Это условие было самое тяжелое для царя Антиоха; несмотря на многочисленные недостатки, он был прямой, честный правитель и не мог согласиться выдать врагу человека, перед которым должен был сам почтительно склоняться. Ганнибал сам помог ему выйти из затруднения. Он точно был осведомлен обо всем, что происходило в Риме, и знал, каковы будут условия мира, а потому римские послы уже его не застали,— он исчез, и Антиох совершенно искренно мог сказать:
— Его нет в моей стране! Клянусь всеми богами, я не знаю, где он!
Все усилия римлян найти грозного врага ни к чему не привели; по всем значительным городам были разосланы шпионы, была обещана большая награда тому, кто его найдет, но никто не мог дать сведений о бесследно исчезнувшем вожде.
Он направился в страну, о которой никто не думал, и спокойно жил на острове Крит... О нем почти забыли, полагая, что его уже нет в живых. А он жил со своим старым сподвижником Элули, вспоминая пережитое и былую славу: следя за отношениями государств, оценивал их властителей и спрашивал себя: «У кого из них хватит мужества и силы выступить против Рима, и где я мог бы содействовать победе, бросив свой меч на весы?»
Шли недели, месяцы, годы. Вдруг купцы принесли в Рим известие: «Знаете ли вы, кто спокойно и в полной безопасности живет на Крите? Ганнибал!» Это известие, как громом, поразило римлян: «Значит, он жив? Следовательно, он угрожает нам. Немедленно следует послать на Крит послов: Ганнибал теперь от нас не уйдет».
Был снаряжен корабль, и два бывших консула отправились на остров. По прибытии в богатую Гор-тину они узнали, что Ганнибал жил там действительно долгие годы, но несколько дней тому назад скрылся.
— Подождите,— говорили критяне,— он вернется!
Римляне ждали дни, недели, месяцы, но Ганнибал не появлялся. Прошло полгода, и послы вернулись домой с донесением:
— Мы опоздали: случилось то, что всегда с нами бывает, когда дело идет о нем; только богам известно, где он и что замышляет!
— Что он замышляет,— говорили сенаторы,— знаем и мы: он создает планы и точит меч против Рима,— на то он Ганнибал. Но где собирается гроза и где она разразится, мы не знаем. Больше тридцати лет этот человек угрожает нам, и мы не можем спокойно спать, пока он жив; но настанет день, когда мы в оковах поведем его по улицам города, и весь народ будет тесниться, чтобы взглянуть на африканского льва, потрогать его, потому что он уже не будет кусаться; тогда мы отпразднуем этот день; таких торжеств Рим еще не видывал! Стены дрогнут от радостных кликов народа, и громовым раскатом повсюду пронесется весть: «Ганнибал, Ганнибал наш!» О, скорее бы настал желанный день!
На южном берегу Черного моря лежало царство Вифинское с главным городом Никомедия. Царем в то время был предприимчивый и честолюбивый Прузия II.
Покинув Крит, Ганнибал неожиданно явился при дворе вифинского царя и открыл ему глаза на его положение:
— Ты поддерживаешь Рим и не думаешь о том, что чем он сильнее, тем скорее наступит день, когда он поглотит и тебя. Пока ты еще слишком слаб, чтобы с ним воевать; ты должен сперва усилить себя завоеванием небольших государств и сделать так, чтобы все добивались союза с тобой, искали бы твоего благоволения и дрожали бы перед твоим гневом!
Руководствуясь указаниями Ганнибала, царь стал заключать союзы, набирал войска, которые Ганнибал обучал в Никомедии. Он умел им сообщить ту уверенность в своих силах, которая так необходима для успеха всякого дела.
Самым могущественным властителем Малой Азии был Эвмен II. Его резиденция Пергам находилась против острова Лесбос, неподалеку от берега, и была одним из красивейших городов. Прузия во многом уступал Эвмену, воспитывавшемуся в школе римлян, и при первом же сражении вифинские войска были разбиты.
— Ты обучал мои войска,— сетовал Прузия на Ганнибала,— и говорил мне, что они могут одержать верх над пергамцами, а оказалось, что они потерпели поражение.
— Я выковал меч,— возразил ему Ганнибал спокойно,— которым умелый воин может разрубить череп и перерубить панцирь; станет ли он негодным от того, что слабая рука не сможет им разрубить и кожаного щита?
Хотя царь и обиделся на слова Ганнибала, но заметил:
— Ты думаешь, что удача возможна? В таком случае, прими начальство и все полномочия с ним связанные.
Работа закипела: войска упражнялись, вооружались, готовились и вскоре вифинский флот выстроился перед пергамским. Эвмен видел численное превосходство своего флота и нисколько не сомневался, что и морская победа останется за ним. Ганнибал за большое вознаграждение приказал наловить множество ядовитых змей и запрятать их в глиняные, плотно закрывающиеся горшки, которые и были розданы на вифинские корабли. Воинам он сделал следующие указания:
— Я позабочусь о том, чтобы вы знали, на каком корабле находится царь; тогда сосредоточьтесь только на этом судне, берите его на абордаж, занимайте его, и кто схватит или убьет Эвмена, будет по-царски награжден! От остальных судов только обороняйтесь — они вам не опасны.
Оба флота приготовились к бою, и тут совершенно ясно обозначилось, что пергамцы с обоих флангов блокировали вифинцев.
Эвмен отнюдь не изумился, когда неприятель выслал лодку с герольдом в парадном вооружении. Увидев у него в руках большой пакет с печатью, царь решил, что герольд везет просьбу о мире.
Герольд потребовал, чтобы его допустили к царю, потому что он должен передать ему лично письмо Ганнибала, и был допущен к Эвмену. Вручив письмо, посланец сел в лодку и отправился обратно: теперь воины Ганнибала знали, на каком судне находится царь.
Распечатав письмо, Эвмен увидел, что оно заключает лишь совет не быть высокомерным и выражение презрения к прислужнику Рима. Царь не мог прийти в себя от изумления и стоял с пергаментом в руках, а между тем на его корабль со всех сторон бросились неприятельские суда, как будто больше и не было кораблей у пергамцев. Те, правда, зашевелились, двинулись на вифинцев — и тут на них полетели, пущенные баллистами, глиняные горшки, которые, конечно, все перебились в черепки. Сперва пергамцы только смеялись, но смех быстро сменился ужасом, когда из-под осколков стали выползать ядовитые змеи, кидавшиеся на матросов и на солдат и немилосердно жалившие их. Суда кишели ядовитыми гадами; команды забыли о неприятеле, а думали только о том, чтобы избавиться от страшных змей, несших с собой смерть. В страшной суматохе никто и не думал о спасении царя, но он решил спастись бегством. Невдалеке от берега стояла его пехота, и если ему удастся добраться до берега он будет под защитой своих войск. Был отдан приказ плыть к берегу; гребцов немилосердно били кнутами, чтобы заставить спешить. Корабль летел стрелой, и царь в страшном волнении стоял на носу, готовясь спрыгнуть. За ним гнались неприятельские галеры, вифинцы кричали и грозили. Но счастье спасло Эвмена, он успел добраться до берега, и преследователи не настигли его.
Прузия был в восторге. Неприятельский флот частью стал его добычей, частью был уничтожен, враг разбит, множество пленных, царь бежал. Кто мог надеяться на подобное счастье!
— С этих пор ты первое лицо после меня в стране,— говорил он Ганнибалу.— Распоряжайся моими слугами, моей казной,— все тебе должно подчиняться, и я позабочусь о том, чтобы тебе оказывались почести, какие оказывают только мне. Ты недавно был со мной в моем дворце Либиссе, он понравился тебе; пусть же с этих пор он будет твоей собственностью. Пусть его отделают и украсят по твоему вкусу; не стесняйся в расходах,— мой казначей за все заплатит.
— Благодарю тебя, царь,— ответил Ганнибал,— этот подарок мне очень приятен, я ценю его. Но теперь следует уничтожить Эвмена; мы научили пергамцев грести, теперь следует научить их бегать.
Прузия согласился, и вскоре после морского сражения состоялся кровопролитный бой. Эвмен заклинал своих воинов не отступать, не колебаться; но враг нападал там, где его совсем не ожидали, совершал переходы и маневры, каких он еще никогда не видывал, и кончилось тем, что Эвмен был увлечен общим потоком бежавших солдат. Поражение было ужасное. Никомиедия торжествовала победу, все ликовали. Победители принесли огромную добычу, и царь ежедневно осыпал своего несравненного полководца все новыми почестями. Дворец Либисса лежал всего в восьми часах от столицы. Ганнибал устроился в нем очень уютно, но помимо уюта подумал еще кое о чем.
— Как только римляне узнают, что я здесь, они, конечно, потребуют моей выдачи; кто поручится, что Прузия из страха не уступит им? Следует позаботиться о выходе, которым можно будет воспользоваться в случае нечаянного нападения.
Из этих соображений Ганнибал устроил во дворце и в саду выходы на все стороны. Главной же его задачей было обучение и формирование воинского характера, и в скором времени его войска могли сделать вдесятеро больше и напоминали ему его старых пунов.
В один из дней прискакал на военной колеснице сам Прузия и сообщил, что ему донесли о необычайных приготовлениях царя Эвмена: он не щадит никаких средств, не останавливается ни пред какими жертвами, чтобы снарядить достаточное по численности и качеству войско, дабы одним ударом покончить с вифинцами.
— Твои слова, царь, меня необычайно радуют,— заметил полководец,— мои соглядатаи давно уже обо всем мне донесли, а я предпочитаю разбить восьмидесятитысячную армию, вместо сорокатысячной!
Царь с изумлением смотрел на него.
— Ты, однако, очень самонадеян! Уверен ли ты, что подтвердишь эту самонадеянность?
— Да, и войска верят мне, они знают, что вместе мы победим!
Ганнибал выполнил свои намерения и одержал полную победу. Три четверти неприятельской армии остались на поле сражения, а остальная четверть вместе с царем спаслась отчаянным бегством. Вифинцам досталась несметная добыча: тут было оружие, колесницы, кони, верблюды, драгоценности царя и его приближенных. Прузия чуть не причислил Ганнибала к сонму богов и устроил ему такой въезд в Никомедию, какого город никогда еще не видывал и какого ему и в будущие времена не суждено было увидеть. Над Вифинией взошло солнце славы, зато Пергам погрузился в глубокое уныние, а Эвмен обратился к римлянам за помощью.