Нет сомнения, что произошел обещающий рывок вперед в умственном развитии Кушлы вообще и в речевом развитии в частности. В самом деле, после того как девочке исполнилось два года, ее близкие могли больше не бояться, что Кушла останется сильно отсталой в умственном отношении.
Однако этой точки зрения мог не разделять сторонний наблюдатель, потому что отличия Кушлы от обычного ребенка были заметны. Ее руки все еще свисали в странном положении, а лицо выражало озадаченность и замешательство. Ее попытки сфокусировать зрение приводили к тому, что она часто дергала головкой, а движения ее были некоординированы. Она часто падала, легкое прикосновение могло лишить ее равновесия, и она все еще часто роняла предметы.
Но и еще в одном отношении Кушла отличалась от других детей. Ее общение с людьми, несмотря на боль и неудобство, от которых она страдала, убедило ее, что мир — вполне дружественное место. Девочка понимает, что в ее трудностях «никто не виноват», поскольку она была одинаково доверчива и дружески расположена ко всем людям, детям и взрослым, знакомым и незнакомым. Словно девочка поняла, что она необычайно зависит от других людей, и готова, даже полна решимости обратиться к ним за помощью.
Эта особенность сама по себе вызывает легкое беспокойство; трехлетние дети обычно сдержанны, пока не «познакомятся» с человеком. Но Кушла получала огромную поддержку от людей, круг которых выходил далеко за пределы близкой родни — это были и друзья, и родители детей из Игрового центра. Более того, она сталкивалась с людьми, помогавшими детям и получавшими от этого удовольствие. На этом фоне ее доверие и дружеское отношение понятны. Эти черты Кушлы способствовали тому, что ее полюбил широкий круг людей, что они ощутили за ее внимательным взглядом ищущий ум, решительность и силу духа, которые всегда были видны тем, кто умел видеть.
Каждый этап ее развития — это достижение, результат трудов многих людей. А Кушла, несмотря на свои отклонения, проходила эти этапы.
ГЛАВА ПЯТАЯМарт 1975 года: Три года и три месяца
К марту 1975 года здоровье Кушлы стало более стабильно, чем в какой-либо период предыдущего этапа ее жизни. В сентябре она перенесла тяжелую ушную и горловую инфекцию, которую было необходимо лечить с помощью антибиотиков. С тех пор ее самочувствие заметно улучшилось.
Сейчас она могла бегать почти свободно, хотя несколько некоординированно, и достигла относительного контроля над своим любимым маленьким трехколесным велосипедом. Она все еще с трудом фокусировала зрение, в частности, когда сталкивалась с новым изображением или входила в комнату. В этих случаях усилия девочки сориентироваться, в том числе энергичные движения головы, иногда лишали ее и так ненадежного равновесия. Кушла постепенно стала пользоваться руками, причем выяснилось, что большая часть нарушений затрагивала крупные мышцы руки, а не мелкие мышцы кисти и пальцев. Ее руки продолжали висеть, отведенные за спину, в том же положении, что было отмечено с самого рождения. Выставить руки вперед и схватиться за что-нибудь ей было трудно, а поскольку она плохо удерживала равновесие, то нередко падала. «Посмотри, как я быстро бегу», — стало одной из повторявшихся просьб Кушлы, но выполнить ее было нелегко из-за частых падений девочки.
В январе 1973 года семья Кушлы провела некоторое время в Карекаре, на западном берегу неподалеку от Окленда. Несколько лет назад дедушка и бабушка Кушлы купили здесь полтора акра земли, примыкающей к побережью. На участке стояло три дома: один заброшенный, второй — построенный на рубеже веков, который семья постепенно приводила в порядок, чтобы он служил летним домом, третий — раньше служил складом.
Семье нравились дикость и уединенность Карекаре, она ежегодно проводила там школьные каникулы, с тех пор как Патриша и ее братья и сестры были детьми.
Именно в это время у родителей Кушлы появилась мысль перебраться в Карекаре на постоянное место жительства. Они все еще жили в квартире в Девенпорте, и вероятность, что они сумеют построить что-либо на собственном участке у моря в Пареморемо, в ближайшее время была невелика. Теперь, когда Кушла могла бегать, квартира, расположенная на первом этаже, оказалась бы как нельзя кстати: во-первых, девочке не надо будет преодолевать ступеньки, во-вторых, она сможет часто выходить гулять. Физическое развитие младшей девочки шло быстро, и было ясно, что скоро имеющаяся квартира станет еще менее удобной.
Патриша и Стивен решили немедленно переехать в более старый дом и заняться расчисткой и полным обновлением здания склада, а затем перебраться в него.
Это произошло в конце января. В описываемое время Патриша и Стивен с двумя маленькими девочками уже перебрались из старого дома в бывший склад. Несколько недель спустя сестра Патриши Вивьен, которая преподавала в Окленде, и ее муж Клайв решили присоединиться к ним, превратив старую мастерскую, имеющую общую стену с соседним домом, в просторную спальню-гостиную. У обеих семей были машины, и им было удобно оставлять одну машину в Карекаре для матери с детьми, а на другой работающие взрослые каждый день уезжали в Окленд, до которого было около часа езды.
Четверо взрослых и двое детей создали небольшую общину в Карекарс, у них скоро появились новые друзья. Обновление дома продолжалось, вокруг него посадили сад, завели собаку, кошку и козу. Щеки Кушлы порозовели, ее маленькое тельце приобрело крепость, какой не обладало никогда раньше. Санча, маленькая приемная дочь, была хорошенькой, умной и, прежде всего, здоровой девочкой. После трех лет страхов и неуверенности, казалось, начался более спокойный период.
Мать Кушлы вела подробные записи «взаимодействия» девочки с книгами в марте 1975 года. Пыталась соотнести информацию из этих записей с постепенно усложняющейся речью Кушлы и ее общим умственным развитием.
Понятно, что, имея дело с семимесячной малышкой и требовательным трехлетним ребенком, мать Кушлы зачастую не могла записать ни слова в течение долгих периодов дня.
Однако, несмотря на трудности, в этом месяце сделано двадцать семь записей.
Мать Кушлы всегда держала при себе блокнот и делала записи немедленно, предпочитая точность аккуратности. Большинство записей украшено «добавлениями» Кушлы. Потрепанные страницы блокнота с отпечатками грязных пальцев свидетельствуют о постоянном его присутствии повседневной жизни семьи.
Когда предоставлялась возможность, делались магнитофонные записи. С ними возникали различные проблемы, когда Кушла была мала, но тем не менее таким образом был собран очень полезный материал.
К Рождеству 1974 года, когда Кушле исполнилось три года, она отдавала значительное предпочтение «настоящим историям», и ей читали их довольно много. «Рождественская книга» (The Christmas Book) (автор Бруна) была ее первой встречей с рождественской историей, и она была очарована. Короли и, в особенности, ангелы — широкие, стилизованные, четко очерченные маленькие фигурки, их короны и крылья — были изучены, заново изучены, поглажены, поцелованы, их двойники обнаружены или придуманы во множестве похожих и непохожих обрамлений. «Король» (автор Бруна) был, разумеется, любимой книгой Кушлы с восемнадцати месяцев, а знаменитый король Милна, который просил «только масла», был старым знакомым. (Кушла в течение этого месяца находила сходство с ним в увенчанной короной символической фигуре на пакете из универсама и, нагнувшись пониже, чтобы как следует рассмотреть его, бормотала: «Просил я только масла на завтрак мне подать!»)
Книга «Тигр, который пришел к чаепитию» (The Tiger Who Came to Tea) Джудит Керр (Judith Kerr) обладала всеми классическими чертами: знакомое детям окружение (девочка Софи и ее мама собираются выпить чаю), примесь экзотики в виде тигра, который появляется, позвонив у двери, чудесная лаконичность языка, перечисление знакомых и любимых вещей («Он съел все лежавшие на блюде булочки… все печенья и весь сладкий пирог… И выпил все молоко из кувшина, и весь чай из чайника… и весь апельсиновый сок, и все папино пиво, и всю воду из крана»). Большинство детей в возрасте от трех лет и старше получает огромное удовольствие от неправильного поведения других; возможно, с оттенком ревности, поскольку от них все чаще ждут социально одобряемого поведения. Даже Кушла, не привыкшая к запретам, казалось, понимала, что поведение этого тигра возмутительно! Но он был обаятелен и очень вежлив, и Софи была совершенно им очарована. В книжке есть чудесные рисунки, изображающие, как она сидит у его ног и смотрит на него или нежно обвивает его хвост вокруг своей шеи, пока он предается обжорству.
В конце концов, все оказывается съеденным, и тигр уходит. Затем Софи и ее ошеломленные, но не порицающие тигра родители идут «в темноте» в кафе и едят «прекрасный ужин, с сосисками, чипсами и мороженым». Кушла, которую еда вообще мало интересовала и которую нельзя было уговорить попробовать мороженое, не могла оторваться от этой великолепно нарисованной картинки семейного похода в кафе; «кафе» стало одним из ее любимых слов, а посещение кафе — одно из наиболее часто высказываемых желаний. Иллюстрации в этой книжке удивительно лаконичны; на них только все самое главное, но все, что перечислено, изображено, рядом с каждой иллюстрацией — соответствующий краткий текст. Цвет использован сдержанно, но действенно. Рисунки обладают четким контуром, что, по всей видимости, наилучшим образом подходит для особенностей зрения Кушлы.
На примере этой книги Кушла еще раз продемонстрировала свою готовность воспринимать то, что рисованный объект может быть не только реальным, но и воображаемым. Когда звонит звонок, мама Софи рассуждает: «Это не может быть молочник, потому что он приходил сегодня утром… И это не может быть папа…» Каждая из возможностей изображена, и здесь невольно вспоминается описание Дороти Уайт книги «Домашние звуки» (Indoor Noisy Book), в которой есть вопросы: «Кто идет по лестнице? Моряк? Солдат?». На самом деле это ни тот и ни другой, но оба они изображены, и Кэрол, в возрасте двух лет и восьми месяцев, спорила с матерью: «Нет, вот же он», — и переубедить ее было невозможно. Дороти Уайт считает, что если объект существует только в воображении одного из героев, его не следует изображать, и в заключение приводит теоретическое обоснование своего мнения: «Поскольку для ребенка то, что изображено, существует, равно как то, что не изображено, не существует». Она описывает отказ Кэрол воспринимать часть человека или предмета как существующие, если они не изображены (приводя в пример мать, «отрезанную по талии», о которой Кэрол спрашивала: «А где мамина голова?»). Кэрол проявляла недоумение по поводу этой иллюстрации, когда ей было более трех лет (14 ноября 1948), в то время как Кушла, «читая» «Тигра, который пришел к чаепитию», казалось, ясно понимала, что это был «не