— Мы не можем никого высаживать, — строго сказала Лаура Петровна. — Надо просто с девочкой поговорить, объяснить…
— Она на нас обиду затаила, — перебил Пятахин. — Теперь мы не сможем спать спокойно, кто-то должен всегда находиться рядом с ней. Я готов.
— Дурдом какой-то, — сказал Лаура Петровна. — Как-то стыдно перед иностранцами…
— Да им нравится, — вставил Пятахин. — Они же как раз балдеют. Это же как в «Преступлении и наказании» оказаться!
— Главное, чтобы старух мочить не начали, — проявил эрудицию Листвянко.
Жмуркин с Жоховой поднялись и направились к автобусу. Жохова смотрела в сторону, на лице у нее отсутствовало выражение, зато обильно присутствовали царапины, и от этого она была окончательно похожа на Бабу-ягу. В грязи, в потеках, в водорослях. Жмуркин держал ее за локоть. А я даже не нашелся, с чем ее сравнить.
Белка, попавшая в битумную яму, а потом сразу под грузовик с опилками.
Победительница конкурса «Мисс утиль 2012».
Материализовавшаяся зубная боль.
Боярыня Морозова. Да, жизнь нелегка.
Она вошла в автобус молча, проследовала к своему месту, села. Переодеваться и причесываться не стала. Вот как-то по «Дискавери» был фильм про жертв извержения Кракатау, тоже очень похоже. Все-таки Снежана восстала из пучин в более привлекательном виде.
Жмуркин проводил ее до кресла, потом шепнул что-то на ухо. Жохова кивнула.
— Поехали! — велел Жмуркин. — Отстаем уже.
Автобус тронулся.
В тишине.
Жмуркин подошел ко мне, плюхнулся в сиденье.
— Нет, надо было в стройотряд записаться, — сказал Жмуркин. — Говорили же мне, предупреждали…
Я не стал лить кипящую серу на его раны. Я не стал говорить, что Золотое кольцо, собственно, еще только начинается.
Глава 13Туман
Автобус резко остановился, просел, клюнул передком, скрипнул тормозами, вздохнул пневмоподвеской. В багажниках загремело снаряжение, покатились бутылки с водой, по полкам поехали пакеты и личные вещи. Лаура Петровна стукнулась головой о стекло, конечно, я не видел, но по стуку это была именно она.
И проснулась.
— Что это?! — воскликнула она и показалась в проходе.
Штурмгевар ответил языком искренних берестяных грамот с небольшой примесью шоферского, взял монтировку и вышел в ночь. Лаурыч попытался сунуться за ним, Лаура Петровна привычно ухватила его за пояс.
— Что случилось? — спросила меня Александра.
— Кажется, колесо прокололи, — ответил я. — Айне кляйне катастрофен…
Дитер достал блокнот и изобразил автобус, объятый туманом и ужасом, показал Болену, Александре и мне. Я кивнул. Болен как-то побледнел, а Сандра улыбнулась.
— Внимание! — воззвал тем временем Жмуркин. — Внимание, ребята! Вынужденная остановка…
Все, кроме груботесанного Дубины Листвянко, проснулись, он нет, лишь поудобнее устроился.
— Вынужденная остановка.
— Лося все-таки сбили, — громко и авторитетно заявил Пятахин. — Рога в полтора метра, секач настоящий. Смотрите — на лобовухе кровища!
Мы посмотрели. Ничего там не было, только туман.
— Надо выйти посмотреть, — предложил Лаурыч, за что немедленно получил тычину от своей матери.
— Выйдем! Добьем лося! — призвал Пятахин. — Будем мужчинами!
— Всем сидеть! — негромко приказал Жмуркин.
— Лося убили! — омерзительным голосом повторил Пятахин. — Лося убили! Лося!
— Заткнись, Пятахин! — потребовал Жмуркин.
— Лося! Лося! Лосяяру!
Завывал Пятахин с клокотанием и выпучиванием глаз. А в Англии каждый год двух человек метеоритами убивает, — нет, некоторым странам везет решительно больше других.
— Надо оказать ему первую помощь… — негромко предложила Иустинья. — Помочь…
Заговорила. Несколько часов молчала, а теперь вот заговорила. Отошла.
— Его надо пристрелить, — сказал Гаджиев. — Чтобы не мучился.
— Мы его и так сбили, теперь еще пристреливать?! — возмутилась Иустинья.
— Я имел в виду Пятахина, — негромко сказал Гаджиев.
Я достал фотоаппарат, поставил вспышку. Если на самом деле лося, то это хорошо, сфотографирую лося и Иустинью, получится что-то вроде «Путешественники спасают животное, занесенное в Красную книгу».
Тег «Милосердие».
— Лось умирает? — спросила Александра.
— Сдох, — тут же подтвердил Пятахин. — Башку ему раздавили! С утра будем шашлыки жарить! Саш, ты шашлыков из лося никогда не пробовала?
— Надо помочь! — Александра растерянно поглядела на меня.
— Пятачок, пойди, сделай ему искусственное дыхание, — предложил Гаджиев.
— Сам иди, Урюк!
Пятахин надулся, уселся рядом с германисткой Рокотовой, гадко улыбнулся, подмигнул и стал пересказывать ей вторую часть фильма «Зыбь», где вот так же автобус ночью застрял, а уже через полчаса всех сожрали.
— Лось — это… — Александра непонимающе оглядывалась. — Лось — это…
— Ло-о-ось!
Пятахин оторвался от германистки, идиотически выпучил глаза, оттопырил нижнюю губу и растопырил над лбом пятерни, получилось похоже.
— Лоо-ось!
Я успел сфотографировать. В блог «Путешествия», конечно, не пойдет, размещу в «Рыцарях Нечерноземья». Хотя, пожалуй, переигрывает. Не люблю, когда переигрывают.
Александра приложила к лицу ладони домиком и стала вглядываться в темноту сквозь стекло.
— Осторожнее, — посоветовал я.
— Что?
— Не надо долго смотреть во тьму…
— Ло-о-ось! — простонал Пятахин. — Гибнет лось!
Штумпфнайгель все не возвращался, Лаура Петровна начала волноваться — запахло валерьянкой.
— Ладно, пойдем посмотрим, — не выдержал Жмуркин. — Виктор, ты со мной, остальные по местам.
Он открыл центральную дверь, и мы вывалились в лунный воздух.
Пахло какими-то цветами, водой и ночью, у ночи свой запах, совсем нечеловеческий. И туман, не очень густой, но есть.
— Василий Петрович! — позвал Жмуркин.
Штилльбакен помахал из тьмы фонариком, мы двинулись на свет.
С колесами все было в порядке, фары целы, горели, правда, только габариты, освещали метра на полтора, дальше темнота. Блестит что-то. Асфальт мягкий, а может, показалось.
— Не люблю я вот это, — сказал Жмуркин. — Непредвиденные обстоятельства, то-се… Как-то все с самого начала…
— А что тебе не нравится? — спросил я.
— Не знаю. Ну, вот этот детский дом, к примеру…
— А что? Детский дом как детский дом, живут себе…
— Я насчитал пять айфонов у воспитанников, — сказал Жмуркин. — Как-то странно…
— Чего ж тут странного? Ты что ожидал встретить-то? Трудное детство, деревянные игрушки?
— Не знаю…
Жмуркин пожал плечами.
— Не знаю.
— Во-первых, сейчас модно дарить сироткам айфоны — это раз. Во-вторых… Во-вторых, ты видел, какие у них спонсоры? Деревообрабатывающий комбинат — раз, московский банк — два. Так что не удивляйся. Вот если бы ты где-нибудь в Кологриве…
— Понятно, — остановил меня Жмуркин. — Открыл мне глаза. Может, еще кое на что откроешь?
— Попробую.
Догадался. Жмуркин не дурак, догадался.
— Ну, вот, допустим, этот Пятахин. Этот Пятахин, он кто? — спросил Жмуркин прищурившись. — На самом деле?
— Поэт-симбионт, — ответил я. — Генетическая помесь человека и пластикового пакета. А тебе он что, не понравился?
— А если серьезно?
Жмуркин остановился. И я тоже. Перед нами красовался знак, установленный на треноге, — надпись «DANGER» в красном круге.
— Это что? — спросил Жмуркин.
— Движение запрещено, — объяснил я. — Дальше нельзя.
— Почему?
— А кто его знает… Мост взорвали, пришельцы приземлились, зомби опять же.
— Кто?
— Зомби. БПЗ.
— Как?
— Большой Пушной Зверь, — пояснил я.
Жмуркин почесал голову, вгляделся в дорогу за знаком. Ее совсем не было видно, ночь безлунная, и фонарь нашего водителя почему-то больше не горел, точно, зомби. И туман.
— Да… — Жмуркин плюнул на асфальт. — БПЗ, это точно. Поэт-симбионт, говоришь… И как, они все у тебя такие симбионты?
Жмуркин кивнул на автобус.
— Почти, — признался я. — Но не у меня, не я их выбирал. Симбионтов-то.
— Так…
Жмуркин нервно пнул знак.
— А что ты хотел? — усмехнулся я. — Лучшие люди города. Ты что, не знаешь, как это все делается…
— МВД, МЧС, казначейство, — подхватил Жмуркин. — Почта еще.
— Управление образования, Департамент культуры. У Гаджиева папа хирург.
Жмуркин потер лоб.
— Это его папа петь научил? — спросил Жмуркин.
— Генетическая память, — бодро ответил я. — Алтай, знаешь ли, великаны-людоеды, мумии древних принцесс…
— Настоящие-то казаки хоть есть? — спросил Жмуркин грустно.
— А как же? Конечно, есть, как без них. Листвянко настоящий боксер. Разрядник. Рокотова, кажется, действительно германистка, но я ее не знаю, она из батора.
— Скрайнев? — спросил Жмуркин.
— Барвинок.
— Жохова?
— Папа-сектант, мама-провидица.
— Провидица?! — Жмуркин захлебнулся.
Я кивнул.
— Погоду предсказывает. Засухи, наводнения, неурожаи.
— Почему ты мне не сказал?!
— Не знал, что тебя провидицы интересуют…
— Да нет, не про провидицу, про ребят. — Жмуркин поглядел на меня с укором. — Они… не молодые таланты?
— А какая разница?
— Как это какая?! Это же почти федеральное мероприятие! А благодаря тебе у нас полный автобус кретинов!
— Я их не выбирал, — повторил я. — Не я составлял список.
Жмуркин промолчал.
— Да не волнуйся ты, — успокоил я. — С такими даже проще. А потом, они все в следующем году хотят поехать в Германию. Так что будут делать все, что ты им скажешь.
— Да?
— Конечно. Ты же сам видел. Ну, не умеет Гаджиев на баяне, зато он глоткой так проскрипел, что многие прослезились. А Пятахин… В конце концов, публике же понравилось, народ хлопал.
— Понравилось, да, хлопал…
— Вот и не парься. Подумаешь… И потом, они не клинические все-таки. Так, обычные наши люди. Золотая молодежь провинциального разлива — не самый худший выбор.