– Вам придется ехать порознь, – пояснил он. – Обри с Милли в одной машине, Джона в другой.
– Почему я не могу просто сесть впереди? – спросил тот.
Карсон был поставлен в неловкое положение.
– Так не принято!
Все это просто смешно, особенно если учесть, что от общежитий до курортного отеля пять минут пешком. Однако здесь все и всегда делается по слову Милдред. Так что когда мы с Обри выходим на улицу, нас уже ждет сияющий автомобиль, и шофер в полной униформе, включая белые перчатки, распахивает заднюю дверцу.
– Мисс Стори. Мисс Стори-Такахаси, – приветствует он нас по очереди кивком. – Добрый вечер.
Я еле сдерживаю неуместный смех.
– Добрый вечер, – отзываюсь я эхом и проскальзываю на сиденье.
Внутри потрясающе пахнет дорогой кожей и свежестью зимнего леса. На подставке напротив два бокала охлажденного шампанского. Я расправляю подол платья, а шофер тем временем закрывает дверцу и ведет Обри к противоположной.
Убедившись, что мой наряд не помнется, я беру один из бокалов и делаю долгий глоток. Не попробовать было бы просто грубо.
Обри осторожно опускается на соседнее место, замечает у меня шампанское, и ее глаза расширяются:
– Думаешь, это хорошая идея?
Я знаю – отлично знаю! – что она спрашивает, только потому что нервничает из-за сегодняшнего вечера. Не потому что осуждает меня, или считает себя лучше, или что я еще тут же себе напридумывала. И все же я сперва наполовину опустошаю бокал, а потом отвечаю холодно:
– По-моему, просто отличная.
– Милли… – На ее открытом веснушчатом лице читается тревога. – Зачем ты так?
– Как «так»? – интересуюсь я, хотя прекрасно понимаю, о чем речь. Я и сама не знаю зачем. И все та же обида, что стыла между нами целую неделю, заставляет меня запрокинуть голову и залпом допить шампанское. – Расслабься. Мы на праздник вообще-то едем.
Я ставлю пустой бокал рядом с полным и вдруг вижу, что на глазах у Обри выступают слезы. Меня снова будто бьет током, и на этот раз я хватаю ее за руку.
– Не плачь, не надо. – Есть куча вариантов, что сказать дальше, но я умудряюсь ляпнуть только: – Тушь потечет.
Обри шмыгает носом.
– Плевать мне на тушь.
– Приехали, – учтиво извещает шофер.
Я оборачиваюсь – машина уже останавливается на лужайке возле бокового входа в курортный отель. Вся поездка заняла буквально полторы минуты.
– Прости, – успеваю я шепнуть Обри, прежде чем дверцу с моей стороны открывает Дональд Кэмден во всем своем седовласо-смокинговом великолепии.
– Добрый вечер, леди. Мне поручена миссия доставить вас на бал.
Они с шофером помогают нам выбраться. С Дональдом посередине мы направляемся внутрь. Разговаривать друг с другом мы не можем, только отвечать на его пустые вежливые вопросы, и мне не по себе, оттого что не удалось до конца объясниться с Обри.
– Вот мы и на месте, – объявляет Дональд, останавливаясь перед входом.
Бальный зал наполнен музыкой, смехом и великолепными нарядами. Хрустальные люстры сияют, гобелены на стенах ярко отливают золотом. На небольшой сцене, занимающей центральное положение перед окнами, играет струнный квартет, другой конец огромного помещения занят круглыми столиками, расставленными в строгом порядке. На секунду настроение у меня поднимается – я вообще люблю вечеринки, – но в этот момент Дональд говорит:
– Ваша бабушка попросила привести вас к ней по одной – она хочет поговорить с каждой из вас до ужина. Сначала с тобой, Обри.
«Ну еще бы!» Мне удается проглотить эти слова, но она все же видит их написанными у меня на лице.
– Может быть, лучше сперва с Милли?
– Нет, все в порядке, – говорю я натянуто и отпускаю локоть нашего провожатого. – Я побуду среди гостей.
– Милли… – с несчастным видом произносит Обри, но Дональд уже увлекает ее к главному столу.
По дороге я подхватываю бокал шампанского с подноса проходящего официанта и делаю куда более долгий глоток, чем предусмотрено этикетом. Затем иду дальше по залу.
Летний бал… Для меня это всегда было что-то волшебное, вершина роскоши и шика. Я любила рассматривать фотографии мамы в белом платье, представляла себя на ее месте… И вот я наконец здесь, но в голове лишь одна мысль – надеюсь только, ей тогда было не так паршиво, как мне сейчас.
– Привет, Милли.
Вздрогнув от раздавшегося рядом тихого голоса, я оборачиваюсь и вижу Хейзел Бакстер-Клемент, в винно-красном платье, с убранными в высокую прическу темными волосами и бокалом шампанского в руке. Вид у девушки усталый.
– Господи, Хейзел! – Я хватаю ее за руку. – Мне так жаль, что не получилось поговорить тогда в церкви! – Сами похороны после службы были закрытыми, только для близких. – Соболезную твоей утрате. Доктор Бакстер был замечательным человеком.
– Спасибо, – кивает Хейзел. – Он прожил долгую жизнь, и его деменция прогрессировала, так что, наверное… – Она вздыхает. – Мама говорит, это к лучшему, что он был избавлен от поздних стадий. Не знаю… Я бы только хотела, чтобы он ушел как-то более мирно – во сне, например.
Не знаю, чем ее утешить, потому что сама думаю так же. Утонуть в лесных зарослях позади собственного дома – это ужасно. Наконец я придумываю, что сказать:
– Я, конечно, встречалась с ним всего пару раз, но успела понять, как он тобой гордится. А ты очень о нем заботилась.
Она мрачнеет.
– Не уверена. Я отпустила его одного тем утром, а не следовало бы. Но ему было как раз лучше, и он сказал, что должен встретиться с каким-то другом, так что…
У меня пробегают мурашки по шее.
– А с кем, не знаешь?
– Нет, хотя очень бы хотела. Узнать бы, как дедушка провел последние часы… Но никто не признался, что встречался с ним.
Я медлю, думая о письме доктора Бакстера. «Я давно должен был многое тебе рассказать».
– А он, э-э… не упоминал в последнее время о моем дяде Арчере?
Хейзел удивленно моргает:
– О том, что тот, возможно, снова в городе? – В ее голосе чувствуется энергия. – Это действительно так? Некоторые продолжают утверждать, что видели его в прошлую пятницу, но с тех пор он пропал. Не уверена, правда, что дедушка слышал. Он ничего такого не говорил. А вы его видели? Арчера, в смысле?
Я колеблюсь. После нашего с ним разговора прошло уже больше недели. Обри уверена, что дядя сделал ноги с острова. Мы пару раз были возле бунгало, но жалюзи на окнах всегда оказывались опущены, а на стук никто не открывал. Так что, вероятно, она права, и я могу удовлетворить любопытство Хейзел – ей после такой недельки это не повредит.
– Да. Он занимал небольшое бунгало позади дома своего друга, Роба Валентайна, но…
– Солнышко… – Позади Хейзел возникает женщина – точная ее копия, только старше. – Один из дедушкиных сокурсников по медицинскому хочет с тобой познакомиться. Он за столиком миссис Стори. Можно тебя украсть?
Она поворачивается ко мне с извиняющейся улыбкой, и в ее глазах вспыхивает узнавание.
– Боже мой! К слову о Стори – ты ведь Милли, да? Я Кэтрин Бакстер, мама Хейзел. Я видела в нашей газете замечательное фото с тобой и твоими двоюродными братом и сестрой после похорон отца.
– Да, здравствуйте, – пожимаю я протянутую руку. – Рада познакомиться. Соболезную вашей утрате.
– Спасибо, весьма признательна. Простите, не хотела вас прерывать…
– Все в порядке, – уверяю я, даже радуясь нежданному избавлению. Хейзел мне по душе, но вокруг имени дяди Арчера и так уже столько слухов, что не стоит добавлять новые. Я, похоже, и без того сболтнула лишнего. Самое время поставить точку и удалиться. – Мне как раз нужно найти Обри и Джону. Мы с вами еще обязательно увидимся.
Я поскорее отхожу и едва не врезаюсь в официанта с бутылкой шампанского. Он наклоняет горлышко к моему бокалу.
– Налить вам?
Я не сразу отвечаю, пытаясь посчитать, сколько уже выпила. Мое молчание принимается за согласие.
Что ж, раз так… Я глотаю шипучие пузырьки, продолжая на ходу бесцельно блуждать взглядом по роскошно одетым людям. Прямо перед собой я замечаю знакомую блондинистую шевелюру – Рид Чилтон, сынок сенаторши, тоже из «Тауи». Говорить с ним я не имею ни малейшего желания, поэтому поскорее разворачиваюсь и тут же чуть не сталкиваюсь с кем-то позади меня.
– Эй. Извини. – Протянутая рука не дает мне упасть. – Я хотел только…
Смокинг Джоне идет. При виде меня глаза у него расширяются, он буквально теряет дар речи и несколько раз сглатывает, прежде чем наконец сказать:
– Сам не знаю что. Из головы вылетело… – Кадык у него дергается вверх-вниз. – Выглядишь просто сногсшибательно, Милли.
У меня в груди разливается трепещущее тепло.
– Спасибо. Ты тоже.
И это правда. Возможно, дело в том, что к его услугам всю неделю были лучшие портные Чаячьего острова, но Джона будто родился в смокинге. Темные волосы впервые за наше знакомство зачесаны назад – нет, обычный взъерошенный вид мне тоже нравится, но эта прическа, бесспорно, куда выгоднее подчеркивает точеные черты лица.
– Ты пробовал шампанское? – спрашиваю я, поднимая свой бокал для очередного глотка.
– Нет, я пил какао. – Я удивленно поднимаю бровь. Он пожимает плечами: – Ну, типа, не просто какао. Бобы доставлены самолетом прямо из Франции, смолоты вручную с корицей и мускатным орехом… И, кажется, там еще щепотка чили. Так Карсон сказал.
– И как оно?
– Лучше в жизни не пробовал, – с таким жаром говорит Джона, что я улыбаюсь.
– Милдред умеет закатывать вечеринки, надо отдать ей должное. – Впервые за вечер напряжение отпускает, и я с внезапно нахлынувшей симпатией касаюсь пальцами руки Джоны. – Я рада, что ты здесь.
Он улыбается довольно, но слегка озадаченно.
– Ну, где же еще мне быть, правда? Милдред так пожелала.
– Да, знаю, но я имела в виду не вот прямо здесь, а вообще. На острове. – Джона все еще не совсем понимает. Не могу его винить. Мысли разбегаются, хотя я бы предпочла сейчас иметь ясную голову. – В смысле, рада, что мы познакомились.