Арчер смотрит на нее устало и сочувственно.
– Ты все равно ничего не смогла бы сделать. Когда человек пьет, его ничем не остановить.
Не опуская глаз, она грустно улыбается.
– Наверное. Но можно хотя бы попытаться.
Глава 22. Милли
После ухода Уны дядя Арчер задремал на кровати, так что убираться пришлось нам троим. Работы, впрочем, оказалось немного – только почистить гриль, убрать кое-какую посуду и покидать бумажные тарелки и стаканчики в пакет. Потом Джона отправился на поиски мусорного бачка, а мы с Обри вернулись к дому.
– Замучилась сидеть на этих стульях, – жалуется она, недовольно посматривая на твердые металлические спинки. – Ужасно неудобные. Сейчас, подожди.
Проскользнув в дом, она выходит через минуту с большим мягким покрывалом. Мы расстилаем его на газоне и вытягиваемся бок о бок, глядя на звезды.
– Знаешь, а тут на самом деле классно, – говорю я, с трудом подавляя зевоту. – Даже жаль уезжать.
– Да, – вздыхает Обри и легонько касается кулаком моего плеча. – Мне будет тебя не хватать.
У меня в горле встает комок.
– Мне тебя тоже.
Некоторое время мы молчим, погруженные в свои мысли, однако вскоре мой разум возвращается к реальности.
– Ты не думала, как мы сегодня попадем в общежитие? – спрашиваю я.
Обри хихикает.
– Не-а. Пошлем сообщение Эфраму? – прикидывает она вслух. – Или можем просто остаться здесь. Тут есть свободная комната.
– Нам не во что переодеться на ночь, – возражаю я.
Она оттягивает свои шорты в сеточку.
– У меня такой проблемы нет.
Трава шуршит под приближающимися шагами. Повернувшись, я вижу кроссовки Джоны. Он делает паузу, потом интересуется:
– Тут места только для родственников?
Я сажусь на покрывале, машинально откинув волосы назад – универсальный жест привлечения внимания. Видимо, подсознательно я уже перестала злиться. И сознательно, кажется, тоже.
– Нет. Присоединяйся к нам.
Он ложится рядом. Обри тоже приподнимается, и из кармана у нее вываливается телефон. Она подбирает его, не заметив выпавшую вместе с ним тонкую серебристую карточку. Я поднимаю ее с покрывала и протягиваю владелице:
– Ты уронила.
– Ой, спасибо. – По ее лицу пробегает тень, заметная даже в тусклом лунном свете. – Совсем забыла, что прихватила ее с собой.
В голосе звучит раскаяние, заставляющее меня насторожиться.
– А что это?
– Ну… Ключ-карта от ворот Кэтминт-хауса, насколько я понимаю. Во всяком случае, такой же пользовался наш шофер. Я стащила ее из бабушкиного дома, когда миссис Райан меня выставила.
– Стащила?! – поражаюсь я.
Джона начинает смеяться:
– Черт, Обри! Смотрю, ты решила не останавливаться на мести по мелочам? Теперь планируешь проникнуть туда под покровом ночи и обворовать бабулю?
– Я вообще ничего не планировала, – признается та. – Просто действовала по инерции.
Убрав ключ-карту обратно в карман, она вытягивается и закидывает руки за голову.
– Странный день сегодня выдался. И ночь тоже.
– Я уже вообще перестал что-либо понимать в происходящем, – соглашается Джона.
– Интересно, что мы все время возвращаемся к Андерсу, правда? – говорю я. Пока мы убирались, у меня из головы все не шла ухмылка на лице дяди во время его речи. Кажется, он буквально наслаждался своей ложью.
Я жду, что Джона горячо согласится со мной, учитывая его ненависть, однако он замечает:
– Не только к нему. – Я удивленно оборачиваюсь, и он поясняет: – Еще к Терезе Райан, которая, в отличие от Андерса, никогда не покидала остров. Все это время она была здесь и нашептывала что-то вашей бабушке.
Я перекатываюсь на бок.
– О чем ты говоришь?
– Ну представь – предположим, Тереза психически неуравновешенна. Потеряв сына, она слетела с катушек и что-то сделала с Кайлой Дьюгас, а потом заставила доктора Бакстера это скрыть. Ваша бабушка могла узнать, но она слишком зависит от помощницы, чтобы что-либо предпринять. После разрыва с детьми – на кого еще теперь положиться? – Видя на моем лице сомнение, он пожимает плечами: – Версия вполне реальная, если учесть, что происходило здесь за последние двадцать лет, так ведь?
Вынуждена признать – тут он прав.
– Но зачем миссис Райан причинять вред Кайле?
– Не знаю. Но, услышав ее имя, ваша бабушка здорово психанула. Что-то здесь нечисто.
Обри безуспешно пытается подавить одолевающую ее зевоту.
– Слушайте, я просто сплю сидя. Глаза сами закрываются. Давай переночуем здесь, ладно, Милли? Меня так и тянет в ту свободную кроватку. Она двуспальная, обе поместимся. Я во сне не пинаюсь, честно.
– Ну давай… – Я перебираю пальцами подол своего красного платья. Не лучшая пижама, конечно, но на одну ночь, наверное, сойдет.
Джона замечает мой жест.
– Можешь взять что-то из моих вещей, – предлагает он и поспешно добавляет: – Они все чистые.
– Ладно, – говорю я.
Обри со вздохом облегчения поднимается.
– Тогда я спать. Увидимся утром.
Я смотрю вслед, пока она не сдвигает стеклянную дверь и не исчезает в доме, потом, чуть улыбнувшись, поворачиваюсь к Джоне:
– Спасибо, что предложил. Спать в платье меня как-то не особо привлекало.
– Тем более если оно – семейная реликвия, – кивает тот. Я озадаченно наклоняю голову, и он поясняет: – Это же платье твоей мамы, так?
Я удивленно усмехаюсь:
– Да, а ты откуда знаешь?
– Ты сама сказала, в первый же день, на пароме. Оно как раз было на тебе.
– Не могу поверить – ты запомнил?
– И не только это. Еще ты не снимала солнечные очки, хотя шел дождь. И назвала меня моделью и гномом с запором практически в одном предложении. – Я ухмыляюсь – это я тогда неплохо выдала. – Потом купила нам джин с тоником и попыталась выведать наши секреты. У меня их было три. Первый – что на самом деле мы не родственники. Второй – что твой дядя довел моих родителей до банкротства, и я вынашивал идиотскую затею заставить его об этом пожалеть.
– Ну, не такую уж идиотскую, – признаю я. – Если бы ты мне сказал, я бы даже, может быть, тебе помогла.
– Да, надо было признаться. – Он смотрит мне прямо в глаза, и от внезапного напряжения в его взгляде у меня перехватывает дыхание. – Только меня все время отвлекал третий секрет – когда я встретил тебя, то решил, что ты самая красивая девушка на свете. Видишь?.. – Его рука касается моей. – Я помню все.
От его слов и прикосновения по коже у меня бегут мурашки, но я все же отстраняюсь.
– Не стоит тебе связываться со Стори. От нас одни проблемы.
Он криво улыбается.
– Как и от меня. Я не смог даже притвориться одним из вас. И с летнего бала нас погнали из-за этого.
Да, верно. Хотя вообще-то нет. Как там сказал дядя Арчер? «Не забывай о способности прощать, ладно? Если бы я чего и желал для нашей семьи, то именно этого». Он был прав, и до меня вдруг доходит, что он имел в виду прощать не только других – то, чего не дано Милдред. Вспомнив их разговор с Уной, я понимаю: речь шла также о том, чтобы простить себя. А это невозможно, если не признать сперва, что сделал что-то неправильное.
– Я тоже виновата, – говорю я. – Ты просто хотел помочь, а я начала на тебя вешаться. Дядя Андерс, конечно, так и так от нас бы мокрого места не оставил, но все было бы не так ужасно, если бы я не полезла к тебе целоваться в разгар бала.
Джона улыбается.
– Вот уж о чем я точно не жалею!
С бьющимся сердцем я протягиваю руку и перебираю пальцами воротник его футболки.
– Я тоже. Только лучше бы все обошлось без лишнего бокала шампанского. И без публики.
– Ну, сейчас тут никого нет… – Он проводит большим пальцем по моей щеке, и меня словно пронзает разряд тока. – Если вдруг хочешь попробовать еще раз…
Да, я хочу.
Глава 23. Обри
Скользнув под простыни, я тут же чувствую, что прямо сейчас уснуть мне не удастся. Со мной иногда так бывает, когда переутомляюсь – совершенно некстати открывается второе дыхание и глаза буквально отказываются смыкаться, как бы отчаянно я в этом ни нуждалась. Однако возвращаться во двор мне не хочется: наверняка Милли и Джона предпочитают сейчас остаться наедине.
Я беру телефон с ночного столика. Аккумулятор садится, а зарядки у меня с собой нет. На один звонок, наверное, все-таки хватит. Надо поговорить с мамой, рассказать, что случилось, и условиться насчет моего возвращения домой. Тем более ей еще как-то решать вопрос с самолетом – обратный билет в Орегон у меня на конец августа, и я понятия не имею, удастся ли поменять день вылета.
Однако досада за невозможность заснуть подливает масла в разгоревшийся огонь тлевшей все это время обиды, и я набираю совсем другой номер. И даже рада, когда трубку на том конце снимают.
– Ну и ну, какой сюрприз…
– Привет, пап. – Я подкладываю тощую подушку под изголовье, чтобы можно было полусидеть. – Хотела сказать тебе – я очень зла на тебя из-за того, что ты изменил маме, да еще и с моей тренершей. Мне кажется, ты должен передо мной извиниться. Если ты сделаешь это – искренне, по-настоящему, – я, может быть, подумаю над тем, чтобы попробовать тебя простить.
– Ситуация не так проста, как тебе представляется, – возражает отец. Я знала, что так и будет, но сердце у меня все равно сжимается от его самоуверенного тона. – Чтобы брак нормально функционировал, усилий только одного человека недостаточно, а твоя мать…
– Нет, – обрываю я без малейшего колебания, на что еще месяц назад никогда бы не решилась. И мне это нравится. – Даже не думай перекладывать вину на нее.
– Если ты не собираешься меня слушать…
– Не собираюсь, – снова перебиваю я и сама удивляюсь своему спокойствию. Сердце бьется ровно, а не выпрыгивает из груди, как во время нашего последнего разговора. – Что ты сделал бабушке?
– Прости?..
– Что ты сделал? Из-за чего она от тебя отреклась?
– Я уже сто раз говорил. – В голосе отца слышится горечь. – Ровным счетом ничего, черт побери!