Куртизанка Сонника. Меч Ганнибала. Три войны — страница 52 из 95

жизнь стала входить в прежнюю колею; сагунтинцы понемногу пришли к убеждению, что и под властью Карфагена они могут счастливо жить.

Война кончилась, и Ганнибал стал думать о возвращении в Новый Карфаген. Ему, однако, предстояло еще совершить акт правосудия.

Сподвижники Ганнибала и знатнейшие граждане Сагунта собрались вкруг вождя, когда привели Юбу в цепях. Ганнибал прямо приступил к допросу— Нам известна твоя измена, известны твои коварные замыслы в мельчайших подробностях; твой соучастник, Гула, схвачен и уже подвергся допросу. Тебе не удастся нас обмануть, потому лучше сознайся!

«Как бы вы ни были ловки,— подумал про себя Юба,— меня вы не поймаете. Мне говорят, что мой соучастник сознался для того, чтобы я выболтал все. Нет, Гула не дастся вам в руки, и от меня вы ничего не узнаете».

Однако, когда ему показали Гулу, его надежды исчезли, и орудия пытки оказались излишними: заговорщики, допрошенные в отдельности, раскрыли в своих показаниях полную картину преступного заговора. В день объявления приговора преступники были введены в зал с завязанными глазами. После короткого вступления Ганнибал объявил им:

— Слушайте, каким наказаниям намерены вас подвергнуть мои соратники! А вы, мои друзья,— прибавил он, обращаясь к своим людям,— говорите по очереди, какая участь должна постичь изменников!

— Кто продал родину врагу,— воскликнул первый,— тот пусть будет привязан к столбу и пронзен копьем!

— Того следует побить камнями! — прозвучал приговор второго.

— Кто нарушил клятву,— произнес третий,— тот должен быть растоптан слонами!

— Пусть его растерзают ливийские львы! — предложил четвертый, а пятый требовал, чтобы он умер под пытками.

— Кто бросит камнем в собственную мать,— вставил свое слово шестой,— должен быть прикован к каменной плите и помещен в подвал, который будут понемногу наполнять водой, чтобы смерть с каждым днем постепенно придвигалась к нему!

Смертельная бледность покрыла лица осужденных, когда они услышали приговор; затем Ганнибал снова обратился к Гуле и спросил, не имеет ли он чего сказать.

— Я не пуниец,— ответил Гула, гордо выпрямившись,— я из Мавритании, я родину не предавал, я лишь отомстил за нее тому, кто убил моих родителей и мою сестру!

Этот смелый ответ придал мужества Юбе, и он в свою очередь сказал:

— Я ливиец, я не кидал камнями в собственную мать! Нет, я боролся за свободу моего народа... Я содействовал гибели Гамилькара и Газдрубала, то было возмездие за бесчеловечную позорную смерть моих братьев!..

Полководцы с изумлением переглядывались, слушая подобные речи, но Ганнибал спокойно возразил:

— Если бы вы выступили против нас в открытой схватке, мы уважали бы вас! Но ты, Юба, добровольно вступил в войско моего отца, клялся ему в верности и потом изменил, ты — клятвопреступник. А тебя, Гула, кто звал в Карфаген? Разве ты не обещал служить городу и повиноваться? Ты отдался под его покровительство и отплатил изменой?! Но вы умрете менее жестокой смертью!..

Через два дня после суда загремела военная музыка, войско собралось в полном вооружении, всё сагунтинцы всполошились. Перед городом построились большим четырехугольником войска, в восемь рядов один за другим: два ряда пехоты стояли на коленях, за ними два ряда в обычном строю, затем два ряда всадников и наконец два ряда слонов. Войска заняли три стороны четырехугольника, четвертая была занята гражданами. В середине замкнутого пространства видны были две небольшие ямы, тут же были сложены длинные поленья и, наконец, два больших деревянных креста.

Загремели трубы, приветствуя Ганнибала, ехавшего со свитой. В это же время привели преступников. Палачи набросились на них, сорвали платье и схватили бичи, но Ганнибал знаком отменил эту пытку. Он оказал осужденным еще большее благодеяние: распятые часто днями томились в страшных страданиях на своих крестах, пока не умирали от потери крови; иногда, чтобы облегчить агонию, им давали одуряющий напиток, лишавший их сознания, и затем убивали их.

Так было и на этот раз; каждому из осужденных дали по полной чаше, и они осушили ее до дна; потом их пригвоздили к крестам, подняли кресты, вставили в приготовленные ямы и укрепили при помощи поленьев,— приговор был приведен в исполнение.

— Гула! Взгляни туда! — воскликнул Ганнибал.— Ты видишь море? За ним лежит Карфаген, который ты хотел предать и погубить. Он стоит во всей славе и мощи, а ты казнен. Так боги мстят изменникам!.. Юба! Видишь меч, который ты похитил у меня, и которым был убит мой отец? Он снова у меня в руках, а ты на кресте. Думаешь ли о том, что коварно умертвил Газдрубала? Что ты виновен в погибели Иезавель и Лутара? Право побеждает, а безбожники погибают!

Спасительный напиток уже сделал свое дело: распятые потеряли сознание. По знаку полководца два копьеносца выступили вперед и пронзили им сердце: казнь свершилась.

Ганнибал высоко поднял свой меч и громко воскликнул:

— Да стоит во веки Карфаген!..

Раздался гром труб, и гул голосов подхватил:

— Да стоит во веки Карфаген! Великий Мелькарт с нами!


ГЛАВА IV. НА АЛЬПАХ


Когда известие о взятии Сагунта пришло в Рим, сенат решил безотлагательно отправить в Карфаген третье посольство с поручением спросить, действовал ли Ганнибал в силу предписаний своего правительства, и в случае утвердительного ответа тотчас же объявить войну. Пуны не говорили ни да, ни нет, а только твердили:

— Сагунт для вас лишь предлог; скажите прямо, чего вы добиваетесь!

Тогда Квинт Фабий выступил вперед и ответил:

— Я несу войну или мир, выбирайте!..

— Нам безразлично,— заметил суффет,— дайте, что вам угодно!

— Хорошо,— воскликнул Фабий, опуская тогу,— берите же войну!..

Ганнибалу сообщили о вызове Рима.

— И прекрасно! — заметил он.— Я помню свою клятву и храню меч, освященный Мелькартом. Мне предстоит исполнить свое назначение; боги нам помогут, и враги Карфагена дрогнут!..

Войска ликовали; военачальники развлекались пирами, солдаты пили и кричали от избытка веселья: никто не сомневался, что победа останется за ними: Ганнибал был их кумиром.

Ганнибал действовал весьма осторожно. Он отправил в Африку опытного полководца с двадцатитысячным войском, чтобы обезопасить Карфаген на случай нападения; младшего своего брата Газдрубала, которому минуло двадцать шесть лет, он оставил наместником Испании. В распоряжение ему было дано пятнадцать тысяч воинов, двадцать один слон и пятьдесят семь военных кораблей. К кельтским народностям, обитавшим по ту сторону Ибера, в Пиренеях и в Альпах, он отправил послов для переговоров, заключил с ними дружеские союзы, заручился обещанием переводчиков и проводников, и когда весеннее солнце нового 218 года глянуло на землю, он двинулся к северу, имея девяносто две тысячи пехоты, двенадцать тысяч всадников и тридцать семь боевых слонов.

Ганнибал держался все время моря. Приподнятое настроение не покидало его, хотя он прекрасно понимал всю смелость задуманного предприятия; с другой стороны, он принял все меры, чтобы обеспечить себе успех. Он пересек Иберию, перешел через Пиренеи и вступил в неизвестные ему пределы, населенные дикими народами... И это во главе войска, заключавшего в своих рядах представителей всех племен и народов, обитавших по берегам Средиземного моря! У него были солдаты из Африки и из Иберии, рядом с ними шли нумидийцы и ливийцы, греки и сыны южной Италии, Корсики и Сардинии, а также Галлии. Это пестрое воинство говорило на разных языках, но всех объединяла и тесно сковывала страсть к кровавому делу войны, чувство воинской чести, верность клятве и благоговение перед благородством своего доблестного вождя.

Вступив в южную Галлию, он щедро наделил дарами кельтских князей, доверчиво предлагал им свою дружбу и соблюдал в войске строжайшую дисциплину, чтобы никто не мог пожаловаться на насилия со стороны его солдат. Таким путем он привлек на свою сторону и тех, кто сперва его боялся, и без больших затруднений дошел до Роны, двумя рукавами впадающей в море. Войско двинулось к северу и расположилось лагерем выше того места, где река разделяется; оставалось только совершить переправу.

Однако храбрые племена, населявшие местность, не желали допускать вооруженного неприятеля в свои пределы и, не имея возможности противостоять такому войску, перешли на противоположный берег.

Разумеется, не все могли уйти, и с оставшимися Ганнибал очень быстро установил самые дружеские отношения. Он умел обходиться с дикими народами, всячески выражал им свое доверие, раздавал золото и все, чего они только желали, искал и добивался союзных отношений, не преминув, однако, указать им на непреодолимую силу своего войска и гигантских слонов.

Он скупил у жителей не только все крупные суда, но и маленькие челноки, вмещавшие не больше двух солдат, и не пренебрегал ничем, что могло служить для переправы, брал даже надутые кожаные меха: левой рукой воин прижимал такой мешок к груди, чтобы держаться на воде, а правой греб.

Несмотря на все приготовления, переход обещал быть трудным. Течение Роны было очень бурно и сильно, а на противоположном берегу стояли вражеские войска, пешие и конные, решившие отнюдь не допустить переправу пунов.

Ум и хитрость Ганнибала нашли выход и из этого трудного положения. День за днем велись приготовления к переправе, приковывая внимание неприятеля; на третий день Ганнибал призвал к себе своего опытного учителя Бодашторета и отдал ему тайный приказ. С чувством пожал Бодашторет руку своему бывшему ученику, одобряя его план, и с наступлением темноты бесшумно двинулся с тысячными полками пехоты и конницы вверх по реке, пользуясь сведущими проводниками. На следующее утро он был на расстоянии десяти часов от лагеря Ганнибала и беспрепятственно совершил переправу, щедро заплатив прибрежным жителям за услуги. На пятую ночь он двинулся к югу, и на заре шестого дня форпосты Ганнибала увидели вдали на другом берегу густой дым огромного костра: это был условный знак, извещавший их о прибытии Бодашторета.