Полиционеры растерянно переглянулись, торжествующий Листвянко показал неприятелям руками знаки победы. Гуся он держал под мышкой.
— Он всегда такой баран? — болезненно осведомился Жмуркин.
— Нет, что ты, только после обеда.
Жмуркин махнул рукой и направился к полицейскому.
Листвянко радостно воскликнул:
— Шеф, залезай ко мне, отсюда Москву видно!
И рассмеялся. И тут с ним случилось нехорошее, Листвянко запутался в собственных ногах, взмахнул руками и стал падать спиной вниз, подбросив гуся в небо. Свободолюбивая гордая птица отчаянно крякнула и немного полетела, борясь за жизнь.
Толпа охнула, боксер-Карлссон попытался поймать равновесие за воздух, не получилось, и…
Александра ойкнула. Невесты тоже ойкнули. Жмуркин громко скрипнул зубами.
Дубина упал.
Но не разбился. Потому что его поймал полицейский.
Я сфотографировал. Несколько раз.
— У меня папа подполковник, между прочим, — громко сообщил Дубина.
— Свободу лосям! — воскликнула Александра. — Долой тиранию!
— Вот именно! — подхватил Дубина. — Свободу лосям.
Полицейский поставил Дубину на ноги.
— У юноши солнечный удар, — громко объявил Жмуркин. — Перегрелся! Отравился квашеной капустой!
Жмуркин направился к полисмену.
— Нам надо ему помочь! — предложила Александра. — Его сейчас ведь арестуют!
— Да не, — сказал я. — У нас за это на первый раз не сажают. Вон смотри.
Жмуркин уже что-то шептал на ухо блюстителю, показывал ему свои сексотские корочки, и полисмен понимающе кивал и поглядывал на стоящего рядом Дубину уже с отеческим сочувствием во взоре.
Александра удивленно пошевелила бровями.
— Кляйне коррупционен, — пояснил я.
Ноздри у Александры понимающе дернулись, она мне нравилась все больше и больше, наверное, зов крови, ничего не поделаешь.
— Но ведь это… — Александра немного растерялась. — Плохо…
— В каждой избушке свои погремушки, — сказал я. — Это Раша, крошка, здесь тебе не Фатерлянд.
Александра открыла рот.
Жмуркин тем временем окончательно вызволил Дубину из неволи и теперь, придерживая его за локоть, препровождал к нам. Натужно улыбаясь в туристические камеры.
— Бенгарт! — зашипели за спиной.
Снежана. С дурной вестью.
— Бенгарт, ты меня слышишь?
— Конечно, Снежана, я тебя слышу.
Где она раньше была, когда ейного дружка с крыши вызволяли?
— А там Гаджиев в поле лежит, — сказала Снежана.
Почему-то скверные новости мне всегда Снежана сообщает. Или Иустинья. Интересная закономерность. Снежана — как валькирия, поющая песнь мертвых. С Иустиньей тоже все понятно, тоже валькирия.
Однако Суздаль нанес мощный удар. Вроде городок маленький, а какая энергетика!
— Где лежит? — спросил я хладнокровно.
— Там, вон у пруда.
— И что с ним? — поинтересовался я.
— Не знаю. Лежит, стонет. Крови вроде не видно…
Хоть это утешает. Крови не видно. Интересно, а если бы настоящих талантов набрали, они бы тоже так себя вели?
Тег «Но пасаран». Пожалуй.
Глава 10Гибель Нортумберлендского полка
Не люблю я детские дома. Их никто, наверное, не любит, ну, разве что какие-нибудь энергетические вампиры. Впрочем, этот был, кстати, вполне себе ничего, комнаты двухместные, спортзал, театральный зал, везде телевизоры и пахнет вкусно. Нас провели по всему зданию, показали музей с достижениями воспитанников, покормили в столовой и оставили отдыхать в холле — в больших кожаных креслах.
Мне отдыхать совсем не хотелось, и вообще, я чувствовал себя почему-то виноватым, посидел немного и отправился в автобус. Надо было выдать полторы тысячи знаков про наше путешествие и добродетельные приключения. После Суздаля это было нелегко. Батарея села почти до половины, пришлось экономить энергию и печатать быстро.
«Утро началось необычно, но закономерно. Рейд «Добрые сердца Золотого кольца» успешно продолжался. Проезжая мимо деревни Клюевки, чемпион района по боксу Листвянко увидел, как в озере тонет престарелая пенсионерка. Листвянко не растерялся, дернул стоп-кран, и после того, как автобус замедлился, выскочил на улицу. Пенсионерка громко взывала о помощи, и, не теряя времени, Листвянко кинулся в озеро. Он стремительно переплыл озеро и стал спасать пожилую женщину. Это было непросто, так как женщина оказалась довольно тучной и оказывала сопротивление. Но не зря Листвянко с десяти лет состоял в обществе добровольного спасения на водах — он знал, что делать. Он собрал всю силу в кулак, и этим кулаком обрушился на…»
— Виктор!
Не люблю, когда меня отвлекают от творческого процесса. Я с неудовольствием сложил экран, и это была, конечно же, она, нет, не Александра, и даже не Снежана, а как раз Лаура Петровна. Стояла со смирением в фигуре, мне это понравилось.
— Виктор, у нас, кажется, проблемы, — возвестила прекрасная Лаура, она же Беатриче, сдохни, Петрарка, сдохни.
— Павла покусали шиншиллы в зоологическом уголке?
— Все шутишь?
— Не покусали?
— Я к тебе с серьезным делом, — сказала Лаура Петровна с озабоченностью.
— Не переживайте, Лаура Петровна, я обещал хранить нашу тайну…
— Я не об этом, — смутилась Лаура Петровна.
— Я слушаю.
А что мне еще оставалось?
— Оказывается, у нас сегодня концерт, — сказала Лаура Петровна.
— Ну да, концерт, — кивнул я. — В программе так и написано — концерт. Дарим детишкам подарки, они нам читают со сцены стихи. Трогательная фотография в диафрагму…
— Да-да, все так оно и есть, — перебила меня Лаура Петровна. — Только я сейчас выяснила, что мы тоже должны поучаствовать в концерте.
— Да?
Я сделал вид, что удивился.
— Да. Александра собирается играть на волынке…
— Ну и прекрасно, — сказал я. — Она здорово играет, между прочим. Лауреат и дипломант, талантище.
— Но этого мало!
— Вы тоже хотите участвовать? Думаете спеть?
— Я? Но я не умею…
Лаура Петровна засмущалась.
— Мне кажется, вы себя недооцениваете, — сказал я. — Девятое января, пиццерия «Карамболь», именины главы района…
Лаура Петровна уже зарделась.
— Как сейчас помню, вы очень хорошо тогда пели. Про тигров, про остров Пасхи, про фруктовое изобилие. Как это там… Банан тот совсем…
— Виктор, мы в детском учреждении, — с укоризной перебила Лаура Петровна. — И потом я как-то…
— Ну, не знаю тогда, — пожал я плечами. — Если уж вы петь не хотите — на кого тогда надеяться? А между тем у вас чудное колоратурное сопрано.
— Правда?
Я кивнул.
— Но ведь я… — нахмурилась Лаура Петровна. — Это серьезное дело. И потом, петь должны сами ребята…
— Не сомневаюсь. Ребята. Петь. А они даже разговаривать прилично не умеют. Или Паша тоже поет?
— Нет…
— Конфуз, — сказал я. — Сумерки богов. Прощай-прощай, Тюрингия…
— Бенгарт! — рассердилась Лаура Петровна. — Изъясняйся по-человечески, ты не у себя в Интернете!
— Яволь, кнедиге фрау, как прикажете. Значит, так…
Я почесал голову.
— Кто у нас вообще по части культуры проходит? Вы должны знать, вы же список составляли.
— Пятахин. Гаджиев, все, кажется…
— Жохова на арфе играет, — напомнил я.
— Что?
— Нет, ничего. Значит, Пятахин и Гаджиев.
Я достал телефон, позвонил, велел Пятахину явиться. Через минуту явился, карманы набиты хлебом, в руках резиновый жираф, украл.
— Ну, чего надо? — спросил Пятахин грубо, точно не поэт вовсе, даже Лауры Петровны не постеснялся.
— Вот он…
Я ткнул пальцем в рыхлую грудь Пятахина.
— Вот он у вас заявлен как поэт. Как поэт, заметьте, а не как сын главы Департамента культуры. Ты прочитать что-нибудь можешь, Бродский?
— Могу, — самонадеянно ответил Пятахин. — Я тут как раз «Апрельский пал»…
Я приложил палец к губам, Пятахин послушно замолчал.
— Лаура Петровна, вы лучше скажите, что у нас в автобусе ящур, — посоветовал я. — Лучше уж ящур, чем «Апрельский пал», поверьте мне как специалисту…
— Виктор!
— Я не понял, чего мне делать-то надо? — тупо спросил Пятахин.
— Стихи прочитать, — ответил я. — Всего и делов-то. Ты же поэт.
— Я?
Он восхитителен.
— Ну не я же. Ты поэт, а поэты иногда читают стихи.
Пятахин покраснел.
— Мне никто не сказал, что надо будет стихи… Я думал, что надо не стихи…
Пятахин поискал поддержки у Лауры Петровны, но не нашел.
— Я думал…
— Пятахин, у тебя же мама глава Департамента культуры? — напомнил я.
— Ну, да…
— У вас книги дома какие-нибудь есть?
— Есть. «Природа целительства», «Ванга», «Порфирий Иванов и его учение»…
— Ящур, — повторил я. — Или чесотка. Чесотка, кстати, надежнее.
— А если… — Лаура Петровна перешла на шепот. — Если Скопин узнает…
— Не узнает, — заверил я.
Лаура Петровна приободрилась.
— Ну, а если, конечно, узнает, то все. Трындец. Вам, администрации вашей, и вообще… Дело на контроле у губернатора.
Я произвел рукой круговое движение.
— Сейчас не те времена, — сказал я. — Сейчас власть слушает народ. А где тут у вас народ?
Я посмотрел на Пятахина.
— Вот это — народ?! — я снова в него ткнул, побольнее. — Понабрали блатных…
— И что же делать?! — пискнула Лаура Петровна и поднялась на цыпочки даже.
Я скромно потупился.
— Не знаю, не знаю…
— Может, он классику какую почитает? — спросила Лаура Петровна. — Или из современных? Ты же мастак — скачай чего-нибудь из Интернета по-быстрому, а Влас разучит.
— Влас разучит? — я поглядел на Пятахина.
— Не успею.
— А если он с бумажки прочитает?
— Приехали спонсоры, — я кивнул на припаркованные внедорожники, недешевые, кстати. — Судя по номерам, московские. Серьезное мероприятие, столичная элита собралась, благотворительствовать изволят. А вы что думаете, Лаура Петровна, что столичная элита — это валенки? Это приличные, интеллигентные люди, они Бродского от уродского уж как-нибудь отличат. С бумажки…