Чем больше на берегах Тибра негодовали на дерзость сирийца, тем больше радовался Ганнибал.
«Вот человек,— думал он,— который не знаком со страхом; он честолюбив, жаждет завоеваний и располагает огромными средствами; я должен вступить с ним в союз».
Антиох в то же время думал: «Вот, если бы у меня был такой полководец, как Ганнибал, я заговорил бы с Римом другим языком. Шестнадцать лет держался он с незначительным войском в Италии; у меня есть то, чего ему недоставало, мы должны соединиться!»
При таком настроении сторон, послы царя негласно прибыли в Карфаген, потом отвезли царю полученный ответ, потом снова явились. Все шло как нельзя лучше, только Ганнибал медлил с решением и оттягивал его выполнение, что было ему совсем несвойственно. Как ни осторожно велись переговоры, о них проведали римские шпионы, и в Риме заговорили:
— Смотрите, как процветает Карфаген с тех пор, как Ганнибал стоит во главе управления! Низвергнутый во прах город пышно расцвел, и если он пожелает снова поднять против нас оружие, его сундуки полны и войско готово. Пока мы можем еще повелевать, потом они будут смеяться над нами. Мы должны требовать выдачи Ганнибала!..
Элули узнал об этих толках и сообщил Ганнибалу.
— Не следует обольщаться: если Рим потребует моей выдачи, карфагенянам не устоять; знать, питающаяся потом и кровью народа, станет вопить и кричать и нагонит такого страху на простой люд, что он пойдет на все, лишь бы римляне не пришли в город. Я приму меры и живой им в руки не дамся!
Вскоре в гавань прибыл римский корабль, и три сенатора вышли на берег.
— Мы приехали,— сообщили они,— чтобы уладить вопрос о границе Карфагена с Масиниссой, дабы устранить всякий повод к вражде!
Большинство поверило этим словам; но Ганнибал был дальновиднее.
Вечером, выйдя из заседания совета, он направился в сопровождении Элули, Зеруйи и Урамилька за город. Они шли, спокойно беседуя, около получаса, затем сели на заранее приготовленных быстрых коней и понеслись. Спутники Ганнибала ничего не подозревали.
На заре следующего дня, после дикой скачки, они подъехали к крепкой башне, одиноко стоявшей у моря и принадлежавшей полководцу. Около нее с некоторого времени стоял оснащенный, готовый к отплытию корабль. Ганнибал со своими спутниками взошел на него и поднял якоря (195 г. до Р. X.).
Когда судно отошло от берега, Ганнибал подозвал к себе трех друзей и объявил им:
— Как только мне стали известны планы Рима, кони и корабль были все время наготове. Сенаторы рассчитывали привезти меня в Италию, а мы едем в Сирию, к царю Антиоху.
Урамильк бросился к ногам своего господина и, целуя ему руку, воскликнул:
— Куда бы ты ни пошел, я всюду последую за тобой, а когда ты умрешь, умру и я!
Оба старых воина обняли своего вождя и друга, и окрыленные надеждой, отправились в неизвестное будущее.
Никто в городе не заметил отъезда Ганнибала. На следующий день его хватились и обнаружили, что он исчез. На третий день сенаторы пожелали присутствовать на заседании Верховного совета, поговорили о пограничных недоразумениях с Нумидией и в заключение прибавили:
— Впрочем, пока Ганнибал жив и на свободе, нельзя рассчитывать на продолжительный мир; потому вот воля и требование Рима: вы должны выдать Ганнибала, дабы он не мог нам больше вредить; если вы не согласны, мы сегодня же отплывем, а через несколько дней вы увидите римский флот; тогда настанет последний день Карфагена. Теперь решайте!..
Члены Совета поспешили ответить, что исполнят волю Рима, как надлежит подвластному народу, но что им неизвестно, где Ганнибал находится.
— Третьего дня он был на заседании Совета,— говорили они,— и был здоров, когда уходил. Вчера он не показывался, и мы навели справки; оказалось, что он не ночевал дома, не был у себя в имении и никто не знает, что с ним сталось!
Сенаторам пришлось удовлетвориться этим — даже всемогущий Рим не мог взять человека, который отсутствовал.
Ганнибал между тем спокойно плыл к Тиру и был встречен с радостью и торжеством.
Тирские купцы прекрасно понимали, что Рим добровольно не ограничит своих завоеваний, и что Тир попадет под власть Рима, если его алчности заранее не будет положен предел. Путь Ганнибала до Эфеса, где находился Антиох, был сплошным триумфом.
В Эфесе Ганнибал был встречен с большими почестями и, при виде флота, богатства города и неистощимой казны царя, стал надеяться на победу; но при дворе пиры сменялись пирами, время шло в забавах и развлечениях, все стремились к наслаждениям, были изнежены, и о серьезной военной подготовке никто и не помышлял. Вопреки увещаниям Ганнибала и несмотря на то, что царь вполне с ним соглашался, полководцы не хотели менять приятную жизнь при дворе на лагерную и полную лишений обстановку серьезного похода. Время шло, и все оставалось по-старому.
Когда римляне узнали, что их смертельный враг живет при дворе царя Антиоха, они заговорили:
— Вот почему сириец так высокомерен! Вот почему он разговаривает с нами так, как никто не осмеливается. Раз Ганнибал у Антиоха, это значит, что Сирия готовится к войне с Римом!..
Вторично в Эфес было отправлено посольство с требованием, чтобы царь вернулся в пределы Сирии. Ответ был дан опять отрицательный: Антиох остался при решении померяться силами с римлянами и уж взялся за меч, но не извлек его из ножен.
Таким образом прошло три года с тех пор, как Ганнибал поселился в Эфесе, как вдруг воинственные этолийцы вступили в борьбу с Римом и предложили Антиоху начать совместные действия. Это побудил Антиоха спешно снарядить корабли. Но его военачальники обставили дело так, что Ганнибал не получил командования, а должен был состоять советником при царе. Герой Ганнибал был слишком велик на их ничтожном фоне; его деяния могли затмить их подвиги; кто заметил бы их тусклый свет в сиянии пунийского солнца!?
Все вышло так, как и следовало ожидать. На беду, в Колхиде царь познакомился с девушкой необычайной красоты, возвел ее (хотя ему было уже 46 лет) в сан своей супруги и с восточным великолепием праздновал свою свадьбу: пиршества и празднества длились всю зиму, и докучливый советник Ганнибал был отстранен.
Между тем римляне успели хорошо подготовиться к войне, и им нетрудно было одержать окончательную победу. При Фермопилах (191 г. до Р. X.) сирийское войско было уничтожено, и Антиох бежал.
Храбрый Зеруйя без устали работал своим мечом, много погубил римлян, увлекая стоящих вокруг воинов своим воодушевлением, и сам погиб в Фермопильском ущелье. Ганнибал и Элули тоже погибли бы здесь, если бы Антиох не увел их. Тут только понял сирийский царь, что все его полководцы, вместе взятые, не стоят одного карфагенянина. К сожалению, было уже поздно, и нельзя было исправить непоправимого...
Антиох покинул Грецию и снова расположился в Эфесе; но римский флот уже приближался... Разбив сирийские корабли у Фокеи, несколько севернее Смирны, войска высадились на сушу и стали брать один город за другим. Тут царь решил попытаться заключить союз с сильным царем вифинским Прузией и направил ему послание, в котором заявлял то, что несколько лет назад ему самому говорил, к сожалению напрасно, Ганнибал:
— Мы все дождемся своей очереди; только общими силами можно задержать поток, все сокрушающий на своем пути.
Прузия видел, это, но так как и римляне искали его дружбы, он сделал то, что делают все трусы: стал ждать дальнейшего развития событий, чтобы примкнуть к победителю.
А когда сирийский флот вторично потерпел поражение и был почти уничтожен, Антиох отчаялся в победе и стал просить мира.
Однако римские полководцы не желали вступать в переговоры и требовали безусловного подчинения.
— Я еще не так беспомощен,— заявил Антиох,— у меня шестьдесят две тысячи пехотинцев и двенадцать тысяч всадников: сдаться на милость победителя я могу и после поражения. Итак, к оружию!
Он двинулся со всем своим войском к Магнесии, в шестнадцати часах на северо-запад от реки Герм и призвал к себе Ганнибала.
— Командуй и распоряжайся,— говорил царь,— я даю тебе неограниченную власть; ты видишь моих великолепно вооруженных солдат, мой обоз, моих верблюдов и пятьдесят четыре слона! Под твоим начальством мы победим!
— Я приветствовал бы тебя, как победителя,— возразил серьезно Ганнибал,— если бы не препятствовало одно условие. Видишь ли, когда в Италии я командовал своей армии наступление, воины говорили: «Мы снова разобьем римлян!» — и с этой мыслью они побеждали. Только в конце войны они узнали, что значит поражение. У тебя, к сожалению, все иначе. Никакой обоз, никакие верблюды не заменят сознания: «Я до сих пор был победителем и должен победить и в этот раз». Во всяком случае, сделаем, что возможно, и, если боги к нам милостивы, ты украсишь себя лаврами!
Ганнибал укрепил свой лагерь, окружил его двойным валом, глубоким и широким рвом, а внутри возвел еще стену. Когда римляне подступили, он ринулся со своими полками вперед, разбил римлян и обратил их в бегство. Антиох вел себя, как подобает герою, и отразил врага со своего фланга. Но вожди не могли всюду быть одновременно, и там, где их не было, полки под начальством неспособных военачальников уже с начала знали, что потерпят поражение... Кровопролитное сражение при Магнесии завершилось полным разгромом сирийской армии (190 г. до Р. X.). Антиох бежал с горсткой преданных людей.
— Ты оказался во всем прав,— говорил он Ганнибалу,— сделай я тебя единственным полководцем всей армии и флота, мы сидели бы теперь в Капитолии и в водах Тибра поили бы своих коней. Но все это миновало, и упущенного не вернешь; теперь приходится склониться перед роком.
Уйдя на значительное расстояние и считая себя в безопасности, он отправил к римским консулам послов; было заключено перемирие, в следующем году сменившееся миром.
Антиоху пришлось отказаться от всех земель к северу от Тавра, уступить всех слонов, доставить римлянам огромное количество зерна и уплатить свыше пятнадцати тысяч талантов. Кроме того был определен ряд условий, и самое серьезное среди них — выдача Ганнибала.