В машине, скользящей по гладкой дороге, повисает молчание. Я пролистываю сообщения в телефоне. Очередное от отца – какая я неблагодарная и как его разочаровала, – плюс последние новости от мамы, которыми он поделиться не пожелал: тренер Мэтсон больше не скрывает, что беременна. Все ли уже знают от кого, можно не уточнять. В нашем городке такие вещи долго в секрете не остаются. Да, и у нее будет мальчик.
«Ничего, что я вот так тебе сообщаю? – спрашивает мама. – До тебя сложно дозвониться, а я не хотела, чтобы ты узнала от кого-нибудь другого».
Я чувствую острый укол вины. Она права – перестав разговаривать с отцом, я и маме стала реже перезванивать. Не то чтобы я на нее тоже злилась – нет, конечно, нисколько! – но для меня было огромным облегчением отвлечься от этого кошмара с беременностью. За всеми волнениями последней недели я даже почти о нем забыла.
В Орегоне сейчас десять утра, так что мама еще на работе, в больнице, и телефон возьмет в руки не скоро. Однако я все же откликаюсь сразу целой очередью сообщений:
Нет, наоборот, спасибо.
Прости, что не отвечала. Здесь столько всего происходит.
Скоро позвоню и все объясню.
И, кстати, что бы ты ни решила – я с тобой.
Во всех смыслах.
Если, например, захочешь переехать, то и я тоже.
БУДУ ТОЛЬКО РАДА!
Прости, что не говорила этого раньше.
Люблю тебя очень-очень.
Едва я нажимаю «Отправить», как телефон вдруг начинает звонить. Поверить не могу – это Томас.
– Еще тебя не хватало… – бормочу я под нос.
– Кто там? – спрашивает Милли. Я показываю ей экран, и она кривится, увидев имя. – Ответишь?
– Почему бы и нет, – вздыхаю я. – Раз уж я срываю все пластыри со всех ран… Привет, Томас.
– Бро. – У меня зубы сводит от одного этого словечка. Всегда терпеть не могла, когда он меня так называл – как будто я один из его приятелей по волейбольной команде. – Слушай, правда, что твоя тренерша залетела от твоего отца? Серьезно?
Мы как раз подъезжаем к воротам Кэтминт-хауса. Шофер останавливается и вытаскивает, как в прошлый раз, серебряную карточку, чтобы открыть. Не хватало еще, чтобы он услышал… Да плевать!
– Ты меня об этом спрашиваешь? Серьезно?
– Да ладно тебе, бро. Офигеть же просто.
– И я рада тебя слышать. На работе дела отлично, спасибо, что спросил. А чем ты был так занят все лето?
Милли ухмыляется. Тот, однако, пускается в мучительно длинный рассказ со всеми деталями, приняв мой сарказм за подлинный интерес. Ничего удивительного, впрочем.
– Томас, – обрываю я наконец. – Это все прекрасно, и я рада, что у твоего магазина электроники дела идут отлично. Только зачем ты мне звонишь?
– Потому что твой отец…
– Все, хватит. – Впервые за наши отношения мне отказывает терпение. – Я поняла, тебе нужны подробности из первых рук. Только вот мы с тобой расстались.
– Да? – неуверенно переспрашивает Томас. Непохоже, чтобы он был расстроен – скорее удивлен, что именно я подняла тему.
– Ты не ответил ни на одно мое сообщение с самого приезда сюда, – напоминаю я.
– Я был занят, – оправдывается он. – И вообще, потом, когда я тебе написал, молчала уже ты.
– Да, – подтверждаю я, вспомнив слова Уны: «Как все непросто в наш цифровой век». – Это и значит, что между нами все кончено, так ведь?
– Значит, ты хочешь расстаться?
– А ты нет?
– Ну, в общем, да, – признает наконец он. – Уже какое-то время, на самом деле. Но не думал, что и ты тоже.
Я сдерживаю вздох. Можно, конечно, начать доказывать, как паршиво было так меня игнорировать, но сейчас на это нет времени. И вообще это не важно. Когда я оказалась на острове, до меня стало постепенно доходить, что на самом деле представляют собой наши отношения. Их следовало закончить еще в восьмом классе, когда Томас начал относиться ко мне как к бесплатному приложению. Все продолжалось только потому, что в этом было нечто привычное. Как дома.
Шофер останавливает «Бентли» перед Кэтминт-хаусом.
– В общем, рада, что мы все прояснили, – говорю я в телефон. – Удачно провести остаток лета.
Я сбрасываю. Милли негромко аплодирует.
– Давай минуту просто порадуемся, как хорошо ты научилась отшивать людей по телефону, – ухмыляется она.
– Благодарю. – Я сидя делаю неловкий поклон.
– Позвольте мне помочь вам выйти, мисс Стори, – говорит шофер.
В сторону Милли он даже глазом не ведет, и она выбирается самостоятельно.
– Что ж, узнаем, чего хочет Милдред?
Она берет меня под руку, и мы направляемся к широким серым ступеням. Однако прежде чем успеваем подняться, из раскрывшейся двери появляется Тереза.
– Здравствуй, Обри. И… Милли. – Безмятежная улыбка при виде второй кузины слегка гаснет. – Миссис Стори ждет тебя, Обри. Входи, прошу.
Тереза отступает в сторону, но, когда Милли тоже собирается переступить порог, преграждает ей путь.
– Приглашение касается только ее одной.
– Ах, извините, – сладким голоском произносит Милли. – Мы думали, тут какая-то ошибка.
– Нет, все верно, – говорит Тереза. – Ты можешь пока подождать в машине. Это не займет много времени.
Не очень многообещающее замечание. Милли обворожительно улыбается.
– А вы не смотрите сейчас игру? Может быть, я посидела бы с вами? – Встретив в ответ недоуменный взгляд, она поясняет: – Ну, сегодня же двойной матч. «Янкиз» против «Ред Сокс». Как раз первая встреча.
– Я не интересуюсь бейсболом, – раздраженно бросает Тереза. – И еще раз вынуждена просить тебя удалиться. Идем, Обри.
Я бросаю на Милли беспомощный взгляд. Тереза буквально втаскивает меня внутрь и захлопывает дверь.
– Миссис Стори ждет на балконе.
Мы идем туда же, где проходил завтрак. Меня охватывает чувство дежавю – бабушка снова сидит там под кружевным зонтиком, разодетая в пух и прах, с чашкой чая в руке.
– Здравствуй, Обри. Присаживайся, пожалуйста.
– Я буду здесь рядом, Милдред, – говорит Тереза и задвигает за мной стеклянную дверь.
Я занимаю самый дальний стул. Сердце у меня бешено стучит. Да, я только что на удивление легко разобралась по телефону с Томасом, но действовать и здесь так же я пока не готова. В центре стола стоит большой поднос с чайником, кофейником и фарфоровыми молочником и сахарницей, но больше ничего. В общем, меня пригласили явно не завтракать.
Бабушка указывает рукой:
– Налей себе чаю. Или кофе – что предпочитаешь.
– Второе, – бормочу я.
Кофейник, однако, не поддается – там хитрая крышка, которую нужно повернуть, нажать или еще что-то в этом роде. Бабушка не снисходит до подсказки, предоставив мне мучиться самой. Когда у меня наконец получается, кофе вдруг выплескивается так резко, что переливается из чашки в блюдце. Мы обе делаем вид, что ничего не произошло.
– Полагаю, ты хотела бы знать, зачем я тебя пригласила.
Бабушка деликатно отпивает чай. Головной убор на ней сегодня не такой массивный, как обычно – изящная коричневая фетровая шляпа, надвинутая на один глаз. Цвет хорошо подходит к костюму в клетку. Перчатки немного более светлого, желтоватого оттенка. В целом образ словно у шпионки времен Второй мировой, решившей сделать перерыв между миссиями.
– Да, – говорю я, делая большой глоток кофе, чтобы можно было добавить молока. И чуть не задыхаюсь – напиток оказывается просто обжигающим! Язык немедленно немеет, на глазах выступают слезы, и только каким-то чудом мне удается не выплюнуть все в тот же миг.
– Из вас троих я решила поговорить только с тобой. Ты кажешься мне благоразумной девушкой. Милли произвела на меня впечатление неуравновешенной, а что касается третьего… – Лицо бабушки омрачается. – Джей-Ти, очевидно, такая же змея, какой всегда был его отец.
К моей нервозности примешивается удивление.
– Значит, вы не верите ему и дяде Андерсу?
– Я никому из вас не верю. – Бабушка делает еще глоток, потом, поставив чашку на блюдце, складывает руки под подбородком и смотрит на меня так пристально, что я не выдерживаю и опускаю глаза. – Мне следовало отослать вас сразу же по прибытии. Так предлагали Дональд и Тереза, и они были правы. Но мне захотелось познакомиться с вами. И особенно с тобой.
Я вновь невольно поднимаю взгляд и буквально вздрагиваю. Если раньше мне казалось, что бабушка уделяет мне особое внимание, потому что я ей нравлюсь – так ничего подобного! Она смотрит на меня с ненавистью.
– Адам всегда занимал особое место в моих воспоминаниях. Все эти годы мне хотелось узнать, похожа ли ты на него.
Во рту у меня становится сухо как в пустыне.
– Я так не думаю.
– Да, верно. – Ее взгляд прибивает меня к стулу. – Он, должно быть, гордится тобой?
«Это вряд ли», – думаю я про себя, но вслух ничего не говорю. Повисает пауза. Не дождавшись ответа, бабушка негромко вздыхает.
– Как бы то ни было, теперь мое любопытство удовлетворено. Осталось лишь сказать, что я никогда не отменю решение, принятое двадцать четыре года назад. Пустить вас в свою жизнь было ошибкой, которой я больше не совершу. Я, конечно, не могу заставить вас покинуть остров, но надеюсь, что вы поступите именно так. Это мой дом, и вам здесь не место.
Я была готова к такому финалу, и все же почему-то ее слова для меня как пощечина. Наверное, потому что еще никто не говорил мне так ясно то, что я сама всегда чувствовала по поводу своей принадлежности к Стори. «Вам здесь не место».
Бабушка возвращается к своему чаю, а я все пытаюсь найти достойный ответ. В конце концов я просто говорю то, что думаю:
– И вы совсем не хотите узнать нас поближе? Или наших родителей – то, какими они стали?
Она отвечает холодным, оценивающим взглядом.
– Ты считаешь, твой отец этого стоит?
В кармане у меня тяжелым грузом лежит телефон, переполненный аргументами «против». Адам Стори – лжец, неверный муж и человек, который всегда, в любой ситуации, думает в первую очередь только о себе. Однако потом на память мне приходит виденное в кондитерской их с бабушкой фото – ее рука любовно лежит на его щеке, и у обоих на лицах настоящие, непритворные улыбки. Я такой от него никогда не могла добиться, как ни старалась.