Та бледнеет.
– Одна из нас хочет, – поправляет она.
В дверь вдруг стучат. Арчер хмурит лоб.
– Кто бы это мог быть?
– Может быть, дядя Андерс явился для второго раунда? – предполагаю я, мрачно взглядывая на Джону. У того хватает совести покраснеть. И это-то ему к лицу!
– Господи, надеюсь, что нет, – на ходу бросает дядя Арчер, направляясь к двери. – Я изо всех сил пытаюсь не сорваться снова, а тут… Э-э, привет… – Он отступает в недоумении – на пороге стоит Хейзел. – Вы… мы знакомы?
– Нет, – отвечает она, прижимая к себе какой-то коричневый конверт. Ее лицо слегка проясняется при виде нас троих. – Но я знаю, кто вы. И остальных тоже. Я Хейзел Бакстер-Клемент, внучка доктора Бакстера…
– А, конечно. Прошу.
Если дядя Арчер и удивлен тем, как та его нашла, он этого не показывает. Поскольку сказала ей я, то, надеюсь, он не придаст этому значения и решит, что она узнала от дедушки, например.
– Входи. Присаживайся, пожалуйста. Соболезную твоей утрате. Фред был замечательным человеком.
– Да… Отчасти поэтому я здесь. – Хейзел делает несколько шагов внутрь, и Арчер закрывает за ней дверь. Мы с Обри сдвигаемся, освобождая немного места на диване, однако девушка остается стоять. – Я просто… просто не знала, куда еще пойти.
Дядя Арчер озабоченно наклоняет голову.
– Что-то случилось?
– Сама не знаю. – Рука Хейзел теребит завязки конверта. – Вчера я нашла это в дедушкином столе. Адресовано мне, но оно… про вас.
Мы с Обри обмениваемся взглядами.
– Про меня? – переспрашивает дядя Арчер.
– Ну, частично, по крайней мере. Там, э-э… – Девушка открывает конверт и достает листок. – Наверное, лучше будет просто прочесть. – Она откашливается. – «Дорогая Хейзел, я очень горжусь тобой, той молодой женщиной, которой ты стала, – доброй, умной и трудолюбивой. Откровенно говоря, боюсь, я не заслуживаю такой внучки. Ты не все обо мне знаешь». – У нее пропадает голос, и она сглатывает несколько раз, прежде чем продолжить: – «Мне страшно смотреть на последствия своих поступков, но еще больше я боюсь, что скоро не буду их даже помнить. Наверное, начать нужно хотя бы с того, что еще можно исправить. Я совершил страшную несправедливость по отношению к Арчеру Стори».
Она смолкает. Никто, кажется, даже не дышит. Я жду, когда она возьмет себя в руки, однако в конце концов не выдерживаю:
– Какую несправедливость?!
– Не знаю, – отвечает Хейзел. – На этом письмо заканчивается.
У меня вырывается разочарованный стон. Дядя Арчер проводит рукой по лицу.
– Твой дедушка просил меня о встрече буквально накануне смерти, – поясняет он Хейзел. – Но у меня не получилось переговорить с ним сразу. Представления не имею, о чем он хотел мне рассказать или в какой несправедливости себя обвинял. Я никогда ничего против него не имел. Он был нашим семейным врачом и всегда хорошо ко мне относился. Вот и все. Можно? – Он показывает на письмо, и Хейзел отдает его. Дядя Арчер, нахмурившись, пробегает листок глазами. – И раньше он ничего об этом не говорил?
– Нет. Ни разу даже не называл вашего имени. Но там есть еще кое-что. – Она запускает руку в конверт и достает тоненькую страничку. – Вот.
Дядя Арчер берет ее в руки и сдвигает брови.
– Отчет о вскрытии?
– Да. Двадцатилетней давности. – У меня по телу пробегают мурашки, а она добавляет: – Даже двадцати четырех, если быть точной. Некоей Кайлы Дьюгас.
– Кайлы? – повторяю я, поворачиваясь к Обри. – Сестры Уны?
Дядя Арчер поднимает на меня глаза:
– Вы знаете Уну?
– Мы заказывали у нее бальные платья, – объясняю я. – И она рассказала нам о своей сестре – что та встречалась с дядей Андерсом в старшей школе и колледже. А потом погибла. Как раз тогда же, когда вас лишили наследства. Мы еще обратили на это внимание. – Покосившись на кузину, я краснею, вспомнив, как грубо вела себя в библиотеке. – Точнее, Обри обратила.
Дядя Арчер снова хмуро смотрит на отчет.
– К нему не прилагалась никакая записка или еще что-нибудь? Ничего, что объясняло бы, зачем передавать его тебе или мне?
– Нет, – качает головой Хейзел.
– Возможно, стоит связаться с Уной. Это могло быть оставлено скорее для нее, а не для меня. Хотя, думаю, их семья давным-давно получила копию.
– Так что с совпадением по времени, дядя Арчер? – заговаривает Обри. – Вы ведь получили те письма от Дональда Кэмдена сразу после смерти Кайлы, верно?
– Раньше, – возражает тот. – Не помню, когда именно, но все произошло одно за другим. Сперва письма, потом Кайла погибла. Мы приезжали на похороны, и матушка отказалась с нами увидеться.
– А… – Обри закусывает губу. – Я думала, здесь может быть какая-то связь. Ну, вдруг в смерти Кайлы было что-то, из-за чего бабушка лишила вас наследства?
– Нет, – качает головой Арчер, явно изумленный таким предположением. – Просто так совпало. Честно говоря, матушка всегда недолюбливала Кайлу. Хотела, чтобы Андерс нашел себе приличную девушку в Гарварде. Со временем так и случилось. – Он снова оборачивается к Хейзел: – В вещах твоего дедушки больше ничего подобного не было – адресованного кому-то из нас?
– Я не видела. Могу еще посмотреть. Мне все равно пора возвращаться. – Она со вздохом убирает письмо обратно в конверт. – Мы как раз сейчас все разбираем.
– Могу я это пока оставить? – спрашивает дядя Арчер, показывая на отчет о вскрытии. – Хочу показать Уне. Может быть, она заметит что-то, чего я не вижу.
– Конечно, – откликается Хейзел. – Ну, всем пока.
Сунув конверт под мышку, она проскальзывает мимо Арчера за дверь.
Обри дергает меня за рукав:
– Нам нужно выехать не позднее чем минут через десять. Машина от бабушки скоро уже должна прибыть. Или ты хочешь остаться здесь?
– Нет, я еду с тобой.
– Вы еще вернетесь? – спрашивает Джона.
– Вряд ли, – коротко бросаю я, осознавая, что это ужасно похоже на мамин ледяной тон, когда кто-нибудь не оправдывает ее ожиданий. Однако я вне себя, чтобы сказать что-то другое.
– Милли, пожалуйста, – негромко, но настойчиво произносит Джона, наклоняясь ко мне. – Давай поговорим. Всего минуту.
Дядя Арчер откашливается.
– Я собирался сделать себе кофе. Никто больше не хочет?
Обри, предательница, тут же вскакивает с дивана.
– Я хочу!
Место рядом освобождается, однако Джоне хватает ума остаться на своем.
– Милли, прости меня. Я должен был рассказать тебе о своих родителях и Андерсе. Можешь мне не верить, но я как раз собирался…
– Я тебе не верю, – прерываю его я.
– …Собирался сказать тебе вечером, на балу. Я пытался – там, на балконе. Но ты, э-э… – он оттягивает воротник футболки, – …предпочла другую тему.
У меня начинают пылать щеки. Вчерашний вечер запечатлелся в памяти, мягко говоря, нечетко, но я хорошо помню, как я пьяно пошатывалась и буквально вешалась Джоне на шею.
– Поздновато, тебе не кажется? Ты должен был все нам рассказать с самого начала! Мы с Обри заслужили это тем, что хранили твой секрет. Но разве ты мог! Ведь это бы испортило твою месть. – Подняв наконец глаза, я бросаю на него испепеляющий взгляд. – Странно, что ты дождался бала. Мог бы высказать все Милдред еще в Кэтминт-хаусе.
– Я и собирался, – кивает Джона. От удивления я замолкаю. – Когда она спросила, как дела у Андерса. У меня была целая речь наготове. Но… Мне не хотелось мстить, если это могло навредить тебе.
Я стараюсь не обращать внимания на разлившуюся от его слов теплоту в груди.
– Вчера тебя такие мелочи не очень-то волновали.
– Я облажался, – спокойно говорит Джона. – Момент был кошмарный, и я… вышел из себя. Ты не представляешь, каково это, когда такой вот Андерс…
– Нет, не представляю. – Я вскакиваю на ноги. – Потому что ты мне не сказал!
Черт, я и хочу прекратить выяснять с ним отношения, но не могу просто так взять и перестать!
– Сперва соврал, кто ты такой, а когда я тебя поймала, соврал о том, почему ты здесь! – Я вскидываю руку, не давая ему возразить. – Ложь по умолчанию – все равно ложь! Ты рассказал нам только половину правды, а я-то думала, что мы… что мы друзья…
На последнем слове я запинаюсь, и на глазах вдруг выступают слезы. Еще не хватало! Я никогда не плачу! Я дочь Аллисон Стори, в конце концов!
Джона тоже вскакивает и берет обе мои ладони в свои.
– Друзья – не то слово. Милли, ты даже не знаешь, насколько мне дорога!..
Я вырываю руки как раз в тот момент, когда возвращаются дядя Арчер и Обри.
– Нет, не знаю. Потому что ты мне опять же этого не говорил!
Обри с несчастным лицом протягивает мне красный картонный стаканчик с молочно-бурой жидкостью.
– Милли, это тебе с собой. Извини, но если мы сейчас не выедем…
Дядя Арчер, подойдя, приобнимает меня одной рукой, будто понимает, что чего-то большего мне сейчас не выдержать. Чуть отведя меня от других, он наклоняется к моему уху.
– То, что ты злишься, это нормально, Милли, – шепчет он. – Имеешь полное право. Но не забывай о способности прощать, ладно? Если бы я чего и желал для нашей семьи, то именно этого.
Аллисон, 18 лет. Август 1996 года
– Иди, – раздраженно проговорил Андерс, подталкивая Аллисон. Они сидели у окна в кофейне напротив цветочного магазина. – Он там один. Сделай то, зачем пришла.
Аллисон с трудом сглотнула. Мэтт внутри расставлял горшки на полках. Сама не веря, что говорит это, она спросила:
– Может, пойдешь со мной?
– О господи, – простонал Андерс. – Нет. Я тебя сюда привез. На этом все. В дальнейшее меня не втягивай.
Аллисон не сводила глаз с Мэтта, чувствуя неприятное ощущение в животе. Она до сих пор не решила, что делать с беременностью. Иногда единственным выходом представлялся аборт. Иногда предполагала отправиться в колледж, родить так, чтобы матушка не узнала, и отдать ребенка на усыновление. Изредка раздумывала даже о том, чтобы оставить малыша. Почему бы и нет, когда доступно все, о чем большинство людей может только мечтать?