Обри колеблется, будто подозревая ловушку.
– Я… я надеюсь, что так.
Милдред снова поворачивается к Джоне, который до этого молча заедал чересчур острую приправу фруктовыми мини-пирожными.
– Слышала, у тебя отличные оценки? Собираешься поступать в Гарвард?
Тот делает паузу, чтобы проглотить кусок. Это легкий вопрос.
– Да, наверное.
Только минут через пятнадцать до меня доходит общее направление разговора. Есть немало животрепещущих тем, которые мы могли бы обсудить, – изгнание наших родителей, смерть доктора Бакстера, возвращение на остров дяди Арчера и, разумеется, главный вопрос, который должен волновать Милдред: «Какого черта вы вообще сюда приперлись?» Однако ничего подобного. Она по очереди расспрашивает Обри и Джону про отцов, достижения и жизнь вообще. Порой это больше похоже на допрос – бабушку явно интересует что-то конкретное о двух старших сыновьях, но она не хочет говорить прямо. Однако ее острый интерес не ослабевает ни на секунду.
Джоне явно здорово не по себе, но он держится и ничем себя не выдает. Обри же от избытка внимания распускается, как цветок под солнцем.
Меня здесь как будто и нет. Я всю жизнь представляла себе, как мы с бабушкой наконец встретимся. Конечно, про магазин – это просто глупые фантазии, однако все было гораздо глубже. Я думала – то, что меня назвали в ее честь, что-то да значит. И мое сходство с матерью. И дедушкины часы, которые я практически не снимаю. И наш общий интерес к искусству и моде.
Теперь же, сидя здесь, в любимом мамином месте легендарного Кэтминт-хауса, глядя на барашки волн у горизонта и наедаясь куда плотнее, чем предполагала, потому что ни одного вопроса мне так и не задали, я понимаю: ничего это не значит.
Может, Милдред расистка, поэтому не обращает внимания на свою единственную не-белую внучку? Или сексистка и ее интересуют только сыновья? Или я ей просто не нравлюсь?
– Мне нужно в туалет, – говорю я, резко вставая.
Она указывает на выход:
– Налево по коридору. Уборная через две двери.
– Ясно, – говорю я.
Однако, выйдя из смежной с террасой комнаты, я сворачиваю направо. К черту указания Милдред. Я никогда раньше не была в доме, где росла мама, и хочу осмотреться. Сбросив сандалии и держа их в одной руке, я тихонько прохожу через огромные, великолепно обставленные, словно с журнальных страниц, комнаты. Повсюду предметы искусства и свежие цветы. Кухня, куда я заглядываю, оборудована самой высококлассной техникой, сверкающей так, будто ее никогда не использовали для чего-то столь приземленного, как готовка. Мое внимание привлекает мягкий голос, и я следую за ним обратно в коридор.
– По-моему, это было чересчур, – говорит Тереза Райан. Она в комнате рядом с кухней, отсюда мне видна стена, сплошь закрытая полками с книгами. – Мы такое уже проходили. Кажется, что избавляешься от проблемы, а на самом деле создаешь десяток новых.
В тоне чувствуется злость, которая как-то не вяжется с обычно безмятежной помощницей бабушки. Я подбираюсь ближе.
– Они как раз здесь. Я пытаюсь не дать этому затянуться, но не знаю, когда смогу ее отвлечь. Какое-то, я бы сказала, болезненное любопытство. – Следует долгая пауза, потом Тереза добавляет: – Ну а сами как думаете? Все та же прежняя навязчивая идея. А сейчас совсем не время отвлекаться. – Снова пауза. – Да, согласна, так будет лучше для всех. Хорошо, после обеда еще созвонимся.
Услышав звук шагов, я быстро отступаю обратно в кухню и ныряю за стойку. Тереза без остановки минует коридор, напевая что-то себе под нос. Когда слышать ее голос перестала, я выскальзываю наружу и заглядываю в комнату, из которой она вышла. Это кабинет – повсюду книги, шкафчики для документов и огромный резной деревянный стол. Умираю от желания рассмотреть все получше, но я и так пропала слишком надолго. Время есть, только чтобы проверить кое-что.
На столе проводной телефон с дисплеем на трубке. У мамы на работе такой же – никак не хочет отказаться от этого старья. Я нажимаю кнопку меню и выбираю «Последний набранный номер». На дисплее появляется имя – Дональд Кэмден.
Глава 14. Обри
Милли для «Бутика Кайлы» – просто клиент мечты.
– На тебе все выглядит просто замечательно! – восклицает хозяйка магазина, восторженно сжимая ладони, когда та выходит из примерочной и поднимается на подиум перед большим зеркалом. – Но это лучше всего! Думаю, мы нашли то, что нужно.
Я тоже согласна. На Милли потрясающее платье в пол, без рукавов, с глубоким, но не вульгарным вырезом. Верх черный, пышный низ – белый. Добрый фут ткани, правда, волочится по полу за черными туфлями на высоких каблуках, но в остальном хоть сейчас на красную дорожку «Оскара».
На лице, правда, никаких эмоций. С того странного завтрака у бабушки два дня назад, который закончился как-то внезапно – она сослалась на внезапную мигрень, – Милли словно погружена в себя, ее мысли где-то витают. Я думала, что поход в магазин наверняка поднимет ей настроение, однако она по-прежнему делает все как будто на автомате. Держится вежливо, но настоящего интереса не проявляет.
– Подол, конечно, надо будет укоротить, зато сидит просто идеально, – говорит хозяйка – привлекательная женщина под сорок, смуглая и с темными волосами. На ней простое желто-коричневое платье-футляр и бусы в несколько рядов. Когда мы появились, она закрыла магазин и вместе с дежурной продавщицей почти час занималась исключительно нами.
Я первый раз в таком месте. Все внутри буквально сияет от приглушенного белого света, под которым любая кожа выглядит безупречно. Кожаные, кремового цвета кресла, антикварные зеркала в серебряной оправе, пол блестит как перламутровый. Повсюду алые розы, наполняющие воздух мягким, пьянящим ароматом. В общем и целом – как будто попала внутрь удобной и дорогой шкатулки с драгоценностями.
– Потрясающе выглядишь, – говорю я Милли со своего места у зеркала. Я уже давно сижу здесь, свернувшись калачиком, после примерки одного-единственного платья, которое меня нисколько не украсило – скорее наоборот.
– Согласна, – кивает хозяйка. – Если тебе самой нравится, можем прямо сейчас приступить к подгонке.
– Ладно, – пожимает плечами Милли.
Хозяйка машет рукой, и из переднего зала к нам спешит продавщица, а вслед за ней – портниха. Когда мы пришли, ее не было – видимо, вызвали специально для нас. Она приседает у ног Милли и ловкими, быстрыми движениями принимается подкалывать подол. От такого внимания та, кажется, немного приходит в себя и искренне улыбается владелице магазина.
– Спасибо вам за все. Платье замечательное.
– Твоя мама была бы в восторге, – откликается та.
– Вы, наверное, имели в виду мою бабушку? – переспрашивает Милли.
– Да, ей, надеюсь, тоже понравится. Но я говорила про твою мать. Я немного знала Аллисон – давным-давно. Сама я была еще слишком мала, чтобы водить компанию с младшими Стори, а вот моя сестра с ними дружила.
Я бросаю взгляд в передний зал, где над кассой прикреплена вывеска со строгими черными буквами: «Бутик Кайлы».
– Так вы и есть Кайла? – спрашиваю я.
Она опускает глаза.
– Нет, я Уна. Кайла – моя сестра. Она погибла, когда я училась в старших классах. Когда я открыла этот магазин, то назвала его в ее честь.
– Соболезную, – в унисон говорим мы с Милли. Я чувствую, как лицо заливается краской. Только мне под силу испоганить поход в модный магазин.
Уна ободряюще улыбается:
– Спасибо. Это было давно. Но я хорошо помню ваших родителей. Аллисон была такая красавица. А Адам, ну… – Она почти по-девчоночьи хихикает. Кажется, отец в юности на всех производил подобное впечатление. – Просто принц из сказки.
Сейчас про него я слушать совсем не хочу.
– А Арчера вы тоже знали? – спрашиваю я.
За два дня после встречи с бабушкой от него так и не было вестей. На работе он тоже не появлялся. Я начинаю подумывать, что он попросту сбежал, поняв, что теперь его инкогнито уже точно раскрыто. От мысли внутри ощущается какая-то пустота, утрата, будто я потеряла что-то, толком даже не приобретя. Я все время вспоминаю его молодым, как он сидел со мной тогда, много лет назад, посреди разбросанных всюду деталек от «Лего» и терпеливо искал фуражку полицейского. Отец, устав от моего нытья, язвительно бросил, что я наверняка ее потеряла, но дядя Арчер был невозмутим. «Полицейскому без фуражки нельзя. Мы ее обязательно найдем, вот увидишь». В конце концов нам это действительно удалось.
– Да, конечно, я его знала, – легко и без малейшего напряжения откликается Уна, как будто весь остров не кипит слухами о возвращении блудного сына. – Он всегда дружил с местными, был почти как один из нас. Мы много лет поддерживали с ним связь. Прекрасный человек, несмотря на некоторые… проблемы, – чуть запнувшись, добавляет она.
– А дядю Андерса? – интересуюсь я.
– О да. Лучше всех прочих. Они с Кайлой встречались, хотя и с перерывами, в старших классах и потом, когда он уже учился в колледже. – Видя, как мы изумленно моргаем, она добавляет с грустным смешком: – Ваша бабушка, конечно, никогда этого не одобряла.
– А вы? – спрашиваю я. Уна поднимает бровь. – В смысле, вам он нравился?
Дядя Андерс по-прежнему загадка для меня, я знаю о нем меньше всего.
Уна пожимает плечами:
– Он был очень настойчивым.
Портниха поднимается на ноги. Подол платья теперь едва касается носков туфель. Уна одобрительно кивает:
– То, что надо. Линда, поможешь раздеться? И приступим к подгонке.
Продавщица поддерживает Милли, пока та спускается с подиума, и проводит ее в примерочную. Портниха выходит в передний зал, оставив меня наедине с Уной. Та с доброй улыбкой приподнимает идеальной формы бровь:
– Ты к этому не так привычна, как двоюродная сестра, да?
Мои глаза невольно падают на груду розовой ткани в соседнем кресле. Сейчас она выглядит совершенно незатейливо, зато на мне смотрелась сущим уродством.
– Мне не идут платья.