продолжал умолять отца:
— Дорогой отец, испытай меня! Ты увидишь, я все перенесу; я могу маршировать, бегать, лазать, кормить лошадей и слонов, чистить панцири и шлемы!
— Нет, это невозможно! — возразил Гамилькар.— Зной, ливни, голод, жажда, тяжелые и продолжительные переходы без отдыха и сна, все это быстро расстроит твое здоровье. Ты сам скоро стал бы жаловаться на все эти лишения, а помочь тебе мы все-таки не могли бы. Что мы тогда будем с тобой делать?
— Отец,— заметил серьезно Ганнибал, и большие темные глаза его засверкали,— испытай меня, и если я начну жаловаться, брось меня в море!
Гамилькара радовало, что сын его проявлял такую силу воли, но он тем не менее сказал:
— Ты не должен быть полководцем, займись дома торговыми делами и предоставь другим копье и меч!
— Не хочу оставаться дома,— возразил мальчик,— хочу сделаться таким же героем, как мой отец!
— Тебя ослепляет пурпуровая тога,— заметил Гамилькар,— блестящий шлем с развевающимися перьями и золотая цепь! И когда ты видишь меня на коне, в полном вооружении, как полководца, перед которым преклоняются тысячи народа и с ликованием встречают победителя, у тебя, вероятно, сильнее начинает биться сердце, и ты сам также желаешь испытать все это! Но счастье изменчиво, и часто в бою гибнут самые доблестные воины!
Сто лет тому назад (340 до Р. X.) мы, карфагеняне, сражались в Сицилии против сиракузцев. Чтобы напасть на врага, который расположился по другую сторону реки, нам пришлось переходить ее в брод, но не успели мы дойти и до середины реки, как разразилась ужасная буря. Черные тучи заволокли все небо, засверкала молния, и раздались оглушительные раскаты грома, а затем хлынул страшный ливень с крупным градом, который ураган гнал нам в лицо, совсем ослепляя нас, между тем как врагам нашим град бил в спину, и они не так страдали от непогоды. В реке образовалась невообразимая толчея — пехотинцы, конница, обоз смешались в кучу — а вода прибывала с неимоверной быстротой, и в ее водоворотах гибли люди и кони.
Но в нашей армии был «священный отряд» в две с половиной тысячи человек; он отступил на находившийся вблизи холм и защищался с необычайным мужеством.
— Сдавайтесь! — кричали им враги.— Сами боги предрешили вашу судьбу; не миновать вам плена!
Но карфагеняне продолжали храбро отбиваться и ответили:
— Если нам суждено умереть, мы все до последнего умрем.
И все они пали до последнего геройской смертью!.. А ты, Ганнибал, мог ли бы ты поступить, как они?
— Да, отец, мог бы! — воскликнул мальчик, гордо выпрямившись перед отцом и глядя ему в лицо сверкающими глазами.
— Я был уверен, что ты ответишь так! Яблоко не далеко откатывается от дерева. С помощью Ваала ты со временем будешь яркой звездой для нашей родины и страшным богом Мелькартом для наших врагов! Сейчас я покажу тебе меч, изготовленный для тебя, который ты со временем будешь употреблять во славу Карфагена. Перед отъездом я вручу его своему управителю, который будет воспитывать тебя, научит владеть оружием, а когда ты подрастешь и окрепнешь, пришлет тебя ко мне с этим мечом!
Гамилькар открыл шкаф и вынул оттуда меч, украшенный золотом и драгоценными камнями, великолепие которого совсем ослепило мальчика.
Ганнибал обнял колени отца и стал молить его:
— Дай мне этот меч теперь, сейчас, и возьми меня с собой! Я хочу учиться только у тебя!
В эту минуту тяжелая, украшенная золотой бахромой занавесь откинулась, и вошли восемь полководцев Гамилькара, который поспешно спрятал прекрасный меч в шкаф и, приказав сыну удалиться, просил товарищей присесть.
— Я пригласил вас сюда, чтобы ознакомить с планом похода,— сказал Гамилькар.— После заключения мира Рим вызвал возмущение против нас среди наших двадцати тысяч наемников, и нам стоило много жертв не покорить, а уничтожить эти полчища; но великая богиня Танит не покинула нас, мы всюду победили, и теперь Карфаген богаче и могущественнее, чем был раньше!.. В годину бедствий граждане удостоили меня неограниченными полномочиями предпринимать все необходимое для блага нашей родины. И я использовал эти полномочия; но все, что сделано до сих пор, только приготовления к великой и трудной работе. Вероломный Рим вытеснил нас из Сицилии, и пока у нас нет надежды снова укрепиться там! Но взамен потерянного мы постараемся сторицей вознаградить себя в другом месте. Теперь я сообщу вам мой план: вся наша армия направится на запад, и в том же направлении вдоль берега поплывет весь флот. Все племена, которые встретятся нам на пути, должны подчиниться нам, а когда мы достигнем скал Абильских и Кальпы (горные цепи на африканском и испанском берегах по обе стороны Гибралтарского пролива), мы переправимся в Таре и будем забирать там одну область за другой, увеличивая таким образом наше царство. Затем для нас наступит наконец тот день, когда мы можем посчитаться с вероломными правителями берегов Тибра. Это будет день решительной битвы Карфагена с Римом, ибо обоим нет места на земле, и один из них должен погибнуть.
Тебя, Газдрубал, я назначаю начальником флота. Но никто не должен знать, куда мы направляемся; пусть думают, что мы выступаем против западных соседей! И только когда мы займем Таре, пусть карфагеняне узнают, какое великое дело мы совершили. Мы, без сомнения, будем отсутствовать несколько лет, поэтому советую вам сделать все необходимые распоряжения.
— Не нахожу слов, как благодарить тебя за ту высокую честь, которой ты удостоил меня! — воскликнул Газдрубал, зять Гамилькара.— Ты никогда не пожалеешь, что удостоил меня таким доверием!
— Веди нас, куда угодно! — воскликнули в восторге все полководцы, обступив своего главнокомандующего.— Мы всюду последуем за тобой! Наша жизнь принадлежит нашему родному городу!..
— Завтра выступит флот,— сказал Гамилькар, отпуская своих военачальников,— а послезавтра войско. Главное, будьте немы, как рыбы в море!
Едва успели удалиться полководцы, как из-за занавеса показалась голова Ганнибала.
— Можно войти? — спросил мальчик.
Получив утвердительный ответ, мальчик радостно вбежал к отцу и, обнимая его, спросил:
— А ты дашь мне мой меч и дозволишь идти с тобой в поход?
— Ты еще ребенок и не понимаешь, что творится на войне; умереть с честью не трудно, но знать, что идешь на верную смерть, несмотря на все старания — вот что ужасно!.. Двести лет тому назад (440 г. до Р. X.) наш полководец Гимилькон одерживал в Сицилии победу за победой, и нас чтили, уважали и страшились, как никогда раньше; но вот в наш лагерь проник враг, перед которым не могла устоять никакая храбрость: разразилась чума и стала распространяться с неимоверной быстротой среди нашего войска, воины гибли ежедневно целыми тысячами, и через несколько недель от доблестного войска осталась жалкая горстка. Чтобы спасти хоть остаток войска, Гимилькон вернулся в родную гавань и этим спас от гибели суда и несколько сот человек. Исполнив все это, он заперся у себя и вонзил себе в грудь меч!
— Я тоже поступил бы так! — воскликнул Ганнибал в сильном возбуждении.
Но вот загремели трубы, забили барабаны, и к гавани направились полки, которые в этот день должны были сесть на суда. Гамилькар с сыном поспешили на улицу.
На следующий день в Карфагене все побросали свои занятия и поспешили полюбоваться необычайным зрелищем выступления войска в поход. Большая часть назначенного для флота войска была уже размещена на судах ночью.