Есть только горячими, сразу после выема из печи.
И. А. Крылов1769–1844
Иван Андреевич Крылов среди своих современников слыл не только выдающимся баснописцем, но и был известен в петербургских гостиных как гурмэ и гурман, знаток, ценитель хорошего стола и любитель вдосталь поесть, насладиться едой, о чем свидетельствовали и некоторые его басни, и сама его фигура.
Как драматург И.А. Крылов мало знаком широкому кругу читателей, хотя начинал свою писательскую деятельность именно как комедиограф и настойчиво пытался, по крайней мере трижды за свою творческую жизнь (в 1784–1790, 1794–1801, 1806–1807 гг.), работать исключительно в этой любимой им сфере.
В пятнадцатилетнем возрасте Крылов пишет свою первую пьесу – комическую оперу «Кофейница» (1784), однако, отчаявшись поставить и издать ее, создает трагедии «Филомела» и «Клеопатра». Но поскольку и они не попадают на сцену, то он вновь обращается к более отвечающему его склонности жанру комедии и пишет одну за другой «Бешеную семью», «Сочинителя в прихожей», «Проказников», которые также либо не публикуются, либо не допускаются на сцену, главным образом из-за своей резкости, эстетически и социально идущей вразрез с установками Княжнина – законодателя мод тогдашнего столичного театра.
Это заставляет Крылова вообще оставить попытку пробиться со своими драматическими произведениями и заняться журналистикой, хотя и здесь он старается не порывать со своими симпатиями к театру и основывает журнал «Зритель» (1792), который, однако, скоро закрывают по приказу Екатерины II. Опасаясь судьбы Новикова, Крылов уезжает из столицы и проводит в провинции весь конец царствования Екатерины и все павловское время, живя в имениях богатых вельмож в качестве помещичьего секретаря или гувернера помещичьих детей.
В самом конце царствования Павла I Крылов возобновляет свою драматургическую деятельность и пишет за этот короткий период три комедии – «Подщипа» (она же «Трумф»), «Американцы» и «Пирог». Все три пьесы получают признание, ставятся в домашних театрах, распространяются в списках и даже оказываются в конце концов напечатанными, хотя и в разное время.
Наконец в самый разгар «либерализма» Александра I Крылов в третий раз берет перо комедиографа и пишет две пьесы – «Модная лавка» и «Урок дочкам», имевшие у него самую счастливую судьбу: они ставятся тотчас же и публикуются обе в короткое время (1816), причем удерживаются в репертуаре вплоть до 40-х годов – до самой смерти Крылова.
Для нас в этом перечне представляют интерес пьесы второго периода. Дело в том, что пьесы первого периода все-таки были построены по классицистским канонам и в них Крылов совершенно не касался кулинарного антуража. Той же печатью полного отсутствия и даже намека на кулинарный антураж отмечены и популярные комедии третьего периода: их сюжет исключал какое-либо упоминание о застолье.
Пьесы же второго периода все содержат кулинарный антураж, а одна из них – «Пирог» – имеет не только кулинарное название. Ее главным действующим лицом является самый настоящий пирог, который не просто упоминается в репликах персонажей, но и вполне реально присутствует на сцене.
Чем же объясняется такой прорыв к кулинарному антуражу, совершенный Крыловым в 1799–1801 годах? Прежде всего, думается, сказалось несомненное воздействие Фонвизина: Крылов, видимо, не только хорошо понял превосходство Фонвизина как драматурга, но и правильно оценил, в чем состояло его новаторство в создании русской бытовой комедии. Во-вторых, не могла не сказаться и обстановка, в которой протекало творчество Крылова в этот период: богатая украинская усадьба князя Голицына; к услугам Крылова – добротный, привольный, разнообразный стол с русскими, украинскими и отчасти французскими блюдами; тут же – домашний театр с послушными, готовыми сыграть любую вещь крепостными актерами; домашний, неспешный распорядок помещичьего дня, в котором столу четырежды, а то и более раз в сутки отдавалась традиционная дань. Не заметить в такой обстановке кулинарного антуража в жизни и сделать вид, что он может отсутствовать в пьесах, просто-напросто невозможно.
Кроме того, это был, можно сказать, прекрасный повод для Крылова продемонстрировать наконец свою осведомленность в этих вопросах. Вот почему он не мог сделать этого формально или поверхностно, ограничившись либо введением в свои пьесы дежурных и очень «сценичных» чая, кофе или вина, не мог отделаться лишь формальными, отсылочными репликами: «Пожалуйте к столу» и т. п., а ввел в текст действующих лиц полные, правильные, настоящие названия наиболее распространенных (и симпатичных ему лично!), конкретных блюд своего времени.
Вместе с тем, как сатирик, Крылов, подобно Фонвизину, использовал кулинарный антураж для характеристики своих героев, для создания или усиления комического эффекта – в полном соответствии с канонами комического жанра западноевропейского театра. Продолжая фактически линию Фонвизина, Крылов «углубляет» ее, показывая, как можно «управлять» кулинарным антуражем, моделируя профили своих героев, подчеркивая с его помощью не только их индивидуальность, но и общую гротескность ситуации, непередаваемую иными средствами.
«Подщипа»1800
Так, в шуто-трагедии «Подщипа» Крылов заставляет гофмейстера царского двора Дурдурана лично покупать каплуна на рынке, а затем бегать с ним по всему дворцу по иным делам до тех пор, пока ему не удается попасть на кухню, чтобы опять-таки лично вручить этого каплуна стряпухе: столь важным является блюдо из каплуна. В другом случае Крылов вкладывает в уста горничной Чернавки такое «кухонное» описание мер, принимаемых в царстве Вакулы для подготовки к войне, что оно низводит не только понятие «война», но и понятие «царство» до крайней степени шутовства.
Чернавка
Все меры приняты: указом приказали,
Чтоб шить на армию фуфайки, сапоги
И чтоб пекли скорей к походу пироги.
По лавкам в тот же час за тактикой послали <…>
Из старых скатертей наделали знамен,
И целый был постав блинами завален.
Но, ах! уж поздно все! Трумф под город пробрался.
Как вихрь в полях взвился и в город он ворвался.
Ах! сколько видела тогда я с ними бед!
У нас из-под носу сожрал он наш обед…
В этом отрывке ясно видно, что самое гротескное впечатление несуразности «военной подготовки» и «военного поражения» производят как раз кулинарные строчки. И это последовательно проводимый Крыловым прием.
Так, жених Подщипы, картавый и шепелявый князь Слюняй, сравнивает силу своей любви к ней с любовью к кондитерскому изделию, что, разумеется, лишь усиливает эффект глупейшей нелепости этого персонажа.
Слюняй
Ой! как мне быть, как ты с дьюгим пойдесь к венцу!
Я так юбью тебя… ну, пусце еденду.
Рисуя актуальные во времена Павла I противоречия между вводимым царем немецким стилем одежды, поведения, субординации и русским неприятием этого стиля, Крылов пародирует эту несовместимость посредством убедительного указания на несовместимость немецкой и русской кухни. И именно такого рода аргументы более доходчивы для зрителя, производят более убедительное впечатление, чем любые иные.
В ответ на предложение Трумфа, сообщающего Подщипе, что он хочет с ней «корона, скиптра, трон и слафа растелить», Подщипа отвечает:
Конечно, государь! мне много б было славы!
Но вспомни, что у нас совсем различны нравы:
Ты любишь устрицы, а я их не терплю;
Противны сочни вам, а я их смерть люблю;
Привык ты на войне сносить и жар и холод,
И к пище всякой там тебя привадит голод;
А я лишь выборный люблю везде кусок:
Петушьи гребешки, у курочки пупок;
Ты всяку дрянь рад есть, находишь вкус в лягушках,
А я у матушки взросла лишь на ватрушках…
На протяжении всей пьесы Крылов противопоставляет блюда русской кухни блюдам западноевропейской (фактически французской, хотя у него действует иностранец – немец). При этом в числе русских блюд он в основном указывает известные общенародные, национальные, простые, но наряду с ними называет и те модные среди петербургской аристократии блюда, которые были введены в 60–70-е годы XVIII века. Что же касается иностранных блюд, то он упоминает всего два-три самых одиозных и абсолютно неприемлемых, смешных для русского простого народа.
В результате получается, что вся русская еда, как народная, так и барская, – вкусная, добротная, из лучших сортов рыбы и мяса, птицы, а вся иностранная – невкусная, состоящая из всего склизкого, протертого, жеваного, подозрительного, несъедобного.
Здесь мы можем наблюдать явную, сознательную тенденциозность автора в подаче кулинарного антуража. Этот прием с тех пор надолго стал одним из приемов трактовки патриотической позиции, причем вскоре, буквально с начала XIX века, перешел из литературы в общественную жизнь и полемику. Далеко не все литераторы разделяли положительный взгляд на подобный упрощенный, «кулинарный» подход к проблеме русского патриотизма. Среди тех, кто осуждал такой подход, были Карамзин, Пушкин и Мятлев, на чем мы подробнее остановимся в главе о Пушкине.
Если свести все упоминания о кушаньях и питиях в пьесе «Подщипа» по национальному и сословному признаку в три списка, то они будут выглядеть так:
РУССКИЕ НАРОДНЫЕ КУШАНЬЯ И СЪЕСТНЫЕ ПРИПАСЫ
• Хлеб, вода
• Щи, пироги, блины, сочни
• Редька, хрен, огурцы
• Потроха куриные
• Калачи, ватрушки
• Леденцы
БЛЮДА И КУЛИНАРНЫЕ ИЗДЕЛИЯ ИЗ КУХНИ ПЕТЕРБУРГСКОЙ ЗНАТИ
• Водка. Водка вейновая (из кислого виноградного вина)
• Кулебяка с сигом
• Салакушка (чухонская) – копчено-соленая рыба баночного посола, доставляемая из Финляндии, деликатес XVIII века