– В смысле?
Отобрав у нее телефон, я наклоняю экран, чтобы не отсвечивал. От заголовка в рубрике «Стиль жизни» сердце у меня тут же падает.
«В продолжение истории Стори: блудный сын Арчер скрывался у всех на виду?»
– Да, хреново, – говорю я, пробегая статью глазами. «Многочисленные источники сообщают», что кто-то очень похожий на Арчера Стори выступал вчера в «Дюне» и так далее. – Что вообще за новость такая, кому это интересно? И неужели его правда узнали из-за какой-то долбаной песни?
Милли вздыхает:
– Это Чаячий остров, забыл? Здесь все повернуты на Стори.
– Придется написать обо всем Джей-Ти. Я не хотел ему рассказывать, пока Арчеру не удастся поговорить с Милдред, но теперь, когда все раскрылось… – Я скидываю себе ссылку и отдаю телефон Милли, потом беру с кровати свой и отправляю статью с пометкой перезвонить мне. – Думаешь, он уже прочитал?
– Джей-Ти? – с сомнением переспрашивает Милли.
– Нет. Арчер.
– Не знаю. – Она прикусывает костяшку большого пальца. – Я ему все утро и писала, и звонила – он так и не ответил.
– Еще рано. Наверное, все еще спит, – замечаю я. Подумав, что она может истолковать мои слова обидным для дяди образом – мол, до сих пор никак не очухается, – добавляю: – Я бы тоже еще не встал, если бы ты не начала стучать.
– Да, но я просто думала… Не знаю… Что он захочет побыстрее все досказать.
У Милли опускаются плечи. Так странно – когда я вижу ее грустной, все в груди каждый раз сжимается.
– Он скоро объявится, – с деланой уверенностью говорю я. На самом деле велик шанс, что стресс после прошлого вечера отправит Арчера Стори в новый запой. А уж сегодняшняя газета – точно.
– Может быть, он уже у доктора Бакстера? – предполагает Милли. – Будь я дядей Арчером, я бы места себе не находила, пока с ним не поговорю. Письмо было таким странным…
Как и сам доктор. Милли и Обри после визита к нему расстроились, и я не стал рассказывать им, что, по-моему, старик нарочно ударил ногой по столику, чтобы прекратить обсуждение слухов про их родителей. Тогда это не показалось мне особо важным, к тому же от разговора всем было не по себе, и я только обрадовался, что его прервали. Только когда Обри прочитала вчерашнее письмо, до меня дошло – возможно, Бакстер не хотел, чтобы мы услышали от Хейзел еще какую-то версию событий.
«Я давно должен был многое тебе рассказать». На месте Арчера Стори, который больше двадцати лет мучился – из-за чего же его лишили наследства, – я бы постарался протрезветь как можно быстрее и отправиться за ответом с утра пораньше.
– Да, наверное, – говорю я.
Милли поднимает руку заправить за ухо выбившуюся прядку, и ее огромные часы сползают к локтю. Забыв и о докторе Бакстере, и об Арчере Стори я подхожу ближе и провожу кончиками пальцев по отполированному золотому браслету.
– Тебе не приходило в голову подогнать его под размер?
– Нет. – Милли легко сбрасывает часы с руки и протягивает мне. – Они дедушкины и давно не показывают время.
Я поворачиваю их в руке – тяжелые, еще хранящие тепло ее кожи, гладкие и блестящие.
– Зачем же ты их носишь?
– Просто нравятся.
На задней крышке выгравирована надпись: «Omnia vincit amor. Вечно твоя, М.».
– Подарок от Милдред? – спрашиваю я. Милли кивает. – А что это на латыни?
– «Любовь побеждает все». – Скривив губы, она пожимает плечами: – Видимо, только не когда речь идет о ее детях. Или внуках.
Милли всегда очень тщательно заботится о том, как выглядит со стороны. Потаскав ее гигантский чемодан, я на себе ощутил, какое огромное значение она придает внешнему виду. Так что довольно интересно, что единственная вещь, которую она носит постоянно, – сломанное напоминание о своем отлучении от семейного наследия.
Взяв девушку за руку, я надеваю часы обратно.
– Милдред просто ненормальная, что не допускала вас к себе, пока Арчер не вмешался. Ты же понимаешь это? Проблема в ней, не в вас.
– Я в курсе, – закатывает та глаза. – Но спасибо за бесплатный сеанс психоанализа.
– Могу и дальше продолжить, – говорю я, все еще держа ее руку в своей. – Ты знала, что сарказм – это защитная реакция?
Милли отводит глаза, словно чтобы оглядеться вокруг.
– У тебя тут что – тайфун прошелся? Тебе вообще известно о существовании шкафчиков? И о том, что туда можно укладывать вещи?
– Уклонение от обсуждения – тоже защитная реакция.
Она насмешливо кривит губы.
– И от чего же я защищаюсь?
– От чувства заброшенности и одиночества, наверное.
Милли слегка усмехается, бросая на меня свой фирменный взгляд из-под ресниц, который всегда заставляет мое сердце биться быстрее. Я вдруг вспоминаю, что пару дней назад Эфрам рассказывал, как познакомился со своей нынешней девушкой. Он пригласил ее на свидание, когда они встали рядом на светофоре и она начала кивать в такт музыке, которая играла у него в машине. «Выдался шанс – действуй, – сказал он тогда. – Кто знает, будет ли у тебя еще один?» Я тогда сразу подумал про Милли. Только какой может быть шанс с девушкой, когда перед всеми изображаешь ее двоюродного брата? Однако сейчас в кои-то веки мы одни…
Боясь спугнуть ее, я стараюсь продолжать в том же шутливом тоне:
– Или от того, что тебя влечет к кому-то неподходящему.
– Да? – Она приподнимает бровь. – Например, к кому же?
– К фанату «Ред Сокс», – предполагаю я. Она фыркает. – Или к какому-нибудь местному в возрасте. Или к лжеродственнику. Выбирай сама.
Милли высвобождается. Но что она рассердилась, непохоже.
– Еще чего.
– Не стоит этому сопротивляться, – тоном профессионального психолога предостерегаю я. – Подавлять свои чувства вредно.
Мне наконец-то удается развеселить ее по-настоящему. Она так мило прыскает от смеха, совсем непохоже на обычную себя, что я отчаянно пытаюсь придумать еще какую-нибудь шутку, но в голову ничего не идет. Однако, отсмеявшись, Милли скрещивает руки на груди.
– Ты опять? – спрашивает она обвиняюще, снова глядя мне куда-то через плечо.
– Что «опять»?
– Заигрываешь со мной?
– Ничего подобного. Если только ты сама не против… – добавляю я, выдержав паузу.
Она с трудом подавляет улыбку.
– Мне кажется, для такого разговора тебе не мешало бы надеть штаны.
Я бы предпочел иное развитие событий, но спорить не собираюсь.
– Да, согласен. Ты не могла бы… – Я делаю неопределенный жест.
Милли отворачивается к двери. Схватив со спинки кровати джинсы, я натягиваю их. Вообще-то на острове для них жарковато, но шорты я никогда особо не любил и надевал их только на баскетбол. А играть перестал с тех пор, как пришлось работать по две смены в «Империи». Господи, о чем я думаю – у меня в комнате Милли, и…
Она вдруг вскрикивает. Я оборачиваюсь – ее расширенные глаза не отрываются от экрана телефона.
– Что там? Арчер наконец объявился?
Она мотает головой, держась рукой за горло.
– Нет. Нет, нет…
У меня напрягаются плечи. Первый раз вижу Милли такой, а я наблюдал ее реакцию на разоблачение двух самозванцев, включая меня самого.
– Что стряслось? – Она не отвечает. – Что-то с вашей бабушкой? С твоими родителями? С Обри?
– Да, – кивает она наконец. – В смысле, не с ней самой… Она прислала мне сообщение. Ей Карсон Файн рассказал…
Милли поднимает на меня глаза, остекленевшие от шока.
– Доктора Бакстера нашли мертвым сегодня утром. Утонул в лесном ручье позади своего дома.
Глава 13. Милли
Гораздо раньше самого дома мы видим кованые ворота. Футов пятнадцать в высоту, из толстых железных прутьев. По обе стороны, насколько хватает глаз, простирается каменная стена. Другого входа в Кэтминт-хаус нет, разве что попытаться взобраться по поднимающемуся из океана утесу с противоположной стороны.
– Почти на месте, – извещает нас шофер, притормаживая и опуская окно.
Снаружи одуряюще пахнет цветущей жимолостью. Вытащив тонкую серебристую ключ-карту из кармашка противосолнечного козырька, шофер прикладывает ее к сенсору на деревянном столбике. Раздается громкий щелчок, и ворота медленно раскрываются.
Мы едем в «Бентли муллинер» с четырьмя пассажирскими местами сзади, по два друг напротив друга, а между ними столик орехового дерева с хромированной отделкой. Сиденья кожаные, цвета кофе со сливками, десятки кнопок позволяют регулировать температуру, наклон спинки и так далее. Джона всю дорогу экспериментировал со своим, но сейчас, когда машина медленно движется по извилистой подъездной дорожке, поднял голову. На высоких шпалерах по правой стороне от нас цветет жимолость, по левой – пышно зеленеют деревья, каких я не видела больше нигде на острове.
Обри вздыхает. В полосатом платье-рубашке – впервые на ней не шорты – она выглядит неестественно и скованно.
– Хейзел утром прислала сообщение. Похороны в среду. Надо будет попросить Карсона дать нам выходной.
– Да, конечно. – Я веду пальцем по шву на гладкой коже сиденья. – Как считаете, дядя Арчер успел поговорить с доктором Бакстером до его смерти?
– Я думаю… – Джона какое-то время колеблется, словно взвешивая, готовы ли мы к дурным новостям, но потом все же продолжает: – Честно говоря, скорее всего, он с самой нашей встречи просто не просыхает.
Вероятно, так и есть. С разговора в бунгало прошло полтора дня, и от дяди до сих пор никаких вестей. На сообщения он не отвечает, звонки перебрасываются в голосовую почту.
– Бабушка, наверное, уже знает про него? – предполагает Обри. – Ну то есть не могла же она не увидеть статью?
– Да уж, – говорю я. Невозможно представить, чтобы Милдред не передали сразу же.
Обри закусывает губу.
– Мы должны ей рассказать, что это он пригласил нас сюда?
– Нет! – мгновенно реагируем мы с Джоной. Он смотрит на меня с улыбкой, наклонив голову, и меня охватывает внутреннее волнение. Не знаю, что могло бы случиться вчера в его комнате, если бы не известие о докторе Бакстере. И я хотела бы получить ответ на этот вопрос.