ени посылать вам вести; . об остальном вы должны позаботиться».
Юба был ливиец. Несколько лет тому назад, когда в Карфагене вспыхнул мятеж среди наемников, грозивший погубить город, к ним примкнули и ливийцы. Юба с братьями взялся за оружие, чтобы вернуть родине независимость, но их надежды не сбылись.
Как ни храбро сражались ливийцы, одержавшие даже несколько побед, талантливый Гамилькар завлек их в ловушку. Однажды, проснувшись утром, ливийцы увидели, что все высоты заняты пунами, и они окружены, причем пуны усердно рыли и копали землю, чтобы окружить их еще валом и рвом.
Скоро припасы окруженных ливийцев стали истощаться, и люди стали массами умирать. Наконец, доведенные до отчаяния, они решили убивать десятого из среды своих и съедать. Среди погибших этой ужасной смертью в первую очередь был один из братьев Юбы.
Когда невероятное свершилось, ливийцы совсем озверели. Через несколько дней снова кинули жребий и второй брат Юбы был отведен на бойню. Наконец Юба, последний из братьев, оставшийся в живых, обратился к своим товарищам по несчастью, призывая их сразиться с пунами не на жизнь, а на смерть.
— В тысячу раз лучше умереть в кровавой схватке и погибнуть в неравном бою, чем быть зарезанным подобно скотине! — кричал он.— Я хочу умереть с оружием в руках, как воин! Кто со мной — вперед!
Загорелся бой. Слабые, изголодавшиеся ливийцы должны были погибнуть, и скоро все их войско было уничтожено.
Юба лишился чувств от потери крови и лежал среди мертвых и умирающих. С наступлением ночной прохлады он пришел в себя, и ему удалое! бежать. Оправившись и окрепнув, он стал непримиримым врагом Карфагена и Гамилькара в особенности. Случай свел его с Гулой и Капузой, тоже пострадавшими от войны. Они заключили союз. «Месть Карфагену!» — стало их лозунгом. Чтобы вернее достигнуть цели, необходимо было вступить в сношения с заклятым врагом Карфагена — Римом.
Во главе заговора стал Юба. Он" проник в армию Гамилькара и под видом преданнейшего слуги готовил измену
Верный Бодашторет преданно заботился о воспитании Ганнибала У мальчика была такая же постель, как и у прочих воинов, и он скоро привык! спать на траве и на жестких сучьях, на мягком мху и на голой земле. Когда износилось его нарядное платье, его одели в одежду простого пехотинца! Такое воспитание закалило его, сделало здоровым, сильным и выносливым и приучило ко всякого рода лишениям. Этим он приобрел любовь и уважение восхищавшихся им воинов.
Во время стоянок Ганнибал совершенствовал свои познания, занимаясь со своими учителями.
Так прошло шесть лет. Ганнибалу минуло пятнадцать, и в армии все были убеждены, что с ним никто не сравнится, что он лучше всех и будет вождем, когда старик умрет.
Теперь он мог сражаться в их рядах. Но ему еще кое-чего не доставало: сообразительности, опыта.
И отец стал сам заниматься с ним, делился с ним планами, изучал карты, объяснял позиции и обсуждал предприятия, которые надлежало осуществлять в следующие дни.
Как горд был мальчик', когда его впервые послали вперед, к опушке леса для того, чтобы он, взобравшись на высокое дерево, изучил неприятельский лагерь и дал отцу необходимые сведения.
В другой раз, когда его отправили на разведку, переодев в платье местного жителя, он попался в плен: его схватили, связали по рукам и ногам и бросили в палатку. Но ночью, пока хозяин палатки спал, Ганнибал перегрыз веревку на руках, развязал другую, опутывающую ему ноги, и, захватив длинный нож ибера, на четвереньках выполз из палатки; пользуясь темнотой, он выбрался из лагеря и на заре явился к отцу, смеясь и играя добытым оружием.
— Ты еще ребенок, и я не могу бранить тебя за то, что ты попал в руки врагу,— серьезно заметил отец,— но помни: это должно быть в последний раз! Подумай, что было бы, если бы меня взяли в плен!
Ганнибал совершенствовался; ему давали все более трудные поручения, и отец надеялся, что лет через десять сын будет обладать достаточным опытом, сообразительностью и проницательностью, что-,бы занять его место, и что тогда он может передать ему руководство армией.
Но вышло иначе, чем предполагали. Прошло девять лет, и Гамилькар успел многое совершить. Двигаясь все дальше, чтобы овладеть восточным берегом, он должен был наладить добрые отношения с воинственным народом, веттонами: от их дружбы зависел дальнейший успех. Было снаряжено посольство к королю; оно должно было передать ему богатые дары, предложить союз и испросить войску разрешение беспрепятственно пройти через их владения.
Юба просил, чтобы его поставили во главе посольства.
— Я умею вести такие переговоры и даже немного понимаю их язык,— говорил он.
— Я не сомневаюсь в твоих добрых намерениях,— возразил полководец,— но в таком серьезном случае я должен выбрать уже испытанного человека. Пойдет Балеазар, а ты будешь его сопровождать и передашь подарки.
Все совершилось как по писанному. Соглашение было достигнуто, и армии были обещаны проводники и съестные припасы, а также был намечен более тесный союз.
— Ну, как держал себя Юба? — спросил Гамилькар.
— Мне кажется, мы ему многим обязаны,— заметил Балеазар.— Он держался очень скромно, но оживленно разговаривал с королем, и мне сдается, что мы главным образом обязаны ему за дружеский прием и согласие вступить в союз с нами.
Половина войска в полной готовности осталась на месте, а другая, во главе с полководцем, двинулась в путь. В день выступления случилось нечто, что для робких послужило бы дурным предзнаменованием. На заре восемнадцатилетний Ганнибал вбежал в палатку отца.
— Отец, мой меч исчез! Тот самый, который я посвятил великому Мелькарту! Я каждую ночь
вешал его над изголовьем; я заметил его пропажу, как только проснулся, и уж целый час ищу его; он исчез бесследно.
Отцу это дело тоже показалось подозрительным/ но откладывать поход было нельзя.
— Он найдется! — заметил Гамилькар и дал сигнал к выступлению.
Веттоны встретили пунов весьма благожелательно и предоставили им съестные припасы, проводников, повозки, и даже сам король приветствовал знаменитого вождя — чего же было еще желать!
Окрыленное надеждами войско расположилось лагерем на отдых. Но вдруг на заре следующего дня с форпостов донеслись тревожные сигналы, затрубили рога, забили барабаны,— войско оказалось окруженным со всех сторон. Пуны прошли хорошую школу, и их полководцу знакома была измена: в несколько минут войско приготовилось к бою и бросилось на наступавшего врага.
— Что это значит, Балеазар? — спросил Гамилькар.
— Не понимаю,— ответил тот.— Позорная измена и предательство! Лестью они завлекли нас и ночью окружили со всех сторон. Ясно, что все было предусмотрено и подготовлено. Теперь надо сражаться, и бой этот будет стоить жизни многим из нас!
— А что говорит Юба. Где он?
— Не знаю! Но в битве мы его увидим.
Несмотря на всю быстроту и львиное мужество пунов, условия для них были слишком неблагоприятны. Неприятель тщательно выбрал такое место, где можно было уничтожить всю армию. Ни слонов, ни конницу нельзя было пустить в дело из-за труднопроходимой местности; в довершение всего веттоны со всех сторон погнали на лагерь большие горящие телеги, пугавшие животных, которые метались из стороны в сторону, увеличивая смятение и давку.
Восходящее солнце осветило залитое кровью поле битвы, но через несколько часов отчаянной борьбы пуны одержали победу. Враг отступил и только в одном еще месте веттоны стойко держались: там [сражался сам король, окруженный своими храбрейшими воинами.
Гамилькар заметил это и, несмотря на свои тяжкие раны, ринулся туда с криком:
— Мелькарт дарует нам победу! За мной!
Трудно было сломить сопротивление храброго врага, потребовались новые жертвы. Раненый Гамилькар придвинулся к самому королю, настала решительная минута.
— Этот меч несет смерть! — воскликнул король, меч его сверкнул в воздухе, и пораженный им Гамилькар упал.
В эту минуту вперед ринулся Ганнибал и одним ударом уложил короля на месте. Судьба боя была решена. Оставшиеся в живых веттоны обратились в бегство. Но победа досталась дорогой ценой: тот, кто стоил целой армии, доживал свои последние минуты. Истекая кровью, Гамилькар успел только проговорить:
— Газдрубал пусть заменит меня и будет вашим вождем!
Балеазар тоже запечатлел своей кровью верность
Карфагену.
Когда Ганнибал на коленях наклонился над ним, он едва слышно прошептал:
— Он... изменник... я... его... видел там.
— О ком ты говоришь?.. — спросил Ганнибал.
Но храбрый Балеазар уже испустил дух.
Во время погребения павших и перевязки раненых было сделано удивительное открытие: в руке вражеского короля был меч Ганнибала, которым, без сомнения, и был нанесен Гамилькару смертельный удар: На допросе один из захваченных в плен военачальников рассказал следующее:
— Существует старинное поверье, что никто не может устоять против собственного оружия; всякий, в кого бы я ни кинул его собственное копье, или против кого направил бы его собственный меч, неминуемо будет сражен, как бы слаб я ни был. Наш король хотел добыть меч вашего вождя, и это ему удалось. Откуда и каким путем он к нему попал, я не знаю, но, как видите, меч убил своего хозяина.
Так и не удалось узнать, как меч оказался в руках врага.
Но когда Ганнибал взял его, он проговорил:
— Ты окроплен кровью моего отца и потому трижды священен для меня! Ты будешь мне служить во славу Карфагена, на погибель Рима и в отмщение Гамилькара!
Когда веттоны были окончательно разбиты, Юба предстал пред Газдрубалом и Ганнибалом и выразил им свое соболезнование
— А где ты был во время боя? — спросил Газдрубал.— Тебя нигде не было видно.
— Неудивительно,— заметил Юба,— я был повсюду, то тут, то там.
Но вечером в своей палатке, убедившись, что за ним никто не следит, он тихо проговорил:
— Отлично! Дело начато, и первый удар попал в цель. Правда, я предпочел бы истребить все войско; все было хорошо подготовлено, но пуны дрались, как полубоги. Ничего! Сегодня мне удалось погубить человека, который один стоил больше, чем все остальные вместе взятые. Это возмездие за первого брата! За второго тоже будет принесена достойная жертва.