Как только римское войско оправилось от перехода, Фульвий вывел его из города и выстроил под стенами. Вдруг сам Ганнибал дерзко выехал вперед со своими нумидийцами и стал внимательно изучать расположение неприятельских сил, а на следующее утро карфагеняне с барабанным боем пошли в наступление, несмотря на численное превосходство врага.
Но пока войска строились, горизонт заволокло темными тучами; с непостижимой быстротой облака неслись по небу и затянули весь небосвод. Раскаты грома все приближались; вдруг ослепительная молния прорезала воздух, раздался оглушительный удар грома, земля дрогнула, и сильный град посыпался на готовые к битве полки. Через несколько минут град сменился ливнем, поднялся такой вихрь, что сильные солдаты едва держались на ногах... Молнии сверкали одна за другой, гром гремел без перерыва, наступил сумрак, и бой не состоялся,— каждый думал только о себе.
Этот день был потерян, но на следующий, когда земля пообсохла, пуны снова двинулись к городу, и римляне также взялись за оружие.
— Медлить нельзя, мы должны начать бой,— говорил Ганнибал.— По донесениям моих разведчиков неприятель со всех сторон ждет подкрепления. Сенат во все концы разослал гонцов, сзывая отовсюду гарнизоны. Еще дня два, и все дороги будут заняты, отступление будет отрезано, и нам отовсюду будет грозить нападение.
Но словно сами боги взяли город под свою защиту,— снова разразилась такая ужасная гроза с градом, что многие бросали свое оружие и старались хоть как-нибудь укрыться от непогоды.
Сподвижники Ганнибала были неутешны при виде этих капризов природы, вырывавших победу у них из рук.
— Кажется,— говорили они,— боги не желают, чтобы мы вступили в Рим!
Но Ганнибал им возражал:
— Что делают боги, нам неизвестно, но что нам надлежит делать, совершенно ясно. Нас в любой момент могут окружить: нам нечего ждать, и у нас нет выбора; войско должно приготовиться, и как только наступит ночь, мы направимся к югу; завтра к восходу солнца мы должны быть уже далеко!
Римляне немало изумились, увидев наутро, что африканцы исчезли. Но мосты через Анио были сняты, и неприятелю было отрезано отступление. Поэтому римские легионы тотчас же поспешили за ними и настигли пунов, как надеялись, на берегу. Ганнибал не долго раздумывал: он повернул обратно, разбил своих преследователей и, не теряя времени, направил свою армию по воде кратчайшим путем в Капую. На пятый день высланные вперед гонцы принесли известие, что Аппий и Клавдий не покидали лагеря, что город по-прежнему окружен, и что возведено еще несколько новых укреплений.
— В таком случае,— сказал Ганнибал,— мы не в силах освободить город! — и дал знать капуанцам, что он слишком слаб, чтобы взять приступом укрепления осаждающих, и потому вынужден предоставить город на милость богов.
Вслед за этим Ганнибал поспешил туда, где его никто не ожидал,— к проливу Регия. Когда Фульвий с остатком войска прибыл вновь к стенам Капуи, осаждающие сделали последние приготовления и пошли на приступ. Голод и измена помогли им, и город был взят. Сенаторы Капуи сложили головы на плахе, город был разграблен, знать была продана в рабство, и весь город объявлен собственностью сената и римских граждан.
В следующем году Ганнибал напал на проконсула в Апулии, уничтожил и рассеял его войско: тринадцать тысяч остались на поле сражения, а сам полководец был убит; но война этим не кончилась. Год спустя (209 г. до Р. X.) сиракузский тиран Марцелл вздумал испытать свое счастье, но был разбит Ганнибалом, потерял шесть знамен и три тысячи человек; однако в следующем году он хотел положить конец войне, вступил в союз с вторым консулом Криспином и призвал освободившиеся после усмирения Тарента войска; они должны были напасть на пунов с тыла. Ганнибал оказался в критическом положении. Помочь могла только хитрость и решительность. Тарентинскому войску была устроена засада, и в результате из римского войска две тысячи были убиты, и тысяча двести взяты в плен.
Вслед затем оба войска были завлечены в намеченные для битвы места, и в удобный момент с молниеносной быстротой начался бой.
Марцелл и много военачальников были убиты, Криспин был дважды ранен копьем и должен был отступить с остатками обеих консульских армий. Долго продолжаться война уже не могла: Риму приходилось содержать свыше двухсот тысяч человек в разных местах; военная казна была уже давно израсходована, солдаты вербовались всюду, где только их можно было взять; поля были не возделаны, потому что некому было их обрабатывать. Ганнибал находился в таком же положении: средств, присланных из Карфагена, не могло хватить на покрытие расходов даже на одно большое сражение, и ему приходилось выходить из трудностей самому.
«Война скоро и победоносно завершится,— писал он в Карфаген,— если в мое распоряжение будет предоставлено войско, достаточно многочисленное, чтобы я мог сказать: «Не беда, если я потеряю десять, даже двадцать тысяч!» Предстоит последняя короткая борьба; кто теперь потерпит поражение, тот уже не оправится».
В ответ на это донесение правительство Карфагена решило послать в Италию брата Ганнибала Газдрубала с шестидесятитысячным войском. Он должен был идти путем, который десять лет тому назад прошел его брат.
Газдрубалу переход дался гораздо легче, потому что за десять лет многие уже пользовались этим путем. Галлы из северной Италии с радостью присоединились к пунам.
Когда в Рим пришло известие, что Газдрубал с войском стоит у реки Пад, все поняли, что близок решительный день; новый год (207 г. до Р. X.) завершит то, что подготовлялось в течение одиннадцати долгих лет. На должность консулов были избраны прославившийся осадой Капуи Клавдий и полководец Ливий, отличившийся в войне с иллирийцами.
— Если Газдрубалу удастся со своей. армией соединиться с братом,— говорил сенат,— Рим погиб; поэтому теперь нужно всеми силами помешать соединению!
Поэтому Клавдий был послан на юг, а Ливий на север, навстречу надвигавшемуся врагу, и борьба началась. Клавдий встретился со своим непобедимым противником; они долго сражались с переменным успехом. Наконец армии стали готовиться к серьезному сражению. В двух часах от Канн, у города Канузиума, на правом берегу Оффанто, обе армии расположились лагерем одна против другой. Ганнибал желал как можно дальше пройти навстречу брату, чтобы ускорить соединение армий, но он долго не получал никаких известий. Последнее известие гласило, что армия идет через Альпы; однако Ганнибал и не подозревал, что переход совершился необычайно быстро, и что Газдрубал миновал уже Лигурию.
Со дня на день ждал он известий; но римляне принимали все меры, чтобы перехватывать гонцов. Кельтские гонцы счастливо добрались до южной Италии, но заблудились около Тарента и были схвачены. Пыткой у них добились показаний, отобрали письмо и переслали их самих вместе с письмом в Канузиум к консулу Клавдию.
Пунийские вожди ничего не знали друг о друге, не знали даже, когда и где встретятся они. А Клавдий теперь имел в руках самые точные сведения и предпринял смелый шаг: в случае удачи шаг этот должен был доставить ему славу, а при неудаче — делал его изменником: он решил оставить назначенный ему сенатом пост. Он объявил, что идет с частью армии в Луканию и скоро вернется; остальное войско должно оставаться в лагере, делать вылазки, угонять скот, собирать хлеб, чтобы враг не заметил его отсутствия.
Дня через два Клавдий вдруг повернул на север и быстрым маршем направился в Умбрию, где, как было сказано в письме, Газдрубал рассчитывал встретиться с братом. Поздно ночью Клавдий вошел в лагерь Ливия. Тот считал, что вновь прибывшие должны бы несколько дней отдохнуть, но Клавдий так убеждал не откладывать боя, что Ливий уступил.
Утром легионы выстроились и выступили. Газдрубал был очень доволен и, в свою очередь, двинул свои полки. Со свойственной его семье проницательностью он сразу заметил, что прибыли новые полки; в строю были грязные запыленные пехотинцы и всадники на конях, которые, очевидно, только что сделали трудный переход.
Когда Ливий преградил ему путь и расположился лагерем, Газдрубал все разузнал и взвесил, но не вступил в битву, а послал к брату гонца. Когда брат с юга присоединится к нему, тогда они уничтожат римское войско и вдвоем с восьмидесятитысячной армией явятся под стены Рима, и гордый город падет. Газдрубал отправил к брату дюжину гонцов, рассчитывая, что если многие из них погибнут, не разыскав его, то хоть один дойдет до цели...
К несчастью, ни один не добрался до Ганнибала!
Узнав, что ночью к неприятелю прибыло подкрепление, Газдрубал велел схватить двух солдат, пришедших за водой, допросил их и узнал, что прибыл другой консул со своим войском. После этого известия он решил, что с братом случилось большое несчастье.
— Если бы Ганнибал мог еще сражаться, Клавдий не решился бы придти сюда и подвергнуть Рим случайности; очевидно, брат разбит и не страшен больше римлянам, а, может быть, он даже убит. Теперь я не могу отважиться на бой, не рискуя проиграть все добытое в течение стольких лет!
Он отступил за лагерный вал, а противник не смел наступать. В следующую же ночь Газдрубал двинулся в путь. Прежде всего он хотел перейти Метавр, чтобы река прикрыла его от неприятеля, но все проводники-кельты сбежали, пользуясь наступлением ночи. Тот брод, по которому войска с их помощью раньше переправились, теперь, ночью, не зная местности, невозможно было отыскать. Армия двинулась вверх по течению, но Метавр делает бесконечные петли, берега его становятся все круче и выше, и потому до рассвета войска Газдрубала недалеко ушли от своего прежнего лагеря.
Римляне тотчас же оценили невыгоды положения своих противников и решили это использовать. У Газдрубала не было времени даже на то, чтобы сделать окопы, ему нужно было отражать нападение.
Сам Газдрубал командовал правым крылом и разбил и оттеснил Ливия; в центре бой шел с равными шансами; на левом фланге пунической армии находились галлы; они занимали холм, и Клавдий тщетно пытался к ним подойти: они сталкивали всех его воинов вниз. Тогда Клавдий отважился еще на один рискованный шаг: отобрав лучших из пехотинцев и всадников, он зашел с другой стороны и напал на неприятеля с тыла и с фланга. Если бы галлы сбежали вниз и напали на неприятельский центр с тыла, сражение решилось бы в пользу Карфагена; но они не были, как прежние пунические воины, закалены голодом и жаждой, не привыкли ко всякого рода лишениям. А в это время усилилась жара, поэтому они решили не преследовать Клавдия, а отдохнуть от трудностей ночного перехода и тем самым дали Клавдию возможность прийти на помощь другому флангу.