Через минуту в комнату вошла хорошенькая девушка и, бросившись на колени перед могущественным вельможей, воскликнула:
— Не гневайся, что я осмелилась к тебе проникнуть; я сознаю свою дерзость, но опасность придала мне мужества!
— Чего же ты хочешь? — милостиво спросил повелитель.
— О! Я слышала,— заговорила Циба, так звали девушку,— что мой господин замышляет погибель города и полководца Ганнибала. Я давно уже подозреваю измену, а вчера вечером я убедилась в том, что не ошибаюсь!
— Встань, дитя,— ласково заметил суффет.— Пододвинь к себе ту скамеечку, сядь и расскажи мне по порядку, с самого начала, все, что тебе известно, и, смотри, ничего не забудь!
Циба была рабыней Гулы. Она знала, что у ее господина часто бывают ночные собрания, и даже успела уловить несколько отдельных слов. Гула смотрел на нее, как на ребенка, и не предполагал, что она сумеет сопоставить на лету схваченные слова и будет помнить их в течение нескольких лет.
Между тем девушка обладала необычайной способностью схватывать и понимать, связывать отдельные части и угадывать недостающее.
В течение долгих лет у Цибы постепенно складывалось убеждение, что Гула, Капуза и Юба изменники; она жадно схватывала каждое слово и тщательно хранила в памяти... Ей недоставало лишь доказательства.
Накануне вечером ее позвали: она должна была приготовить вино из трав и разнести гостям. Она пробыла в комнате один только миг, но одно услышанное ею слово уничтожило все сомнения. Дрожа от волнения, Циба, как только за ней затворились двери, прокралась в соседнюю комнату и, приложив ухо к стене, стала напряженно слушать. Ее предположения подтвердились, и у нее явилось страстное желание сообщить о своем открытии тому, кто стоял на страже безопасности родного города. Будь она свободна и независима, она еще ночью прибежала бы сюда!.. А ведь она раба и должна была ждать удобного случая.
Суффет задал девушке еще несколько вопросов, а затем дважды ударил по чаше. В ту же минуту явился начальник дворцовой стражи.
— Гула и Капуза должны быть немедленно, но без всякого шума, арестованы, закованы в цепи и приведены ко мне!..
Офицер исчез. Суффет снова позвонил один раз, и явилась негритянка.
— Возьми с собой эту девушку, позаботься о ней, сторожи ее и знай, что ты за нее отвечаешь головой,— приказал господин, и обе девушки удалились.
Прошло полчаса, и Гула, скованный по рукам и ногам, предстал пред суффетом в сопровождении конвоя. Капузу не могли разыскать. В момент ареста друга и соучастника он был как раз у него и вместо того, чтобы вернуться к себе домой, бежал из города, решив вернуться, когда обстоятельства сложатся благоприятным для него образом.
И действительно, прошло много времени, прежде чем он вновь увидел Карфаген.
Как только Гула был доставлен, прибыли два члена Верховного совета, была приведена и Циба.
— Гула,— начал суффет,— прежде всего я покупаю у тебя эту служанку; во сколько ты ее оцениваешь?
Арестованный еще не успел освоиться со своим положением и, застигнутый врасплох вопросом, назначил довольно высокую цифру. Суффет улыбнулся, тотчас же отсчитал указанную сумму и заметил:
— Так! Теперь Циба принадлежит мне, и ты не вправе ею распоряжаться!
С чувством признательности склонилась невольница перед своим новым господином и поцеловала ему руку. Суффет снова обратился к Гуле:
— Теперь расскажи нам честно и откровенно, что вы задумали и что успели привести в исполнение; при этом не думай, что ты можешь нас обмануть или провести: твои показания будут сопоставлены с показаниями Капузы и с теми, которые Юба даст своему судье Ганнибалу.
«Вот как,— подумал Гула,— наш союз обнаружен, и они хотят допрашивать нас поодиночке, чтобы показания одного служили уликой против другого! Дело плохо! Все равно я не проговорюсь, и у тех хватит ума молчать!»
И он рассказал, что они часто сходились, беседовали о международных отношениях, но о каких-либо враждебных замыслах ему ничего не известно.
Ни один мускул не дрогнул на лице суффета, и он спокойно до конца выслушал показания Гулы и только потом заметил:
— По-видимому, многое ускользнуло у тебя из памяти; я даю тебе день сроку, чтобы ты без помех, в тиши подземелья мог припомнить все обстоятельства. Быть может, к утру ты что-нибудь и припомнишь... Отведите его в номер первый!
С этими словами суффет поднялся. Гула был помещен в темницу, находившуюся в подземелье дворца. За ее наружной стеной слышался плеск воды; воздух проникал в это темное сырое помещение только через высоко лежащее отверстие, выходящее на внутренний двор. Вся «мебель» этого страшного места состояла из брошенного на пол снопа соломы. Пища соответствовала помещению — ее было достаточно ровно настолько, чтобы не сразу уморить человека голодом, а постепенно привести к смерти от истощения. Заточенный богач в отчаянии сулил своему тюремщику, приносившему ему скудную пищу, огромные суммы, если он выпустит его; но тот не отвечал,— возможно, что он был нем. Правительство Карфагена умело подбирать слуг.
На следующий день на допросе Гула рассказал довольно много, но, разумеется, не самое важное, и всю вину постарался свалить на своих сообщников.
— Твоя память все еще тебе изменяет, но она вернется!.. Пусть его отведут в номер второй.
Эта темница была вышиной всего в четыре фута, так что заключенный не мог даже встать, а должен был сидеть или лежать на голом каменном полу, потому что не было даже соломы. Мучения Гулы в этой тесной темнице были настолько велики, что он решил во всем сознаться, хотя и знал, что суффет неумолим и в силу своих полномочий может предать его любой казни: распять, обезглавить, посадить на кол, утопить, зарезать или побить камнями.
Через сутки Гула, совершенно разбитый, снова предстал перед своим судьей. Тот обратился к подсудимому с такими словами:
— Вот орудия пытки, щипцы лежат уже в огне и раскалены докрасна, но я неохотно применяю эти орудия. Ганнибал, наверно, не будет так церемониться с Юбой, но с тобой, пожалуй, мы обойдемся без них!
До пытки дело не дошло. Гула сознался.
После расследования суффет объявил ему, что его пошлют в Таре на очную ставку с Юбой, а пока, прибавил он, ему можно облегчить заключение и поместить в номер пятый.
В течение месяца искали Капузу, но не нашли: он бежал в Рим.
Гула в оковах, под надежным конвоем, был отправлен в Новый Карфаген и препровожден в лагерь под Сагунтом. Ганнибал изумился, узнав из донесения, какую роль играл Юба. И этот заговорщик был взят под стражу, но следствие и наказание были отсрочены до взятия осажденного города.
Бой под Сагунтом длился без перерыва. Граждане совершали невероятные подвиги; под лучами палящего солнца, ночью, при свете факелов работали буквально все: мужчины, женщины и дети возводили новые стены, укрепляли старые, рыли рвы, ковали оружие... Все были воодушевлены одной мыслью — за свободу пожертвовать всем и, если суждено, даже жизнью.
Осаждавшие, в свою очередь, были довольны: голод заставит сагунтинцев в конце концов сдаться.
Прошло больше полугода, прежде чем Сагунт был взят. Борьба была жестокая, кровавая, каждую улицу, каждую площадь приходилось брать с боем, каждый дом приходилось штурмовать, и наконец в руках сагунтинцев осталась только высоко расположенная и неприступная крепость.
Однажды ночью во время длительного перерыва, предшествовавшего последнему штурму, в лагерь Ганнибала явились двое граждан и представили ему условия, на которых они готовы сдать крепость.
— Если бы вы так говорили со мной восемь месяцев тому назад,— возразил вождь карфагенян,— я поставил бы вам гораздо более выгодные условия, чем вы теперь желаете. Ведь мы отнюдь не стремимся опустошать города, ввергать народ в нищету: наоборот, куда бы мы ни пришли, мы всюду насаждаем и поднимаем земледелие, скотоводство, добычу металлов, ремесло и торговлю; народ должен благоденствовать — его богатство усилит славу Карфагена. Не прошло еще и двадцати лет с тех пор, как мы завоевали Таре, а оглянитесь вокруг, посмотрите на страны, подвластные Карфагену,— что видите вы? Старые города стали богаче и больше, возникли новые, повсюду пролегли дороги; там, где это выгодно, устроены гавани, открыты многочисленные рудники, введены налоги, равные для всех, никого не обременяющие и приносящие большие доходы. Могут ли жители Иберии быть недовольны нашим господством? И вы могли бы воспользоваться подобными преимуществами, но вы не пожелали этого. Теперь дело обстоит иначе. Вы заставили меня в течение долгих семи месяцев вести кровопролитную войну, тысячи моих воинов сложили в ней свои головы, теперь ваши силы истощены, вы чувствуете свою слабость,— но теперь вы не можете ставить условий, и я на них не пойду. Вам остается одно: сдаться на нашу милость!..
Этот ответ поверг весь город в уныние, хотя иного едва ли можно было ожидать.
— Он хочет овладеть нашим золотом,— говорили богачи,— но ничего ему не достанется, пусть лучше пламя все пожрет!
Они собрали в кучу предметы роскоши, богатое одеяние и подожгли все это. Пламя этого гигантского костра еще не погасло, как страшный гром потряс землю, и столб густой пыли поднялся кверху: пуны взорвали самую большую башню. Через минуту послышалась боевая музыка пунических труб, и Ганнибал ворвался в крепость со своим торжествующим войском; еще один отчаянный натиск, и карфагеняне овладели городом.
В добычу победителям досталось все имущество горожан — деньги, оружие, драгоценности. Она была так велика, что Ганнибал отправил в Африку огромный груз золота и драгоценностей: колец, цепей, различных украшений, драгоценной утвари, оружия, украшенного слоновой костью и жемчугом.
Карфаген ликовал без конца, прославляя полководца, который не только не нуждался в деньгах для ведения войн, а еще сам доставлял городу несметные богатства.
К побежденным Ганнибал отнесся милостиво; прошло немного времени, напуганные жители успокоились, и