Наутро Фабий увидел, что именно произошло: внизу в долине весело и спокойно двигалось пукийское войско, которому удалось достигнуть укрепленного города Герония.
Это место было прекрасно приспособлено для зимних квартир. Ганнибал предложил жителям свою дружбу и союз и объявил, что готов предоставить даже заложников. Когда же они враждебно отклонили все попытки к сближению, он заметил: «Кто не хочет добровольно,— того заставят», и, осадив город, взял его приступом. Самые большие здания были обращены под склады для припасов, а неподалеку от города расположился огромный лагерь.
Вскоре явился и Фабий и раскинул свой лагерь на холме между Геронием и морем. Диктатор не мог оставаться сам при армии: торжественные жертвоприношения требовали его присутствия в Риме, и он передал командование армией своему законному заместителю — начальнику конницы Минуцию, серьезно увещевая его не пускаться в рискованные предприятия.
— Полагайся только на свою предусмотрительность, а не на счастье! — говорил он. Но Минуций не внял его советам,— он не сочувствовал такому способу ведения войны и жаждал подвигов.
Обстоятельства ему благоприятствовали: Ганнибал заботился прежде всего о сборе зерна и корма в достаточном количестве, чтобы хватило на зиму для людей и скота. С этой целью он отправил две трети войска в глубь страны, оставив только одну треть для защиты лагеря. Таким образом наличное число воинов в лагере было незначительно, а остальные были слишком далеко, чтобы прийти на помощь в трудную минуту
Неподалеку от римского лагеря возвышался небольшой холмик, и Ганнибал приказал нумидийцам ночью занять его. На следующее же утро, как он и( предвидел, Минуций двинулся со всем войском, взял холм приступом и преследовал нумидийцев до пунийского лагеря. Тогда выступил Ганнибал и заставил римлян отступить.
Сражение еще не кончилось, как подоспели пунийские конные разведчики с донесением:
— Фабий идет во главе сильного войска пехоты и конницы,— они уже близко!
Но это был не сам Фабий, а посланное им подкрепление из восьми тысяч пеших и пятисот конных воинов.
Карфагеняне не желали оказаться между двух огней, прекратили сражение и отступили в свой лагерь. Обе стороны потеряли несколько тысяч убитыми.
Минуций отправил в Рим гонцов, и они преувеличили успехи победы.
«Победа! Великолепная победа! — гласило донесение.— Мы разбили пунов, штурмом взяли гору, на которой они укрепились; испуганный враг обратился в бегство, оставив тысячи убитыми. Если бы он не прервал сражения, война была бы, быть может, кончена. Мы — прежние римляне, нам только не доставало настоящего вождя!»
Народ ликовал. Радостные возгласы раздавались на улицах. Сенат разделял общее настроение и объяснения Фабия встречал насмешками. Злейшим врагом Фабия был Теренций Варрон, сын мясника, получивший от отца в наследство большое состояние и приумноживший его, благодаря неразборчивости в средствах. Путем подкупов он получал одну за другой государственные должности и теперь, в надежде получить в следующем году консульство, льстил слабостям толпы. Было постановлено предоставить диктаторские полномочия начальнику конницы, несмотря на то, что не может быть двух лиц с неограниченной властью
Фабий и Минуций поняли это и разделили армию поровну, дабы каждый мог со своей половиной делать, что ему заблагорассудится.
Ганнибал с радостью наблюдал, как римляне расположились в двух лагерях.
Местность была безлесная, довольно ровная; только цепь отдельных холмов — отроги главного хребта — уходила внутрь страны. Во время своих разведок Ганнибал открыл, что склоны некоторых холмов причудливо изрезаны ущельями и глубокими пещерами. В сумерки он отправил туда пять тысяч воинов, а отряду легкой конницы приказал занять холм, находившийся поблизости от римского лагеря.
Он не позволил бы себе такого маневра в отношении спокойного, медлительного Фабия, но Мину-ций — иное дело: он жаждет триумфа и потому должен погибнуть.
К холму, занятому пунами, понеслась лёгкая римская кавалерия, за ней следовали тяжеловооруженные конники. На помощь пунам подоспели всадники в латах. Минуций выслал своих пехотинцев, Ганнибал своих; наконец римский полководец двинул свои главные силы, то же сделал карфагенянин. Победа, однако, не склонялась на сторону римлян, они были оттеснены, а тут еще, словно из-под земли, выросло пунийское подкрепление, пять тысяч пеших и конных воинов. Началось ужасное смятение, страшная резня и дикое бегство воинов Минуция.
Фабий из своего лагеря видел отступление римлян и выслал опытных разведчиков. Они вскоре вернулись на взмыленных конях и донесли: «Все кончено! Конные оттеснены и топчут пеших, смерть и гибель среди наших легионов, обращенных в бегство! »
— Мы не можем оставить их без помощи,— заметил Фабий.— Живо! К знаменам!
Конница помчалась вперед, за ней спешила пехота: Минуций бросился к своим, и Ганнибал вынужден был отступить; сражение окончилось с большими потерями для римлян.
Минуций теперь понял, что он не годится для роли главнокомандующего, перешел со своим войском в лагерь Фабия и добровольно подчинился тому, кто, хотя и не мог победить Ганнибала, но не был еще ни разу им разбит.
Время серьезных сражений подходило к концу: погода испортилась, пошли дожди, дороги стали непроходимы,— настала пора зимнего отдыха.
Ганнибал окружил свой лагерь глубоким рвом, который наполнился водой, возвел высокие окопы, обезопасив себя на случай неожиданного нападения. Впрочем, он придумал такую систему шпионажа, что был всегда хорошо осведомлен о всех крупных предприятиях врага: у него были шпионы в римском лагере и даже в самом Риме, и он знал все, что там происходит.
Между тем и неприятель готовился к зиме. По закону диктатура не могла длиться больше полугода; шесть месяцев истекло, и Фабий сложил свои полномочия. Но его преемники также избегали столкновений с Ганнибалом, будучи заранее уверены в своем поражении.
ГЛАВА VII. КАННЫ И КАПУЯ
Миновал год, и в Риме предстояли новые выборы. Теренций Варрон, способствовавший назначению второго диктатора, всеми способами добивался консульского поста. Благодаря богатству ему удалось обеспечить себе большинство голосов на первых выборах, но на вторых патриции провели своего кандидата — Люция Эмилия Павла. Стоявшие теперь во главе государства консулы были убежденными противниками. Вновь набранные легионы они объединили с действующими и условились ежедневно чередоваться в командовании. Однажды против бродячих шаек пунов консулы выслали значительные силы, за ними послали новые легионы, пока наконец Павел,— в этот день он был главнокомандующим,— опасаясь засады, не приостановил дальнейшее продвижение войск. Варрон шумел и кричал, что нельзя выпускать врага из рук, но ему пришлось смириться.
Ганнибал в этот раз потерял свыше тысячи человек, но надежда его не покидала. Раз противники готовы вступить в бой, можно думать об окончании войны. Ганнибал только этого и желал; с каждой неделей его положение становилось все хуже. Для армии требовались огромные запасы продовольствия; с каждым днем они таяли, а пополнять их было нечем.
Консульские войска также должны были здесь искать себе продовольствие. Положение казалось весьма тревожным: поблизости все было использовано; местное население попряталось или разбежалось, а до следующей жатвы было еще далеко. Но римляне могли получать все необходимое из столицы, а карфагеняне были лишены всякой помощи.
Скоро дошло до того, что запасов осталось всего на десять дней. В войске, среди наемников, слышался ропот; они говорили, что если нечего будет есть, они перейдут на сторону римлян. В прежние годы Ганнибал просто прогнал бы недовольных. А теперь разве он мог это сделать? Они без дальних разговоров ушли бы к его врагам и на несколько тысяч увеличили бы их легионы.
В эту трудную минуту сказался блестящий ум Ганнибала.
— Сегодня выдайте солдатам двойной паек,— приказал он.— Пусть они досыта пьют и едят, будут веселы и бодры!
Приказание было исполнено. Воины сходились кучками и спрашивали друг друга, что это значит. Никто не мог им ответить. Когда стемнело, и в лагере зажглись огни, половина войска вдруг получила приказ сниматься и готовиться к походу. Остальные продолжали петь, пить и шуметь. Через полчаса был отдан приказ и остальным готовиться к походу, а еще через полчаса раздалась команда, всем ложиться спать.
Постовые ходили взад и вперед, усердно подкладывая дрова в костры; военачальники осматривали лагерь, чтобы убедиться, все ли в порядке. Все было тихо: после бурного дня воины улеглись и заснули. Прошло часа два, и без сигналов, без тревоги войско было разбужено и выступило из лагеря.
Пешие не смели идти в ногу, копыта лошадей были обернуты дерном, под страхом тяжкого наказания было запрещено разговаривать; полки шли на значительном расстоянии друг от друга... Все совершилось так тихо, что неприятель даже ничего не заподозрил. Всю ночь горели костры. А когда под утро в лагере пунов все оставалось по-прежнему тихо, и он казался опустевшим, консул Варрон заявил:
— Ганнибал хочет заставить нас думать, что он ушел, а на самом деле он где-нибудь в засаде; стоит только нам проникнуть в его лагерь, и он бросится на нас с тыла. Мы знаем его фокусы. Он ставит нам западню, но мы разыщем его и, так как нас вдвое больше, окружим и накроем волка в логове!
Лучшие разведчики ничего нигде не могли обнаружить, и когда наконец с величайшей осторожностью римляне отважились войти в пунический лагерь, Варрону пришлось убедиться, что лагерь опустел, и враг исчез. Всадники рассеялись по окрестностям и увидели вдали всю армию пунов, направлявшуюся к югу; тотчас же было решено преследовать врага и не давать ему отдыха. Однако прошло много времени, прежде чем римская армия действительно могла сняться с места.
Между тем пуны дошли до южной Апулии, перешли реку Ауфидус (Офанто) и очутились в прекрасной плодородной стране. Тут лежал разрушенный во время прежней войны город Канны и при нем хорошо сохранившаяся крепость, которой римляне пользовались как складом и сосредоточили в ней огромные запасы продовольствия. Совершенно неожиданно Ганнибал появился под стенами города, и, прежде чем слабый гарнизон успел оказать сопротивление, пуны уже овладели городом, и римляне лишились своих хлебных запасов.