Около полудня бой уже близился к исходу. Центр пунического войска составляли лигуры; Клавдий напал на них с тыла и вызвал смятение в их рядах; часть продолжала биться вразброд, часть бежала, галлы не могли дольше сражаться; лишь правое крыло держалось твердо. Однако Газдрубал ясно сознавал, что о победе нечего и мечтать, и поставил себе целью положить возможно большее количество врагов.
Газдрубал был прекрасный полководец, достойный сын великого Гамилькара и брат еще более великого Ганнибала. Ему чуждо было мелкое тщеславие, и он никогда не стремился щегольнуть перед войском личной храбростью, подвергая себя ненужной опасности; он знал, что легче набрать десять тысяч храбрых солдат, чем найти одного хорошего полководца, и что самое храброе войско погибнет, если у него нет головы. Вместе с тем он не мог из малодушия и любви к жизни посрамить свое славное прошлое. Когда его войска поредели, и он в качестве командира был уже бесполезен, он подал своим солдатам пример мужественной гибели, бросившись в самое опасное место битвы, и пал доблестной смертью.
Ливий отказался от преследования обратившихся в бегство лигуров и галлов. Консул Клавдий, дав своим войскам отдохнуть, отправился обратно на юг и ночью вошел в свой лагерь.
Ганнибал не заметил его двухнедельного отсутствия. Прежде чем покинуть берега Метавра, Клавдий разыскал труп Газдрубала, отрубил ему голову и взял с собой, захватив нескольких взятых в плен ливийцев.
Наутро, когда Ганнибал объезжал лагерь и зорко всматривался в неприятельские укрепления, там вдруг зашевелились, солдаты вывели закованных в цепи людей и поставили так, чтобы пуны их видели; сомнения быть не могло,— пленники были ливийцы. Карфагеняне тотчас же это увидели и стали гадать, откуда они взялись. В это время из неприятельского лагеря была брошена голова: описав большую дугу, она покатилась по земле. Часовой поднял ее и принес Ганнибалу.
Взглянув на нее, вождь с глубоким волнением промолвил:
— Это голова моего брата Газдрубала! Он убит, его армия, по-видимому, разбита, уничтожена! Какая большая потеря для Карфагена!..
Молча возвратился он к себе в палатку и стал обдумывать, что ему предпринять.
Клавдий между тем приказал расковать двух пленников и сказал им:
— Ступайте к своим землякам и расскажите им обо всем, и о том, что пунийское войско уничтожено!
Когда Ганнибал из уст очевидцев услышал о всем происшедшем, он почувствовал всю безнадежность своего положения. Предательство галлов привело к гибели Газдрубала, и теперь на успех в Италии не оставалось никакой надежды. О наступлении пока не могло быть и речи. Он созвал все полки, бывшие в его распоряжении, и направился к югу, чтобы удержать Бруттий.
ГЛАВА X. В ЗАМУ
В Тарентинской бухте, недалеко от города Кротона, Ганнибал раскинул свой лагерь. Однажды он сидел на выступающей в море скале и задумчиво смотрел в синюю даль. Его глаз был устремлен на юго-запад, где лежал Карфаген. О, если бы он захотел поддержать своего сына!
— Все равно! — воскликнул Ганнибал, решительно вставая! — Мой меч, тридцать лет тому назад врученный мне отцом, еще со мной; я буду владеть им во славу родного города!.. Пусть я не могу вести наступательную войну, не могу преследовать врага, но я останусь в Италии и буду постоянно грозить ему, а ему со мной не совладать!
Затем Ганнибал подозвал к себе Маттана и Зеруйю, сопровождавших его, и поручил им отправиться в Карфаген, представить Верховному совету отчет о положении дел и объяснить, что необходимо прислать подкрепление, чтобы не все потерять.
— Я скажу им все без боязни! - горячо воскликнул Зеруйя.— Пусть они краснеют от стыда за то, что тебя не поддержали. Они слепы! Такой глупости не видано с сотворения мира...
И действительно, когда испытанные воины предстали перед своим правительством, они ни о чем не умолчали; они ведь пережили то, о чем в Карфагене знали лишь из донесений.
— Вы жалуетесь,— заметил Ганнон,— как будто мы ничего не сделали? Это неверно, мы всюду посылали помощь — в Испанию, в Сардинию, в Сицилию.
— Разумеется, Верховный совет посылал войска в Иберию, в Сиракузы и в другие места,— заметил Зеруйя,— он нас только забыл; героя, равного царю Давиду, он оставил без подкрепления.
— Мы вам послали слонов и всадников,— возразил Ганнон,— остальное Ганнибал мог добыть и в Италии!
— Если бы все войска, рассылавшиеся за эти десять лет во все стороны, были посланы Ганнибалу,— заявил Маттан,— Рим давно уже был бы побежден, и его колонии отошли бы к нам. Если бы после битвы на Тразименском озере и при Каннах для нас была сделана хоть половина того, что делал Рим для своих воинов, война давно была бы закончена, и Карфаген вышел бы победителем!..
Члены Верховного совета согласились со всеми этими доводами и без промедления отправили Ганнибалу значительные суммы денег. Магон был послан в Гадес с приказом двинуться с флотом в северную Италию, там навербовать возможно большее число галлов и лигуров и поспешить на соединение с Ганнибалом.
Едва Магон покинул свою резиденцию в Испании, город перешел на сторону римского полководца Публия Корнелия Сципиона, и вся Испания оказалась под властью Рима. Победитель выставил свою кандидатуру на должность консула и получил ее, а вместе с ней и разрешение двинуться в Африку, если, по его мнению, того потребуют интересы Рима.
По возвращении из Карфагена Зеруйи и Маттана, Ганнибал, выслушав донесение об удачном исходе их поездки, с неудовольствием покачал головой и заметил:
— Мой брат должен с флотом идти в Лигурию и затем пробиваться ко мне?! Почему не послали они флот прямо ко мне с людьми, с деньгами и с хлебом?! Я не понимаю Верховного совета!
Умный Зеруйя понял суть взаимоотношений партий в Карфагене, но не мог осилить влиятельной семьи Ганнона. С каким удовольствием он принес бы своему бывшему ученику, теперь начальнику, более приятные вести!..
Последнее время Элули был очень озабочен: многое казалось ему подозрительным, и его подозрения скоро подтвердились. Однажды ночью вдруг вспыхнул огонь вблизи палатки Ганнибала, и не в одном каком-нибудь месте, а сразу в четырех. Если бы не бдительность часовых, палатка Ганнибала была бы в несколько минут охвачена огнем; при этом оказалось, что поблизости от нее были сложены кучи соломы. Старые военачальники не могли избавиться от убеждения, что тут не обошлось без измены. Однако кто же изменник? Палатку полководца окружали лучшие и самые надежные полки, их нельзя было ни в чем заподозрить. Но где же искать поджигателя?
У Ганнибала был молодой раб, Акбар, который служил только ему лично; но со времени пожара юноша пропал. Сперва предположили, что он погиб в пламени, но тщательные розыски установили, что человеческих жертв не было; тогда решили, что он принимал участие в поджоге.
— Мне этот малый не нравился,— говорил Зеруйя,— с самого нашего возвращения мне все казалось, что у него совесть не чиста; до нашего отъезда он был совсем другой — всегда веселый, беззаветно преданный своему господину; тогда это был счастливый невинный ребенок — теперь сознательный грешник!
Но это были лишь предположения — загадка пожара осталась неразрешенной. Прошло недели полторы. Однажды вечером Зеруйя вышел на скалы подышать свежим воздухом моря. Вдруг он увидел в некотором отдалении человека, перепрыгивавшего с камня на камень.
«Это исчезнувший Акбар!» — подумал он.
Зеруйя поспешил к нему, и когда ему удалось, не будучи замеченным, подойти достаточно близко, он громко крикнул:
— Акбар, стой!
Испуганный раб оглянулся, узнал начальника стрелков и бросился бежать.
— Стой, или я убью тебя! — приказал Зеруйя, доставая из колчана свою меткую стрелу.
Он до такой степени сжился со своим оружием, что не расставался с ним даже на прогулке. Акбар понял намерение Зеруйи и стал бросаться из стороны в сторону, он то припадал к земле, то вскакивал, стараясь укрыться за скалами. Однако стрела его настигла, но она попала не в ногу, как желал Зеруйя, а в спину. С громким криком упал раб на камни, и в ту же минуту стрелок был около него и без дальних разговоров приступил к допросу.
— Акбар, теперь все кончено, сознайся; наказания тебе бояться нечего; не пройдет часа, и ты станешь трупом. Скажи, ты подложил огонь, чтобы погубить Ганнибала?
— Да! — крикнул мальчик с отчаянием.
— Что тебе сделал наш вождь, что ты покушался на его жизнь? — продолжал Зеруйя.
— Ничего, ничего! — возразил Акбар, корчась на земле.— Он был всегда добр ко мне, я любил его и почитал, как отца, но меня принудили сделать это.
— Кто тебя принудил? — спросил стрелок.— Лежи спокойно и рассказывай. Подумай: Ганнибал твой благодетель; долг велит тебе рассказать обо всем и тем хоть несколько искупить свое тяжкое преступление.
— О,— простонал мальчик,— он преследовал меня в течение нескольких месяцев, принуждал меня и грозил страшными пытками, если я его выдам. Я не мог иначе!..— и Акбар, внезапно вскочив, в отчаянии взбежал на скалу и прыгнул в море.
Спасение было немыслимо. Зеруйя вернулся в лагерь и сообщил друзьям о случившемся; было решено каждую ночь по очереди дежурить у палатки вождя. Ганнибал купил себе другого раба, Урамилька, десятилетнего ливийца с открытым, честным взглядом.
Мальчик нес личную службу при Ганнибале и скоро беззаветно привязался к нему, почитая его, как полубога.
Между тем Магон подошел к Генуе с моря, высадился и тотчас же взял ее. Но как только в Риме узнали о высадке опасного врага, было решено принять все меры к тому, чтобы не допустить встречи братьев. На север были посланы две армии, преградившие Магону путь к югу.
А в это время в Бруттие Ганнибал переживал тяжелые минуты. Римляне окружили его большим кольцом, но в сражение не вступали, предпочитая грабить окрестные города и села, опустошать поля, чтобы лишить пунов съестных припасов. И многие в рядах храбрых соратников Ганнибала гибли жертвой голода и лишений, а пробиться сквозь полчища врагов они не могли.