Я быстро оглядел остальных. Судя по лицам, идея поискать ручей бессмертия получила одобрение. Каждый быстро представил, что он будет делать с деньгами, здоровьем и вечной жизнью, каждому это понравилось. А кому бы не понравилось? Даже Рокотова с Герасимовым, птенцы суровых баторских скал, и те хотели жить долго и счастливо, к тому же у них тубер, им здоровье совсем не помешает.
Я и сам был не против. В автобусе ехать надоело, то жарко, то сопли от кондиционера разбегаются, все эти мероприятия успели достать…
А тут хорошо. И воздух… Наверное, тут все же кедры. Фитонциды в воздухе разлиты, лень от них развивается… А может, не от них, может, от самого места, не хочется никуда ехать, даже барак выглядит как-то празднично. Но Жмуркин вряд ли разрешит здесь пожить. У него есть план, у него ответственность, у него отчеты.
— Можно и поискать, — сказала Снежана.
— Можно поискать, — неожиданно подхватила Жохова.
— Жохова, ты что, разве не счастлива? — ухмыльнулся Пятахин. — А, ну да, грезы любви…
— Родник — это интересно, — добавила вдруг Александра.
Дитер и Болен переглянулись и согласно кивнули.
Вот это да.
— А я всегда хотел родник найти, — хлопнул в ладоши Лаурыч. — Я по телевизору видел, это здорово. Говорят, если ты находишь родник — это к счастью.
— Его многие ищут, — сказал Капанидзе. — Дрынов вон каждое лето в леса уходит и прочесывает, прочесывает, наверное, раза три уже все тут прочесал. И с лозой, и с металлодетектором…
— А с детектором-то зачем? — не понял Гаджиев.
— Клады Ефимкины, — пояснил Капанидзе. — Ефим вроде как три котелка с золотом зарыл — вот металлодетектер и нужен. А родник лозой, конечно, щупает.
— И не нашел? — утвердительно кивнула Снежана. — Ни кладов, ни родника?
— Не, — усмехнулся Капанидзе. — Их не взять ни металлоискателем, ни лозой. Они бродячие.
— Это как? — спросил Листвянко.
— Да просто. Ключ, он же под землей извивается, а на поверхности только выходы. Сегодня может в одном месте, завтра в другом. Не очень-то и найдешь. А может и вообще закрыться на несколько лет. Русло зарастает, как и не было. А клады заколдованы — кому хотят, тому и дадутся. Конечно, где-то есть карта…
— Вот эта? — спросил Лаурыч.
Он сунул руку в карман и достал нобольшой свернутый вчетверо лист.
— Просыпаюсь — гляжу, бумага… — Лаурыч вручил карту Капанидзе.
Капанидзе развернул, посмотрел.
— Где взял? — с завистью поинтересовался Пятахин у Лаурыча.
— В стене, — признался Лаурыч. — Прямо у меня над койкой торчала, руку протянул — и…
— Ненастоящая, — Капанидзе вернул карту Лаурычу. — Я таких много видал. Копия, причем далеко не первая. Дело в том, что карту самого Ефима так часто перерисовывали, что в конце концов все стали путаться…
Я забрал карту у Лаурыча.
Бумага в клеточку, пожелтевшая, то ли от времени, то ли от дыма. Ручьи, болота, кружочки, крестик. На самом деле ничего конкретного, таких болот в округе, наверное, десятки…
Карту неожиданно взял Болен. Настойчиво вытянул из моих пальцев и принялся разглядывать на солнце. Вертеть и так и сяк. Остальные следили за ним…
С надеждой на торжество немецкого разума.
А вдруг действительно целебный родник? А еще лучше родник счастья. Хлебнешь чутка, и будет тебе на всю оставшуюся жизнь радости.
— Кажется, немец в картах сечет, — шепнул Пятахин. — Сейчас нам все по-немецки наищет, учись, Бенгарт.
Наглеть стал мон шер Пятахин, в очередной раз замечаю. Вольный воздух смущает нестойкие рассудки. Ладно.
Болен написал что-то в блокноте, передал Александре.
— Кассиус говорит, что вот эти два ручья, — Александра показала ручьи на карте, — вот эти два ручья явно текут в разные стороны, хотя находятся недалеко. Значит, тут…
Александра указала пальцем в карту:
— Тут должен быть холм.
Все стали как-то собираться вокруг карты. Сдвигаться, сплачиваться, даже Жохова, и та внезапно оказалась в первых рядах, и все смотрели в карту, а Лаурыч даже пытался издали ее понюхать.
— Есть тут и холмы, — кивнул Капанидзе. — Но там никаких больших ручьев нет.
— Они могли и зарасти, ты же сам говорил, — напомнил я.
— Могли, — согласился Капанидзе. — В холмах всегда странно…
— А давайте и в самом деле поищем! — предложила Снежана. — А что? Туристическое снаряжение у нас есть, время есть…
— А Скопин? — спросил Лаурыч. — Он же автобус побежал выручать.
— Но не выручил же, — резонно заметил Пятахин. — Вот когда выручит, тогда и поговорим. А прикиньте, Скопин приедет, а мы тут все уже бессмертные и счастливые…
— Я все-таки против, — возразил я. — Если Скопин вернется и не застанет нас на месте, он может…
— Да он не против будет, — сказал вдруг Капанидзе.
— С чего это ты взял?
— Да сам спроси.
Капанидзе кивнул на тропку.
На ней вдруг появился Жмуркин. Он катил на новеньком спортивном велосипеде в нашу сторону, довольно быстро, точно в гонках участвовал. И то и дело озирался.
— Откуда ты узнал? — спросила подозрительная Жохова. — Ты же спиной сидел?
Капанидзе подергал себя за ухо.
— Подшипники поскрипывают, — сказал Капанидзе. — Слышно издалека, надо смазать.
Я ничего не слышал, если честно, уши почистить, что ли?
Жмуркин подкатил. Выглядел… испуганно. Взмыленно, точно он не на велосипеде ехал, а бегом бежал. Футболка мокрая, дышит с трудом.
— Привет, — сказал я. — А мы тут позавтракали, не стали дожидаться…
— Жохова девять яиц умяла, — сообщил издалека Пятахин.
Жмуркин прислонил велосипед к крыльцу, взбежал на веранду, схватил ковшик с водой, стал пить.
— Ну что? — поинтересовалась Жохова. — Автобус будет?
Жмуркин, не отрываясь от ковшика, помотал головой.
Никто особого огорчения не выразил.
— Автобуса не будет, — Жмуркин вытер подбородок. — Подменный придет дня через четыре.
— Ну и хорошо, — сказала Снежана. — Даже четыре дня есть.
Четыре дня неплохо, отдохнем. Лучше бы неделя, так я подумал.
— Давайте собираться, — Снежана направилась в дом. — Чего тянуть?
— Точно, — Листвянко пошлепал за ней. — Чего?
Все дружно разошлись по палатам. Жмуркин непонимающе поглядел на меня и спросил:
— Что-то случилось?
Я кивнул.
Отошли в сторонку, к колодцу. Я заглянул вниз. Неподвижная черная вода. Дохлятиной пахнет.
— Ну, и? — спросил я.
— Автобус всё, — Жмуркин махнул рукой. — Угробился. Правое колесо выворотило. Василий Иванович эвакуатор вызвал… Ну, то есть «КрАЗ» конечно. И подменный быстро никак не пришлют, и счета закрыты — конец месяца…
Жмуркин поморщился.
— Короче… — он огляделся. — Короче, тут сидим. А еще…
Я тоже огляделся.
— Лаура Петровна в истерике, — Жмуркин покривился. — Всю ночь звонила по спецслужбам, пока деньги не кончились. Потом рыдала. Я три часа ей доказывал…
Жмуркин махнул рукой.
— Одним словом, клиника. В области тоже как одуревшие, ничего толком решить не могут, орут на меня… Но это еще ничего, самое-самое потом приключилось. Успокоил я ее как мог и поутру собрался. Выехал с рассветом. Еду себе, еду, никого не трогаю, и вдруг…
— Бывает, — пояснил возникший Капанидзе.
Зевнул.
— Что бывает? — спросил с подозрительностью Жмуркин.
— Ну, волки, — Капанидзе сорвал ромашку, понюхал. — Волки, наверное, да?
— Да… — растерянно протянул Жмуркин. — Волки…
— Я же говорил — тут целая стая живет, — Капанидзе улыбнулся. — Прошка их гоняет, так они близко не подходят. А вдоль дорог пасутся, собачата такие…
— Они почти километр за мной гнались! — громким шепотом сказал Жмуркин.
— Если бы гнались, то догнали бы, — успокоил Капанидзе. — Это они так, поиграться хотели.
— Поиграться? — спросил Жмуркин с сомнением.
— Ну да. Скучно им сейчас. Лето, еды много всякой, места тут хорошие, вот они и балуются. Волк вообще только зимой такой хищник, а летом он ленивый, лягушек жрет в основном.
— Ты меня утешил, — сказал Жмуркин. — Меня не хотели сожрать, буду спать спокойно. Фисташковые волки прямо-таки. А куда вы тут без меня собирались?
— Родник искать, — сказал я.
— Что за родник? — спросил Жмуркин настороженно.
Я начал рассказывать. Вкратце так, в общих чертах.
Капанидзе бродил вокруг нас, подбирал с земли камушки, швырял их в лес, причем делал это ловко — камни летели далеко и метко, каждый попадал в дерево, видимо, длительная практика, а может, просто талант такой.
Если честно, я был уверен, что Жмуркин над идеей поиска целебного родника посмеется, объявит нас дикарями, пересмотревшими мистических каналов, но неожиданно вышло все совсем по-другому.
— Ну, давайте, поищем, — неожиданно сказал Жмуркин.
— Что? — не понял я.
— Поищем. Ну, этот родник. Это полезно, тимбилдинг и все такое.
— Как?
— Это укрепит наш командный дух, — уточнил Жмуркин. — И вообще… Интересно.
— Интересно, — согласился я. — Еще как. Мечтал три года.
Капанидзе перестал швырять камни в лес, в лесу заквакала кукушка. Я сначала запустился считать, потом бросил, успокоившись на сорока, и так ведь понятно — долго и счастливо.
Глава 17Каша-винтаж
И в час дня мы вышли на поляну. Это была очень красивая поляна, как с картинки срисованная, какой-нибудь Сезанн или его обормоты-друзья мазюкали, у нас дома висел календарь. Поляна, заросшая травой и цветами, кустами голубики по опушке, с клином можжевельника, высунувшим язык из леса, с россыпями земляники. Поляна, окруженная неправдоподобно высокими соснами, на них почему-то хотелось взобраться и увидеть, наверняка с них можно было увидеть то, что снизу видно плохо. Поляна, здесь пахло лесными цветами и медом, причем так густо, что сразу захотелось спать… Или голова это закружилась. Опять спать.
Спать, спать, только спать, когда спишь, тебя отпускает, все становится как-то яснее…