Тем временем Филимон и Никон разыскали среди молодежи свободолюбивых и предприимчивых людей и составили заговор, торжественно поклявшись хранить тайну и верно служить родному городу.
Для приведения в исполнение тщательно обдуманного плана был выбран праздничный день, когда римский правитель с самого утра отправлялся на пиршество, как правило, длящееся до глубокой ночи.
Ганнибал внезапно появился среди своего обрадованного войска, выбрал десять тысяч человек, снабдил их съестными припасами на четыре дня и на заре выступил в поход. В шести часах от Тарен-та войско было встречено Филимоном, который и принял начальство над ним. Однако только вблизи от городских стен план был раскрыт всем участникам, дабы они могли содействовать успеху смелого предприятия.
Тут Ганнибал отделился с частью армии и обошел город с восточной стороны.
Тем временем тарентинцы пировали: богатые сидели в своих домах, веселые группки подвыпивших граждан с музыкой и пением бродили по улицам, чернь теснилась у балаганов, нищие попрошайничали, воры пользовались случаем,— об Ганнибале никто и не думал. С самого утра Кай Ливий сидел за кубком среди своих помощников, все были веселы, пили, ели, шутили и смеялись. Под вечер, когда веселые собутыльники почти охмелели, к Каю явился вестник и доложил, что днем в отдаленных окрестностях видели нумидийцев, угонявших скот.
— Ну что ж?! — воскликнул Кай.— Они голодны и хотят есть, а будь у них вино, они бы и выпилки. А как поживает сын Гамилькара? Я думаю, что ему уж недолго остается жить. Выпьем за его скорый отъезд! За здоровье моего друга Ганнибала!
— А ты,— обратился он к сидевшему с ним рядом начальнику конницы,— возьмешь завтра людей, переловишь ливийский сброд и обрубишь им лапы. Но это завтра, сегодня будем веселиться!
Наступила ночь, и тьма окутала поля и рощи; с одной стороны к городу подходил Ганнибал, с другой Филимон... а Кай Ливий по-прежнему пил, ничего не подозревая. Наконец, после полуночи Кай Ливий с приятелями направился по домам. Впереди выступали музыканты, за ними рука об руку веселая компания кутил. Они шли с песнями, дразня и задевая прохожих. Им повстречалась другая кучка подвыпившей молодежи, искавшей выход своему веселью. Во главе был Трагиск, один из самых деятельных заговорщиков.
— Кто идет? — воскликнул он.— Клянусь богами, это Кай Ливий, наш господин и повелитель! Друзья, мы должны составить ему почетный караул, долг нам повелевает это!
— Верно! — согласился градоправитель.— Долг велит... Ты славный малый, Трагиск!
Ливия благополучно доставили домой, и он тотчас же заснул. Собутыльники его разошлись по домам, и улицы скоро опустели. У дома градоправителя Трагиск поставил двух товарищей в караул и приказал никого не впускать в дом, чтобы до Ливия не дошло какое-нибудь известие.
На восточной стороне города размещалось, примыкая к стене, общественное кладбище. После полуночи заговорщики пробрались туда, и Никон взобрался на высокую могильную насыпь, чтобы видеть через стены, и стал всматриваться вдаль в ожидании условного сигнала.
Тем временем пуны продвигались с восточной стороны; фуры и всадники составляли арьергард, чтобы стук и грохот не достигали слуха тарентинцев, а пехотинцам под страхом смерти было приказано соблюдать полную тишину. Таким образом они подошли к небольшому холмику и тут, согласно условию, зажгли костер. Дрожа от радости, спрыгнул Никон с могильного холма и, с своей стороны подав ответный сигнал: «Мы готовы! Идите!» тотчас же поспешил со своими единомышленниками к воротам, перебил стражу, растворил ворота, и авангард Ганнибала вошел бесшумно, но с обнаженными мечами. Не теряя ни минуты, пунов провели на рыночную площадь, и они расположились фронтом во все стороны.
Тарентинцы крепко спали, не подозревая, что город перешел в другие руки.
Ганнибал был, как всегда, предусмотрителен и постарался обеспечить себе успех на случай любого препятствия. Исполнение его плана было поручено Филимону.
Подойдя со своим отрядом к городу, Филимон остановился невдалеке и только с тридцатью воинами приблизился к воротам, через которые он обыкновенно возвращался с охоты. На знакомый свист вышел привратник.
— Скорее! — крикнул из-за стены Филимон.— У нас огромный кабан, мы с трудом тащим его!
Привратник поторопился открыть калитку и при свете фонаря увидел, как тарентинец с помощью трех человек в пастушьей одежде пронес свою добычу. Положив ее на землю, Филимон воскликнул:
— Благодарение богам! Хорошее будет жаркое! Как ты думаешь?
Привратник нагнулся над великолепной дичью, с удовольствием предвкушая, что и ему перепадет кусок. Подошел и караульный, но в ту же минуту меч охотника поразил в спину привратника, а один из пастухов приколол часового. По сигналу подоспел остальной отряд и, пройдя через калитку, перерезал всю стражу и раскрыл ворота. Через четверть часа вошли полки и присоединились к Ганнибалу. С большой осторожностью были заняты все площади ц главные улицы, а когда забрезжило утро, вождь пунов осуществил одну из своих удивительных выдумок: в многочисленных столкновениях с римлянами он добыл массу римских боевых труб, а его трубачи так часто слышали сигнал тревоги, что могли хорошо воспроизвести его. Когда город был занят пунами, во всех углах и концах вдруг раздался сигнал тревоги. Римляне, разбросанные по всему городу, быстро вскакивали с постелей, хватались за оружие и выбегали из домов, потому что сигнал приказывал им спешно собираться в крепости. Но им не удалось выполнить приказа: они все поодиночке были истреблены.
Когда трубы заиграли, слуги разбудили Кая Ливия. Он не мог понять, что случилось, но ему удалось через заднюю дверь выбраться из дома и пробраться в крепость; он был единственный, кому посчастливилось это сделать.
Ганнибал отдал приказ немедленно созвать всех граждан на главную площадь. Заговорщики вместе с герольдами разъезжали по городу и громко возвещали:
— Свобода! Свобода! Ганнибал нас освободил, мы уже не рабы Рима! Кай бежал! Да здравствует свобода!..
Граждане в первую минуту не знали, что предпринять, и поспешили на площадь. Тут Ганнибал объявил им, что они свободны, каждый должен на своей двери написать: «Дом тарентинца», и домов с такой надписью пуны не коснутся, а остальные, принадлежащие римлянам, будут разграблены без пощады. Граждане с удивлением смотрели на порядок и дисциплину, господствовавшие в пунийской армии. Из предосторожности Ганнибал приказал своим войскам остаться на ночь в полном вооружении, чтобы не быть застигнутыми врасплох гарнизоном крепости. Крепость эта, действительно, была опасна: она занимала небольшой полуостров и с моря была ограждена высокими скалами, что делало ее с этой стороны совершенно неприступной.
От города крепость отделялась высокой стеной, позади которой был широкий и глубокий, наполненный водой ров; узенький мостик вел к единственным входным воротам.
На следующий день Ганнибал созвал городских старейшин на совет и сказал им:
— Я не могу ни сам остаться с вами, ни оставить у вас сколько-нибудь значительный гарнизон; мне еще многое нужно сделать, и я не могу дробить и без того небольшое войско, а чтобы римляне не могли на вас произвести нападения, я обнесу город высокой крепкой стеной, которая оградит его от крепости.
У него был еще план, но о нем он ничего не сообщил тарентинцам.
«Римляне,— думал он,— едва ли дадут себя запереть; наверно, они сделают вылазку, чтобы помешать работам, а тогда мне представится случай разбить их!»
Работы были начаты с размахом. Складывали камень, свозили землю и мусор, пользовались древесными стволами для креплений, и Ливий с удивлением следил за тем, как понемногу вырастал вал.
— Не воображают ли они, что мы позволим себя запереть?.. Вот мы отхлещем их по рукам...
Ворота распахнулись, римляне бросились на рабочих, а за ними, чтобы поскорее завершить дело, Ливий выпустил и весь гарнизон. Без сомнения, рабочие были бы истреблены, если бы вслед за прозвучавшим протяжным сигналом со всех сторон не вынырнули, словно из-под земли, пуны. Битва была тем ожесточеннее, что места для сражения было очень мало. С одной стороны вал, там кучи мусора, сложенный камень, немного подальше штабеля бревен, а с тыла у римлян глубокий ров, и пуны сбрасывают в него врагов... Римляне понесли большой урон, но большинство погибло не от меча, а во рву.
Вал был возведен и увенчан частоколом, наконец была сложена еще толстая каменная стена, и с этой стороны Кай Ливий был заперт, что обеспечивало Таренту безопасность со стороны крепости.
Для крепости такое положение не представляло особенной опасности, потому что ее нельзя было взять приступом, а со стороны моря она всегда могла обеспечить себе подвоз припасов. Хотя тарентинцы владели значительным флотом и легко могли бы при его помощи отрезать подвоз, но суда стояли в маленькой бухте, открытой со стороны крепости; таким образом, по мнению тарентинцев, воспользоваться судами было невозможно, потому что их нельзя было вывести в море.
— Нет ничего невозможного,— заметил Ганнибал.— Я выведу ваши суда. Ведь только крепость лежит высоко, а остальной город расположен в равнине; от бухты, где стоят суда, через город к морю идет широкая дорога; вот по этой-то дороге мы перевезем суда на низких телегах к морю, а там под парусами подойдем к крепости с моря и сделаемся господами положения. Ливию придется или выйти, или сдаться нам в плен!
Тарентинцы с изумлением взирали на храброго героя. Широкая дорога была вымощена, были приготовлены плоские, соответствующие числу и величине судов телеги, заготовлены подъемники, чтобы суда вкатить на телеги и спустить в море наконец впрягли всех, сколько было, лошадей и волов; сами граждане помогали в работе, и она удалась на славу. С ужасом и изумлением смотрел Ливий, как флот по суше передвигался к морю через город.
— На это способен только Ганнибал! — воскликнул он; а когда через несколько дней суда остановились у входа в гавань и отрезали римлянам подвоз припасов, он в раздумье покачал головой: