как оборвался и на глазах авангарда исчез в бездонной глубине вместе со своими восемью спутниками. Раздался отчаянный крик, и проводники вернулись на место, где произошло несчастье, пристально вглядываясь в глубину,— но внизу расстилалось только сверкающее снежное поле, покрывавшее все своим белым пушистым покровом.
Узкими шеренгами войска преодолели перевал и снова спустились в населенную страну. Народ выслал навстречу им послов с венками, с зелеными ветвями, чтобы заключить мирный договор.
— Вы отразите всякое сопротивление,— сказал посол.— Мы научились чужим опытом и предпочитаем, чтобы вы проявили к нам свое расположение, не давая почувствовать силу своего превосходства. Мы несем вам припасы, дадим опытных проводников, а чтобы вы не сомневались в честности наших намерений, мы просим вас взять из нашей среды заложников.
Посланцы производили впечатление честных людей, но Ганнибал все-таки подумал, что может полагаться только на себя и только себе самому доверять, а потому взял заложников, воспользовался съестными припасами, но зорко за всем наблюдал и шел, как во вражеской стране.
Шествие открывали слоны, возбуждавшие панический страх в варварах, так что тут нечего было ждать нападения; за ними двигалась конница, дальше пехота и обоз, а замыкал наступление сам Ганнибал с тяжеловооруженными пешими воинами, закрывая тыл армии.
Два дня миновали вполне спокойно, а вслед за тем путь опять пошел по краю высокой, крутой горы... Едва пуны вступили на узкую тропу, по которой обоз не мог идти, как вдруг сверху раздался военный клич, показался неприятель, вниз полетели камни, древесные стволы, производя в рядах наступавших страшное опустошение. К счастью, сам Ганнибал находился в арьергарде; к вечеру он был совершенно отрезан от своих и должен был провести ночь на уединенном плато. Но войска все-таки медленно подвигались вперед.
На следующий день кельты произвели вторичное нападение. Обе стороны жаждали решительного боя. Кельты находили, что более подходящего места для истребления чужеземцев не может быть. А пуны, в свою очередь, говорили: «Постоянные стычки нас утомляют, нужно положить этому конец». Борьба шла со страшным ожесточением и с невероятным упорством; обе стороны жаждали конца, но каждый из противников надеялся, что другой ослабеет и сдастся.
— Да здравствует Ганнибал! Слава Карфагену! — внезапно раздались голоса с высот над кельтами, и на вершине появились хорошо знакомые лица Элули и его товарищей.
— Мелькарт с нами! — разнеслось среди пунов, и они с новым взрывом воодушевления ударили по врагам. Кельты же никак не могли понять, как все произошло, и, не предполагая, что над ними всего восемь человек, обратились в бегство.
Вечером как бы заново рожденный Элули сидел в кругу соратников и рассказывал о своем чудесном спасении:
— Мы ощупывали землю шестами, и все шло благополучно, как вдруг подо мной снег провалился, и я с быстротой водопада полетел в пропасть, ничего не видя и не слыша. Вслед за мной обрушились снежные массы, и мои товарищи полетели туда же. Сколько времени я лежал без сознания под белым холодным покровом, я не знаю; когда же я очнулся, то стал работать руками, и мне удалось высвободиться. К своей невыразимой радости я увидел, что в нескольких местах снег тоже шевелится. Мы стали перекликаться, и наконец нам удалось высвободиться окончательно из-под снега. Не доставало одного, и мы предположили, что он стоял на твердой земле и не упал. Раз вы утверждаете противное, значит, он умер с голоду или замерз; вероятно, его слишком глубоко засыпало... Никто из нас не был ранен, но мы не имели представления ни о том, где мы, ни чем мы будем питаться, ни как выберемся из этой пустыни и отыщем путь к вам. Мы осторожно пошли наудачу, провели ночь в пещере, тесно прижавшись друг к другу, а на следующий день набрели на одинокую хижину; там отдохнули, подкрепились пищей, найденной там, взяли с собой про запас и двинулись вперед, пробираясь к вершинам и прислушиваясь, не обнаружится ли чем-нибудь ваше присутствие... Услышав вчера шум сражения, мы бросились в этом направлении и сегодня с гребня увидели внизу кельтов, а под ними и вас. Вне себя от радости мы закричали, и вот мы опять с вами!
Велика была радость по случаю возвращения товарищей, которых считали уже погибшими, а через несколько дней пунийские войска достигли высшей точки своего пути. (Это был Малый Сен-Бернар, 6792 фута над уровнем моря). Войска расположились лагерем и решили отдохнуть два дня, чтобы отставшие могли нагнать, а ослабевшие набрались бы сил.
Наиболее трудная часть пути была пройдена, но никто и не подозревал, какая опасность грозила величайшему из сынов Карфагена здесь, в царстве облаков.
Наступила ночь, и все было объято сном: утомление пути сказалось и на сильнейших.
После полуночи облака скрыли месяц... В ущелье ближней горы зашевелилась человеческая фигура, проскользнув вперед, острым взглядом дикаря пронизала ночной мрак, различила форпосты и наметила на неровной земле путь, где можно проползти незамеченным.
Это был огромного роста кельт. Он в течение всего дня изучал пунийский лагерь, оставаясь сам незамеченным. Бросившись на землю, он пополз, как змея, между сугробами и камнями, пробираясь между постами все дальше, пока не очутился у цели. Он все время приподнимал голову, прислушивался и озирался, не шевелится ли кто-нибудь; у палатки Ганнибала он приостановился еще раз, чтобы убедиться, все ли спокойно, и исчез в ней.
Сын Гамилькара не старался поражать своих подчиненных роскошью и блеском; его значение покоилось на убеждении воинов, что он лучше всех; он не нуждался в почетном карауле, потому что он был Ганнибал! И что ему почетный караул, когда у него двадцать тысяч преданных ему воинов, готовых за него пожертвовать жизнью!
Однако дабы всякий мог в любой момент найти вождя, над его палаткой днем на высоком шесте развевался флаг, а ночью зажигался фонарь.
Кельт проскользнул в палатку и притаился, приникнув к земле и не шевелясь. Только убедившись, что все спит мертвым сном, он тихо и осторожно поднялся и выпрямился во весь рост, не выпуская меча из рук. Он смотрел на спавшего перед ним человека: простой плащ служил постелью вождю, который вторгся в страну с многотысячным войском и все сокрушал перед собой.
В эту минуту его жизнь висела на тончайшем волоске, и от воли стоявшего над ним кельта зависело, когда угаснет искра жизни. Острый глаз великана приметил, что около спавшего лежал обнаженный меч. Однако рука Ганнибала не лежала на самой рукоятке, а только подле, .так что в любой момент он мог схватить меч. Это было опасно; ведь если Ганнибал не будет убит на месте, а сможет вскочить на ноги, попытается защищаться и будет звать на помощь, тогда, без сомнения, покушавшийся на его жизнь будет схвачен и казнен, и таким образом напрасно пожертвует своей жизнью. За ударом в грудь должен следовать другой удар, чтобы жертва не успела оказать сопротивления. Кельт осторожно нагнулся и тихонько взялся за острие меча, чтобы его оттянуть. Но едва он к нему прикоснулся, как спавший вскочил на ноги и уже с этим мечом в руке приготовился отразить нападение.
Всегда готовый ко всяким неожиданностям, не исключая и ночных нападений, Ганнибал каждый вечер клал свой меч рядом с собой, а чтобы ворочаясь во сне, не отодвинуться от него, и чтобы в нужный момент не пришлось искать оружия, а всегда иметь его рядом, он тонкой веревкой привязывал меч к руке; в темноте кельт не разглядел веревочной петли. Ганнибал не знал, в чем дело, но, видя перед собой человека, спросил, что ему нужно; когда же ответа не последовало, в нем шевельнулось подозрение, и, отступив на шаг, он приготовился к защите.
Теперь у кельта не было сомнений в том, что за этим последует; он не хотел умереть мучительной смертью и собственным мечом пронзил себе грудь.
Полководец кликнул своих людей; переводчики допрашивали умирающего, но он умер прежде, чем взошло солнце.
— Смотрите,— говорили между собой пуны,— Ганнибал под особым покровительством великой Танит: враги бессильны против него; кудесник на Роне предсказал ведь, что вождь наш придет в Италию и неоднократно разобьет римлян, а пока он с нами, победа нам не изменит.
Перед тем, как начать спуск, Ганнибал повел военачальников на высокое плато и показал на лежащую внизу плодородную долину:
— Взгляните на Италию: там внизу наша цель! Альпы — стены крепости; кто приступом опрокинул стену, тому нечего бояться спуститься за добычей.
Военачальники с радостью рассказали своим воинам о том, что они видели, и солдаты с восторженными кликами: «В Италию! На Рим!» двинулись вниз.
Уже пять месяцев прошло с тех пор, как армия Ганнибала выступила в поход из Нового Карфагена; две недели отнял переход через Альпы; от храброго войска оставалось еще двадцать тысяч пехотинцев и шесть тысяч всадников. Все они обносились, изголодались, были изнурены и плохо вооружены; стройная армия превратилась в орду оборванцев, по виду похожих на дикарей.
Но эти исхудалые, грязные воины были наделены мужеством, которое не отступает ни перед какими лишениями, ни перед какими трудностями. Кто перешел Альпы, тот закален, кто среди вечных снегов, над пропастями, сумел отразить наскоки варваров и противостоять грозной природе, тому римляне не страшны!
Жители долины приветствовали пунов громкими радостными кликами, предложив им лучшее из того, что сами имели. Был конец сентября, очень погожего. Альпы остались позади, и пуны стояли у входа в долину реки Пад (По). Ганнибал решил дать им время хорошенько отдохнуть и оправиться, а обитавшие здесь галлы доставляли своим избавителям от римского ига все, чего они только желали.
ГЛАВА V. УДАРЫ ЛЬВИНОЙ ЛАПЫ
Вся северная Италия была населена переселившимися сюда из Галлии народами кельтского племени, всеми силами стремившимися освободиться от римского владычества. В некоторых местах они открыто восставали и присоединялись к пунам, однако многие не осмеливались на это из боязни мести римлян в случае неудачи.