«Вечеринка ученых»
Волгин (смотря на часы). Сестра, третий час; что, по-вашему, ученому-то, в котором часу обедают?
Радугина. Теперь еще рано.
Волгин. Да мы с Людмиловым люди деревенские, по-нашему так пора бы уж из-за стола.
Радугина. Всего лучше, не угодно ли вам, любезные мои гости, в залу; там приготовлен завтрак.
Волгин (Болеславскому). Пойдем-ка, брат, да закусим чего-нибудь.
Радугина (прочим). Прошу покорно, господа… Все уходят.
«Урок матушкам»
Зорин…Заверните когда-нибудь! Я до двенадцати часов всегда дома.
Холмин. С большим удовольствием!
Зорин. Прошу покорно! Часик, другой побеседуем. Закусим чем Бог послал, а там отведаем донского, выпьем рюмочку мадеры…
Холмин. Я очень скоро буду иметь это удовольствие.
Зорин. Итак, до свидания!.. Честь имею кланяться!
«Богатонов в деревне, или Сюрприз самому себе»
Прохорыч. Прикажете, сударь, сбирать к столу?
Богатонов. А что, пора уж, я думаю? Вели накрывать; да закусить бы нам чего-нибудь.
Прохорыч. Закуска приготовлена в гостиной.
Богатонов. Так пойдемте-ка, милости прошу!
Приличия запрещали разом, «с ходу» пригласить к столу людей уважаемых и солидных: нужна была знаменитая русская «раскачка», «подходы» и т. п. В то же время там, где персонаж не был достоин уважения, можно было и вполне фамильярно пригласить его сразу, отделавшись одной-двумя репликами.
У Загоскина в этом отношении тон выдерживается настолько классически, что можно вполне утверждать: он смотрел на театр не только как на отражение жизни, но и как на законодателя мод поведения. Драматургическое произведение было, по его убеждению, средством давать своего рода образцы поведения, а не только развлечением. Поэтому реплики в его пьесах, их лексикон исторически документальны. Они имеют ясно выраженную сословную окраску. Вот как выглядят они в, так сказать, сводном виде, в «сословном исполнении».
ЛЕКСИКОН ГОСПОД
– Пойдемте, сударь.
– Не угодно ли вам, любезные гости, в залу: там приготовлен завтрак.
– Пойдем, брат, закусим.
– Прошу покорно, господа!
– Закусим чем Бог послал.
– Пойдемте, господа, милости прошу!
– Не хотели бы вы позавтракать?
– Пойдем-ка да позавтракаем.
– Кушанье уже подано.
ЛЕКСИКОН СЛУГ
– Барыня приказала вас звать кушать.
– Изволили сесть за стол.
– Прикажете, сударь, сбирать к столу?
Итак, основное слово, обращенное к равному (дворянину, гостю), вовсе не церемонно: «Пойдемте». С разными акцентами, с прибавлением других, «окрашивающих»: «брат», «сударь», «господа», «милости прошу» и т. д. Но в основе все же лежит ясный хозяйский императив. Только в торжественных случаях и в отношении чужих, незнакомых людей или большой массы гостей глагол «пойдемте» и вообще иной глагол просто опускается – приглашение заменяется информацией: «там приготовлен завтрак»; «кушанье уже подано».
Что же касается языка слуг, то тут ключевое слово в приглашении – «приказал», «приказала», «прикажете». Информация не передается – «кушанье готово», – а лишь повторяется приказ, распоряжение от имени барина, барыни или испрашивается у них на сей счет приказание.
Таким образом, появление реплики «Кушать подано!» во второй половине 40-х годов было своего рода «прорывом демократии» на театральные подмостки, ибо эта реплика целиком перешла к слугам. Иными словами, им разрешили передавать не просто приказание господина, но и «безличную информацию». Это говорит о том, что к середине XIX века в крепостном обществе шли подспудные социальные процессы, слабое отражение которых выявлялось даже в изменениях отношения к сложившейся до 20-х годов лексике. И этот пример постепенной, еле заметной, косвенной демократизации весьма характерен и актуален для специфики русских условий.
Что же касается формы подачи кулинарного антуража, то Загоскин, следуя традиции Фонвизина и Крылова, старается давать его слитным, большим куском, локализуя полностью в одном месте пьесы. Такие «кулинарные» вставки иногда образуют диалоги в два десятка реплик, причем даже в одноактных пьесах, «съедая» в них довольно много места, поскольку никогда не играют какой-либо роли для развития интриги и остаются своего рода развлекательными «кулинарными» инкрустациями. Почти всегда они имеют у Загоскина комический эффект.
Как пример больших «кулинарных» вставок можно привести разговор Богатонова с Филутони в комедии «Богатонов, или Провинциал в столице» и разговор Изборского с трактирщиком в комедии «Роман на большой дороге».
Филутони…Што, месье Покатон тафольна пила вшерашни опед?
Богатонов. Очень доволен! Ты хватски нас отпотчевал.
Филутони. Мой приниос непольши сшот.
Богатонов. Давай сюда. (Берет.) Да это никак писано по-французски? <…> Да что тут написано?
Филутони. Тшена кушаньи.
Богатонов. Цена кушаньям! Читай-ка сам, я послушаю.
Филутони (читает). Перьви антре: суп а ля тортю…
Богатонов. То есть суп; знаю, знаю!
Филутони. <…> Пети паше бивстекс котелет отруфль…
Богатонов. Да, да, котлеты! Читай, читай, я все понимаю.
Филутони. <…> Соте де желинот, пулярд, фрикасе а ля мод…
Богатонов. Сиречь модные фрикасе, не так ли?
Филутони. Тошно так!
Богатонов. Мы таки, брат, кой-что разумеем!
Филутони. Во фарси…
Богатонов. Полно читать-то; скажи-ка лучше разом, что весь стол стоит?
Филутони. Фесь? Сейшас. Фи изфолил кушать шесть персон… триста рупли. <…> Вина исфолил на сто фосемьдесят три; ликер на пять с полофиной рупль; тоталь: шетыреста фосемьдесят фосемь рупль атна бульдин.
Богатонов. Четыреста восемьдесят восемь рублей с полтиною. (В сторону.) Разбойник, как он дерет! А торговаться будто совестно – он не русский.
Трактирщик. Милостивый государь! не угодно ли вам чего-нибудь покушать?!
Изборский. А что у тебя есть, мой друг?
Трактирщик. Что прикажете: котлеты с горохом, телятина, бифштекс…
Изборский. И бифштекс! да нет, я не хочу есть… А что стоит у тебя обед?
Трактирщик. Пять рублей, сударь.
Изборский. Только! А ужин?
Трактирщик. Два с полтиной.
Изборский. Так давай мне ужинать!
Трактирщик. Помилуйте! как – ужинать?
Изборский. Да, ужинать, – я уже обедал. <…>
Трактирщик. Слушаю, сударь! (В сторону.) Что это за чудак!
Изборский. Да, кстати, подай мне чего-нибудь напиться.
Трактирщик. Не прикажете ли бутылку вина?
Изборский. Уж и вина! Да какого? Есть ли у тебя марго?
Трактирщик. Есть, сударь.
Изборский. А лафит?
Трактирщик. Самый лучший; только что из Петербурга.
Изборский. Неужели?
Трактирщик. Прикажете чего-нибудь?
Изборский. Да, мой друг, подай мне – стакан воды.
Трактирщик. С вином?
Изборский. Нет, нет! свежей ключевой воды: я не люблю никакой смеси.
Комический эффект в первом случае достигается не столько «кулинарными» средствами (ибо названия блюд играют лишь косвенную роль), а макароническим и ломаным русским языком Филутони и, главное, – неосведомленностью во французском языке Богатонова и фантастически завышенной ценой кушаний – именно поэтому Загоскин приводит не выдуманные, а вполне известные, ресторанные блюда того времени. Таким образом, здесь кулинарный антураж – удобный повод для драматурга продемонстрировать невежество Богатонова.
Во втором случае кулинарная тема служит лишь предлогом продемонстрировать… денежные затруднения Изборского наиболее понятным зрителю путем. Публика, в отличие от трактирщика, осведомлена, что у Изборского нет денег. Поэтому весь затеянный им разговор с хозяином трактира – абсолютно пустой, ибо блестящий петербургский офицер не в состоянии заказать себе ничего, кроме… бесплатного стакана воды и лишь блефует перед трактирщиком. Таким образом, и тут кулинарный антураж работает у Загоскина лишь косвенно, как предлог, а не сам по себе и в обоих случаях комический эффект вызывает не состав блюд, не их кулинарное действие (как у Фонвизина или Крылова), а денежные обстоятельства – завышение цены или нехватка денег.
Только в «Вечеринке ученых» комизм построен на «кулинарной» основе. Но его чисто театральный эффект упрощеннее и грубее, чем в двух вышеприведенных случаях. Дело в том, что «ученые» прихлебатели богатой меценатки Радугиной, мнящей себя писательницей, готовы лебезить и пресмыкаться перед ней ради обеда. Вводимый автором «кулинарный» разговор Радугиной с одним из ее клевретов Сластилкиным ясно это выявляет. Если же посмотреть глубже, то кулинарный антураж представляет собой не просто вставку, а служит для развития, упрочения и доказательства главной идеи комедии.
Радугина (обращаясь ко всем гостям). Пойдемте теперь обедать! (Сластилкину.) Господин Сластилкин, если бы вместо обеда вы пошли ко мне в кабинет окончить ваш отрывок?
Сластилкин. Вместо обеда? О! Боже сохрани! Да я и двух слов не напишу на тощий желудок!
Радугина. По крайней мере тотчас же после обеда!
Сластилкин. Не беспокойтесь! Лишь только из-за стола – то и за перо!
Одна из характерных черт драматургии Загоскина состоит в том, что кулинарный антураж не служит сигналом, намеком или символом развивающихся в пьесах событий – словом, не выполняет как раз той формальной роли, которая стала ему присуща позднее, в драматургии конца XIX века, и которая превратила его целиком в драматургический инструмент. У Загоскина же кулинарный антураж – та неотъемлемая часть жизни, которая продолжает естественно бытовать на сцене.
Вот почему у Загоскина есть произведения, сильно насыщенные кулинарным антуражем, вроде пьес из жизни Богатонова (в столице и в деревне), и наоборот, существуют пьесы, где кулинарный антураж начисто отсутствует, поскольку тема, материал этих комедий вовсе не предрасполагают к его присутствию. Таковы, например, «Комедия против комедии», «Деревенский философ» и «Добрый малый», где нет ни слова о еде или блюдах.