Французы удивлялись, такой великолепный город — и без стен!
Гвардия чистилась, надевала парадные мундиры, готовясь церемониальным маршем вступить в Москву:
— Смотри, как наш Жак подкручивает усы!
— Хочет понравиться москвичкам.
— Ах, я вчера плохо побрился!
— Не беспокойся — у тебя седина не только на щеках. Московские красотки всюду найдут!
— Седина в бороду, бес в ребро.
— И что это не видно жителей?
— Испугались!
— Боятся нас!
— А может быть, все ушли? — высказал кто-то смелое предположение.
Гвардейцы подняли товарища на смех:
— Смотрите, что выдумал Жером: москвичи бросили город и ушли!
— Оставили тебе все богатство, все дворцы. Ой, уморил! — хохотала старая гвардия.
Сконфуженный скептик не сдавался:
— Ни одного дымка над домами. Это плохой знак!
— Поздно ты спохватился смотреть за дымом! Москвичи давно сготовили для нас обед!
Наполеон стоял на левой стороне дороги, ждал депутацию: "Если она не успела к Поклонной горе, то должна же явиться сюда".
Он уже заранее все приготовил: назначил губернатором Москвы маршала Мортье (какая честь для гвардии!), комендантом — генерала Дюронеля, интендантом, правителем Московской губернии — бывшего консула в России Лессепса, составил прокламацию жителям — а жителей что-то не видно.
— Поезжайте, поторопите! Эти скифы, вероятно, не знают, как проходят подобные церемонии. Почему так медлят? Могли бы одеться заранее. Со страху растеряли штаны! А может, спешно делают ключи, если у них нет городских стен и ворот. Могли бы взять хотя бы от Кремля. Какое это имеет значение?
Наполеон послал польских улан. Задержка вызвала разные толки.
Первыми зашептались шассеры, ближе всех стоявшие к Наполеону:
— Что за дьявольщина?
Солдаты, которые недавно высмеивали товарищей, предполагавших, что Москва пуста, теперь только пожимали плечами.
— Таким образом больших городов не покидают. Эти канальи попрятались, как кролики. Мы их разыщем! Они еще будут стоять перед нами на коленях! — обнадеживал "ворчунов" капитан 1-й роты Лефрансо.
И все-таки гвардия первая услыхала недобрые вести:
— Москва пуста.
— Все уехали.
— Пусть их дворяне уехали — не жалко. Лишь бы оставили нам свои запасы и погреба.
— И горничных, — шутили гвардейцы.
К Наполеону вернулись посланные польские офицеры. Они доложили:
— Ни русского губернатора, ни коменданта в Москве нет: уехали.
Наполеон покраснел.
— Не может быть! Надо удостовериться. Поляки — трусы: они боятся отъехать в сторону на два лье. Дарю! — сердито окликнул император. — Поезжайте и приведите мне… — он щелкал пальцами, — опять забыл, как в России называется высший класс… Приведите мне этих… бояр! — вспомнил он наконец.
Дарю уехал.
Император помрачнел. От недавнего восторженного настроения не осталось и следа. Недобрые предчувствия охватили свиту. Генералы молчали, уже не восхищаясь Москвой.
Наполеон стал быстро ходить по пыльной улице. Он заметно волновался: то снимал, то надевал перчатку, мял носовой платок, машинально вытирал им вспотевшую короткую шею, потом пытался засунуть платок в карманчик мундира, где лежала табакерка.
Ему вспоминались пышные, торжественные встречи в Милане, Вене, Берлине. Как тогда он был весел и как теперь зол!
— Идут! Идут! — зашептали сзади.
Наполеон остановился и глянул.
Дарю возвращался действительно не один. Перед взводом конных гренадер шло около десятка каких-то горожан. Уже издали было видно, что это не депутаты, не магистрат. По скромной одежде это были в лучшем случае мелкие чиновники. Среди них выделялся костюмом небольшой толстенький человек. На нем был темно-коричневый суконный фрак с необычайно узким воротником и круглыми металлическими пуговицами, какой был модным в Париже лет десять тому назад, и широкие сапоги a la Суворов с отворотами из желтой кожи. Они подошли к Наполеону и, сняв почтительно шляпы, стали перед ним.
— Кто вы? — неласково спросил Наполеон у толстяка.
— Француз, поселившийся в Москве.
— Стало быть, мой подданный. Вы что, негоциант?
— У меня был книжный магазин.
— Где сенат?
— Уехал.
— Где губернатор?
— Уехал.
— Где народ? — топнул ногой император.
— Уехал.
— Кто же в Москве?
— Никого.
— Вы лжете!
— Клянусь честью, ваше величество!
— Молчите о чести! Болван!.. Коня! — крикнул, оборачиваясь к свите, Наполеон.
Рустан быстро подвел коня. Наполеон сам вскочил в седло.
Он помчался в этот загадочный, молчаливый, не покоренный, не сдавшийся город.
Шумел, горел пожар
московский,
Дым расстилался по реке.
А на стенах высот
кремлевских
Стоял он в сером сюртуке.
Француз Москву разоряет,
С того конца зажигает!
Первую ночь в Москве Наполеон провел в каком-то кабаке у заставы, поместив по всем переулкам Дорогомиловской слободы патрули и пушки.
Наполеон не хотел разбивать свои палатки. Он рассчитывал завтра ночевать в роскошных кремлевских покоях, где жили русские цари. Император лег в кровать, поставленную среди большой залы. Стены залы были в зеркалах, и вся она пропахла запахом водки и кухни.
Но спать Наполеону не пришлось: к императору примчался адъютант Мюрата с известием, что в Москве в нескольких местах возникли пожары.
Вначале это не особенно беспокоило Наполеона. Понятно: пришли в чужой, к тому же безлюдный город и стали раскладывать костры поближе к домам, не заботясь о том, что дома большею частью деревянные — вот вам и пожар. Наполеон прекрасно знал психологию солдата: после нас — хоть потоп! Сам был таким.
Москва для них — не то, что для Наполеона. Адъютант Мюрата без удовольствия собирался ехать назад, в этот пусть и великолепный, но странный и страшный город. Не верилось, чтоб хитрые азиаты просто оставили богатейшую столицу. Французам на каждом шагу мерещилась опасность. Было дико идти мимо бесчисленных, безжизненных домов, мимо окон и дверей, за которыми не видно ни одного живого человека.
Адъютант делился переживаниями первых французских солдат, вступивших в опустевший город:
— Лучше идти под пулями, чем так. Это как тяжелый, кошмарный сон. Ни одной живой души. Город словно вымер от чумы. Цепенеешь от ужаса в этом царстве молчания. Идешь и все время оглядываешься назад. Нервы взвинчены. Малейший шум в переулке — и уже чудятся крики врагов и лязг оружия. Улицы длинны — не разобрать, кто на другом конце, друг или враг.
И адъютант нехотя поехал в лабиринт кривых московских улиц, переулков, тупиков.
Не прошло и часа, как следом за ним прискакал второй с той же новостью о начавшемся пожаре.
Наполеон вызвал губернатора Москвы маршала Мортье.
— Вы отвечаете головой за Москву! — сказал он маршалу.
В шесть часов утра Наполеон поднял главную квартиру на ноги и поехал в Кремль.
Гвардия все-таки шла в парадных мундирах, с музыкой.
Так как на улицах валялось много всякого добра, Наполеон отдал приказ: кавалеристам под страхом смерти не слезать с лошадей, пехотинцам не выходить из рядов.
Улицы были пусты. Слышался лишь размеренный топот ног да барабанный рокот, отдававшийся от стен глухим эхом.
— Какое жуткое молчание!
— Такой богатый город — и пустой!
— Столько красок, а впечатление угрюмое!
— Ни одной женщины. Некому слушать нашу музыку!
— Некому оценить, какими молодцами мы выступаем! — сокрушались солдаты.
Молчание, сдержанность не в характере веселого, легкомысленного француза. Француз думает, что все обязательно такие же, как он сам.
Москва — с домами и дворцами разнообразной архитектуры, с башнями и башенками, с пестрыми куполами храмов, с высокими колокольнями, напоминающими минареты, — поразила Наполеона не менее, чем с Поклонной горы. Она и вблизи была необычайна, эта восточная красавица! Видя ее вблизи, ни глаз, ни сердце не разочаровывались. Удивляло и восхищало то, что дома оказались кирпичными и самой изящной архитектуры, а не просто деревянными, как ожидали встретить многие. Особняки частных лиц не уступали дворцам в богатстве и великолепии.
Наполеон смотрел с восхищением. Он старался не обращать внимания на то, что откуда-то еще попахивает дымком пожаров.
Подъехали к Кремлю.
— Вот они, гордые стены! — с довольной улыбкой сказал император. — Наконец-то я в Москве, в древнем дворце русских царей!
"Какую гримасу скорчат английские акулы, когда узнают, что я — в Москве! Вот я запру английские гавани, что тогда будут делать эти пираты морей? Переварит ли их желудок жесткие гинеи и залежалые товары?" — удовлетворенно думал он.
Вчера здесь, в Кремле, Мюрата встретили выстрелами какие-то бродяги, которых разогнали пушками. Хорошо же. На них можно свалить всю вину за московские пожары. Надо будет упомянуть о них в бюллетене.
Наполеон осмотрел Кремль — соборы, колокольню Ивана Великого, — посмеялся над "царь-пушкой".
— Возьмите себе этого "царя", Сорбье, — сказал он начальнику гвардейской артиллерии.
Наполеон занял во дворце комнаты, обращенные окнами на реку.
В Кремле разместилась старая гвардия. Площади заняли пушки и зарядные ящики. Кремль стал похож на крепость.
Император располагался с уютом. Он с удовольствием смотрел, как Констан, Рустан и придворные лакеи носят из фургонов его мебель, устраивают кабинет, столовую, спальню. Места здесь было предостаточно для всех: для Бертье, для канцелярии, для топографов, для свиты, для дежурных адъютантов.
Император пообедал и занялся письмами, распоряжениями, делами.
Днем загорелся Гостиный двор и Каретный ряд. Наполеон встревожился и послал Мортье с молодой гвардией тушить, хотя ему донесли, что Ростопчин увез из Москвы все пожарные трубы.