— Знаю. Вон, Грабов, скотина, меня не пустил к команде подготовки. Говорит, и без меня справятся…
— Он прав, они уже много раз это проделывали. Да и раньше нужно было что-то менять. Ставки сделаны, остаётся расслабиться и ждать результата.
— На том свете расслаблюсь, — Королёв даже обиделся немного, — так, до старта осталось два часа.
Мы синхронно посмотрели на семёрку. Белая ракета стояла на стартовом столе и вокруг неё суетились люди. Десятки людей. Готовят в космос.
— Когда волнуетесь, вспомните, каково сейчас Гагарину. Залезть в монструозную ракету, сидеть на гигантской топливной бочке и лететь в неведомые дали, куда ещё никто никогда не летал. Без гарантий, только с шансом на успех.
— Ты прав, — Королёв поджал губы.
Не любит, когда ему напоминают про других людей. Немного эгоистичен. Немного, но я его понимаю. Сейчас все волнуются.
Мы отправились к кошмонафтам, их притащили сюда всех до единого. И Шпильман, куда же без него, со своими камерами, снимал и снимал. Вокруг ракеты уже не раз облетели его беспилотники. Королёв лично пошёл сообщать людям о том, что пора. Военных тут было – видимо-невидимо. Вообще, такое ощущение, что мы военного космонавта запускаем, а не гражданского…
Кстати, для справочки. По инициативе Королёва весь отряд космонавтов был переведён из военных в „Космос“, как лётчики-испытатели. Пришлось расстаться с погонами, пришлось расстаться с истребителями. Однако, встала проблема подготовки их как лётчиков, и эту проблему Королёв, недолго думая, просто спихнул на меня. Мол, я затеял, я и разберусь.
Причина такой флуктуации была проста – не хотелось демонстрировать милитаризм всему миру. У всего мира сложился образ русского как солдата с автоматом, и американцы активно форсили этот образ. Сегодня ни на ком из отряда не было военной формы, все исключительно в гражданской одежде. Стандартный мундир Космоса существенно отличался от обычного текстиля. Немного другой крой, вместо знаков различия – бейдж на груди, на рукаве шеврон с эмблемой „Космос“. Одежда негорючая, хорошо защищающая от разных сред и крайне долговечная. Отлично подходит как для технической работы с чем-то, так и для рыбалки.
К ракете пошли всем миром. Двое космонавтов, в оранжевых костюмах, шли в окружении людей из ВВС, сотрудников Космоса, партийных бонз. Здесь же, в прямом эфире, работал журналист Глобал ТВ, показывающий происходящее. Военные отнеслись к камере и едущему за нами микроавтобусу с локатором спутниковой антенны как к диковине и не особо стремились играть на камеру. Один из них даже буркнул что-то вроде „Им, значит, можно, а нам что?“. В общем, съёмочная группа не была воспринята. Сергей Павлович, как главный конструктор, генеральный директор организации, тоже провожал космонавтов на старт. Техники затерялись где-то в хвосте этой процессии – с космонавтом, Гагариным, прощались, ему желали удачи, его обещали угостить по прилёту на Землю. Он зашёл на подножку стартового лифта и улыбнувшись, толкнул короткую речь:
— Товарищи! Спасибо за такое внимание, но мне уже пора лететь.
Его провожали, хлопали по плечу и обнимали. И только через три минуты Сергей Павлович отогнал всех начальственными пинками, не считаясь ни с чинами, ни с заслугами. Он наклонился к Гагарину, а камера Глобал взяла другой ракурс, расходящиеся от ракеты люди.
Потом показали саму ракету. Р-7 во всём её великолепии со скромным флагом СССР наверху. На шпиль САС какой-то балагур прикрепил красный флаг СССР. Один хрен, если сработает на Земле – разницы нет.
Никита Сергеевич Хрущёв сидел в своём кабинете и с замиранием сердца смотрел на это представление. Хороший телевизор ему, кстати, подарили. Хрущёв в этот момент ел баранки и пил чай, ожидая запуска. Почти десять миллионов таких же телевизоров по всему миру быстро переключались на канал Глобал Ньюс, по которому транслировали прямой эфир. Хрущёв был немного недоволен тем, что показывали всё – и ракету, и лица космонавтов, однако, оператор словно специально выхватывал людей, пытался с ними пообщаться. Особенно много внимания досталось Герману Титову, дублёру Гагарина, который также был облачён в костюм и считал свою поездку не более чем формальностью. Однако, он очень бодро общался с журналистами прямо в скафандре, объяснив, что он дублёр на всякий случай. Который, к счастью, не понадобился. В общем, Титов враз стал героем телеэкранов всего мира.
Тем временем Королёв поднялся на лифте наверх, к входу в корабль. Находиться тут было уже страшновато – стальные фермы, немалая высота, ветер, конструкция, казалось, качается под порывами ветра, слегка поскрипывая металлическими сочленениями. Гагарин выглядел как человек, познавший дзен. Он был спокоен и сосредоточен. Сергей Павлович вытащил из кармана пачку денег.
— Держи, — сунул в руки Гагарину пачку.
— Это что?
— Доллары. На всякий случай. Если упадёшь где-то вне Союза, тебе понадобится, чтобы получить помощь от местных.
Гагарин взял пачку и поискал глазами, куда засунуть. Спрятал в большой карман на груди скафандра.
— Товарищ Королёв, а вы уверены, что всё будет в порядке?
— Нет, Юра, — Королёв усмехнулся, — но мы сделали всё, что могли. Учли столько всего, что авиаконструкторам такая работа и в страшном сне не приснится. Должно пройти нормально. Вон, весь мир смотрит, — Королёв кивнул на людей внизу, — так что теперь осталось только делать дело.
— Успокоили, — Гагарин вздохнул, — ну что, полез я.
Королёв на прощание хлопнул Гагарина по плечу и спустился вниз на лифте. У ракеты его ждала его измученная гонками машина. Его пытались перехватить журналисты, но Сергей Павлович прибавил ходу, буркнув „Всё потом“. Люди потащились в автобус, а Королёв – вжал полный газ, разгоняясь до приличных полутора сотен.
Никита Сергеевич, увидев как Сергей Павлович лихо заложил вираж и со свистом покрышек подъехал к ЦУПу, подавился крендельком и кашлял не меньше минуты. Что поделать, каждый сходит с ума по-своему. Журналисты, впрочем, засняли этот заезд, сделавший и Сергея Павловича, и "Мазерати 3500" в одночасье мировыми знаменитостями.
С точки зрения Королёва всё было просто – адреналин прочищал мозги, давал лёгкость телу, позволял ему почувствовать себя молодым и лихим. На адреналине и думалось легко, и волнения отступали, оставляя только задор и желание показать всему миру, кто тут Главный конструктор ракет!
Дальнейшую трансляцию Хрущёв смотрел, залившись валерьянкой – такое необычное поведение Сергея Павловича он счёл вредным для имиджа страны и космоса в целом… как всегда, абсолютно неверно счёл. Ему ещё предстояло немного собрать мозги в кучку, пытаясь понять, почему Королёва так полюбили во всём мире как Лихого Русского Парня. С его старческой точки зрения такое поведение было нехорошим и мочило репутацию, но его точка зрения безнадёжно устарела и погрязла в сухом формализме.
В ЦУПе уже началось главное действо на Земле. Трансляцию не прерывали, что было нонсенсом. Произойдёт ошибка – и полетит не только голова Королёва, но и много других, а о космосе можно будет забыть надолго. Однако, Сергей Павлович пошёл ва-банк, повысив ставки и тем самым рассчитывая на большие выигрыши.
Сам Королёв сидел в кресле, заложив руки за голову и наблюдал за тем, как техники переговариваются. Юрий Алексеевич в своём корабле-капсуле включил тумблер „ВКЛ КК“. И понеслась. Проверка радиосвязи… Ещё бы, все спутники глобалнета работали как ретранслятор, ещё бы не было у Гагарина связи… Связь была чистая. Сергей Павлович, потянулся к микрофону и взяв его в руки, сказал:
— Доложить о готовности.
Понеслись многочисленные отчёты о готовности различных систем. Но в основном, конечно же, обошлись отчётом от системы-чекера, программы, которая проверила все контакты и показатели датчиков, и выдала свой вердикт – к полёту готов. Сергей Павлович, улыбнувшись, когда гомон голосов отчитался о том, что всё идёт нормально, приказал начать обратный отсчёт.
И понеслись. Из этого журналисты сделали настоящее шоу. Большой экран в ЦУПе, разделил картинку надвое – на одной половине экрана была ракета, на второй – картинка из ЦУПа. Отсчёт сопровождался невероятным нервным напряжением, чему способствовала смена картинки с одной камеры на другую каждую секунду. Наконец, отсчёт дошёл до нуля, Гагарин воскликнул своё знаменитое "Поехали!", ракета освободилась от стальных тисков стартового комплекса и под ней разгорелось яркое пламя. Клубы белого дыма вырвались в стороны, ракета медленно начала подниматься, ускоряясь и ускоряясь, пока не превратилась в точку на небе.
Королёв только улыбнулся сам себе и слушал отчёты Гагарина о высоте и том, что полёт идёт нормально. Перегрузки растут. Вибрации в норме. Вращение в норме. Отклонений от курса нет…
Военные, присутствовавшие здесь, испытывали куда больше эмоций, чем Королёв – для всех них этот полёт означал медали, ордена, награды… или конец карьеры. Поэтому в ЦУПе царила очень и очень напряжённая атмосфера. Все были на нервах, один Королёв имел вид лихой и интиллигентный. Он положил ногу на ногу, покачивая ботинком с едва различимым лейблом известного итальянского ателье. Камера не могла передать это слишком чётко, но кто надо – заметили. Итальянцы вообще получили с этого полёта очень много, поскольку Королёв был ходячей рекламой Италии. У каждого свои тараканы в голове, у Королёва тоже. Американское и французское он из принципа не носил и не покупал, а вот итальянцев жаловал.
Юрий Алексеевич в это время держался как мог за поручни у плеч и стиснув зубы смотрел на альтиметр. Перед ним была практически прежняя приборная панель – „Глобус“, пульт управления ЭВМ, несколько чёрных галетных переключателей, блок слегка светящихся клавиш для управления ЭВМ и несколько индикаторов – цифровой и текстовый на три строки текста. Текстовый показывал „Всё хорошо!“. Немного странная жизнеутверждающая надпись, которая означала, что отклонения всех датчиков в пределах нормы. Но самая любимая – кнопка „Сделать всё хорошо!“, которая красовалась под индикатором и означала проверку всех систем и приведение отклонений к норме. Шпильман отжигал.