Между тем управление Сицилией и в следующем (204 г. до Р. X.) было поручено деятельному Сципиону, который во главе большого, сильного войска решил переправиться в Африку, чтобы напасть прямо на Карфаген и вырвать у него первенство на море. Он высадился с сорокатысячной армией на африканском берегу, расположился лагерем, возвел валы, выкопал рвы и начал грабить окрестности. Жители бежали со своим скарбом в глубь страны и укрывались в городах. В самом Карфагене началась паника.
Посланные на разведку всадники вернулись с кратким донесением: «Деревни выжжены, поля опустошены, флот идет к Утике». Сципион хотел сперва покорить окрестные города и потом уже одним ударом сокрушить мощь Карфагена. Пуны поняли, что им нужно собрать все силы, чтобы отразить смертельный удар, и спешно отправили корабль в Геную, чтобы отозвать полководца Магона.
А между тем Магон выдержал длительный, кровопролитный бой. Победа долго не склонялась ни на ту, ни на другую сторону, пока предводитель пунов не был ранен копьем в бедро. Кровь ручьем хлынула из зияющей раны, он упал с лошади и без сознания был унесен с поля битвы; пуны отступили, и римляне не преследовали их.
Магон не умер от своей раны и, как только пришел в сознание, скомандовал отступить к морю, где можно было рассчитывать на прикрытие флота. Там его уже ждал прибывший из Карфагена посол с приказом немедленно со всей армией отплыть в Карфаген. «Мы не можем вести наступательную войну и думать о завоеваниях, мы должны защищать собственный кров,— гласил приказ.— Вы должны спешить на выручку родного города! Будем надеяться, что Танит нас не покинет, и докажем еще раз, что мы живем для родины и умрем за родной Карфаген».
Корабли быстро распустили паруса и пошли на помощь родному городу. Уже половина пути была пройдена, и команда уже высчитывала, когда покажутся берега Африки, как вдруг Магон призвал к себе кормчего и сказал ему:
— Я чувствую, что жизнь уходит, что мои часы сочтены. Твоя задача — благополучно привести флот в родную гавань. Поклянись, что ты сделаешь все, что в твоих силах, чтобы сберечь суда и команду!..
— Ты не умрешь! — с глубокой грустью возразил капитан.— Ты в полном расцвете сил и здоровья, Карфаген нуждается в тебе. Танит нас не покинет!
— Я чувствую, что мой конец приближается,— заметил Магон,— я не переживу утра. Клянись же! Мелькарт услышит твою клятву!
Кормчий торжественно исполнил этот ритуал и прибавил:
— Воля божества неисповедима, и судьба людей часто необычайна. Возможно, что римляне произведут на нас нападение, но я твердо знаю, что судно, на котором я нахожусь, войдет в гавань Карфагена или ляжет со мной вместе на дно моря. Я решил, если неприятель вступит на мой корабль, отчаянно бороться, а если мне не удастся их сбросить в море, я одним прыжком буду в трюме. Я сегодня же приготовлю топор, и один-два сильных удара, балки будут разрублены, доски отскочат, волны хлынут, и римляне вместе со мной уснут в глубине. Если мне суждено погибнуть, со мной погибнет много римлян!
Как только разнеслась весть о близкой кончине Магона, каждый пожелал его увидеть еще раз, поговорить с ним, посидеть у одра любимого вождя... Испытанные в боях воины были в отчаянии.
— Не горюйте обо мне! — уговаривал их умирающий.— У вас есть Ганнибал. Он — наша звезда. За него нужно молиться и приносить жертвы богам. Ганнибал и Карфаген — одно!..
День и ночь прошли среди надежд и опасений. На заре Магон потребовал, чтобы его вынесли на палубу и положили так, чтобы он мог смотреть туда, где лежит родина. Вот на востоке всплыл огненный шар.
— Ах! — простонал умирающий.— Солнце! Оно светит и над Карфагеном, над моим Карфагеном! — он вздохнул еще раз, и вождя не стало.
Между тем война разгоралась. Сципион сжег пунийский лагерь, разбил войско, посланное ему навстречу, уничтожил и второе, несмотря на героическое сопротивление. Тогда карфагеняне решили вызвать Ганнибала из Италии, потому что только один он мог еще спасти город. Опять корабли понеслись на север, чтобы вернуть героя на родину.
Римляне в это время штурмом взяли Утику и овладели городом Тунис, лежавшим всего в шести часах от Карфагена. Отсюда они легко могли наблюдать за всем происходившим в Карфагене и в любую минуту произвести нападение.
Пятнадцать лет провел Ганнибал в Италии. Рим дрожал перед ним и до сих пор еще озабоченно глядел на юг, где расположился африканский лев; враг не мог его осилить, но Родина звала его! Невыразимо тяжело было ему покидать страну своих побед, но родина звала его! А он был ее верный сын.
Он никому не сообщил о полученных из Карфагена распоряжениях, снарядил суда, отправил ненадежные полки в мелкие города в качестве гарнизонов: если они и перейдут на сторону римлян в его отсутствие,— это не важно, на них он не мог полагаться. С собой он взял только отборное войско.
Когда все было готово к отъезду, Зеруйя, не будучи в силах сдержать свой гнев, запальчиво спросил послов:
— Разве правительство не могло вместо пустых судов прислать нам солдат?
— Все идет не так, как нужно! — раздраженно воскликнул Маттан.— Нужно было прислать сюда
Ганнибалу стотысячную армию, Рим отозвал бы Сципиона, и нам не пришлось бы покидать Италию.
Элули также был глубоко опечален и сказал:
— Если бы Карфаген был хоть вполовину так деятелен, как Рим, война была бы кончена еще четырнадцать лет тому назад... Верховный совет имеет глаза и не видел, имеет уши и не слышал того, что мы ему рассказывали. Все кончено!..
Тут Ганнибал обернулся к своим сподвижникам и взволнованно промолвил:
— Много слез прольется в Карфагене; я все предвижу!
Войско было посажено на суда, были совершены торжественные жертвоприношения, военачальники взошли на корабль, и наконец, последним, взошел Ганнибал; корабли снялись с якоря и понеслись по зеленым волнам.
Скрестив на груди руки, Ганнибал с грустью смотрел на страну, куда вступил полный надежд.
«Мой путь отмечен победами,— думал он,— но нам не суждена награда. Сципион, ни разу не оказавший нам сопротивления здесь, в Италии, идет на Карфаген!»
Тридцать четыре года тому назад, ребенком, покинул Ганнибал родной город, чтобы впоследствии весь мир наполнить своей славой, и теперь возвращается домой (208 г. до Р. X.) с гложущим сознанием, что напрасны были все труды и лишения, тщетны борьба и победы. Когда до Рима донеслась радостная весть, что Ганнибал отплыл в Африку, город возликовал. Знатный и простолюдин, старый и малый — все устремились на улицы, кричали, ликовали, желали слышать подробности; в храмах приносились жертвы, по городу ходили процессии с музыкой, богатые устраивали роскошные пиры; сенат постановил по случаю этого радостного события в течение пяти дней повсюду совершать молитвенные бдения и принести в жертву сто двадцать быков.
Наконец войска Ганнибала увидели африканский берег. Но повсюду стояли римские войска, навербованные среди добровольцев и среди жадных к добыче ливийцев. Пришлось взять курс далеко на восток, и только у Лептиса можно было высадиться.
С тяжелым сердцем произвел Ганнибал смотр своему войску. Из храбрецов, с которыми он перешел через Альпы, большинство остались на полях сражений, раскинутых по всей Италии, а из героев, прошедших с Гамилькаром через Морские ворота, осталась лишь небольшая горсть.
— И мне пришлось пережить этот день! — вздохнул Элули.— Лучше было бы мне тогда, в Альпах, остаться в снегу: Счастливы павшие в битве!
— Да,— согласился Ганнибал,— счастливы мертвые! И кто думает только о себе, в первом же бою бросается в самую сечу и скоро находит себе покой и мир. Умереть легко! Но что такое я? Я — ничто, Карфаген — все, и пока я могу быть полезен родине, я не смею покинуть свой пост. Мы все еще в неоплатном долгу перед родиной!
На следующее же утро войско направилось к Адрумету и расположилось лагерем. Пока армия отдыхала от переезда через море, во все стороны были посланы разведчики, чтобы выведать расположение и силы неприятеля, а заодно узнать, как обстоит дело в Карфагене. Ганнибал теперь снова проявил необычайную деятельность: добывал слонов, вербовал ливийцев, присоединил к себе остатки армии брата и отряды, завербованные в Карфагене. Когда войска были приведены в боевую готовность, он перешел Баградас и двинулся к Заме, лежавшей в пяти днях пути от Карфагена.
Нумидийский царь Масинисса выставил на помощь Сципиону десять тысяч человек, и римский полководец, сознавая свое численное превосходство и ни минуты не сомневаясь в победе, двинулся к Заме и приготовился к битве.
Ганнибал отлично понимал свое положение, а потому решил вступить с противником в переговоры. Сципион согласился.
На виду обеих армий оба полководца выехали друг другу навстречу в сопровождении небольшой конной свиты, затем, отделившись от свиты, они съехались в сопровождении одних только переводчиков.
— Наши народы готовы к последнему бою,— начал Ганнибал,— но прежде, чем мы обнажим мечи, выслушай благосклонно то, что я тебе скажу. Ты рассчитываешь на победу, полагаясь на свое численное превосходство, но победа тебе не обеспечена. Вспомни Канны! В каждой битве многое зависит от счастья и случая; если ты будешь разбит, твоей славе конец; если ты победишь, нам придется смириться пред Римом и признать его главенство. Попробуем договориться без кровопролития. Мы пойдем на все условия, лишь бы они не противоречили чести, а твоя слава возрастет, если ты, в сознании своей силы, не потребуешь от противника выполнения позорных условий. Я предлагаю: сохраните все земли, лежащие по ту сторону моря, которыми вы уже владеете и которые завоюете, возьмите все острова и оставьте на нашу долю земли, что лежат по эту сторону моря. К тому же у вас уже достаточно земель, и много еще есть свободных территорий, чтобы на сотни лет удовлетворить вашу страсть к завоеваниям, а мы будем искать счастья в Африке. На этом основании мы можем заключить дружественный союз и будем честно хранить его на все времена!..