Лев СтекольниковKuzia succinus
1. Покупка
Толстый румяный старик вошел в ювелирный магазин «Самоцветы». Равнодушно миновав прилавок с золотыми часами, обручальными кольцами и браслетами, он остановился у витрины «Изделия из янтаря» и, близоруко щурясь, почти касаясь носом стекла, стал долго и внимательно рассматривать блестящие безделушки.
— Здравствуйте, Никодим Эрастович! — поклонился ему продавец. — Давно, давно вас не видно.
— Здравствуйте, здравствуйте, — приподняв широкополую выгоревшую шляпу, отозвался старик. — Я уже кончаю читать курс, перебрался на дачу… Есть что-нибудь интересное?
— Кое-что. Недавно умер один крупный коллекционер янтаря. Свою коллекцию он завещал государству. Художественные ценности пошли в музей, а прочее к нам. Пройдите, пожалуйста, сюда. — Он подвел старого покупателя к застекленному шкафу. На узких полочках, подсвеченные электрическими лампочками, лежали фигурки из янтаря. — Вот, — показывал продавец, — брошь с паучком, шарик с козявочкой…
— Это не козявочка, а комар. — Старик неразборчиво назвал комара по-латыни. — А вот паучка дайте посмотреть.
— Пожалуйста, смотрите, выбирайте…
Ученый несколько минут рассматривал заключенного в янтарь паучка. Поворачивал его и так, и этак.
— Нет, — наконец сказал он, — этот паучок, дорогой мой, занесен во все каталоги. Может, еще что есть?
— Жаль, но… — продавец развел руками, — с козявками… виноват, с комариками больше нет ничего.
Старик обвел глазами полку. Вдруг его белые кустистые брови поползли вверх:
— А что это за яйцо?
— Яйцо? — продавец вытянул шею. — Ах, это! Пожалуйста!
Предмет, заинтересовавший старика, был отшлифован в форме груши.
— Темный, ох какой темный, — говорил Никодим Эрастович, поднося «грушу» к лампочке. — Прямо-таки крепкий чай по цвету. А что внутри?
Внутри «груши» что-то белело.
— Напоминает рыбную сосиску, — сказал продавец и смутился.
— Сосиску?
— Ну да. Знаете, иногда бывают в продаже такие белые сосиски?
— Нет, не знаю, — с искренним удивлением ответил старик. — Но триста миллионов лет назад никто не делал сосисок: ни мясных, ни рыбных. Что же это такое?
— Вам лучше знать, — скромно ответил продавец, — вы человек ученый.
Никодим Эрастович молчал. Он думал.
— Разрешите выписать чек? — спросил продавец.
— Чек?
— Да, чек. Десять рублей сорок пять копеек.
Ученый уплатил деньги, положил в портфель покупку и, вежливо приподняв шляпу, вышел на улицу.
— Кто это? — спросил продавца заведующий магазином.
— Профессор Тулумбасов.
2. Что же это такое?
Никодим Эрастович сидел в вагоне электрички и, прижимая портфель, сгорал от любопытства и нетерпения.
«Что же это может быть? — снова и снова задавал он себе вопрос. — Початок растения каменноугольной эпохи? А что, если это просто пустота в янтаре, пузырек воздуха? Но тогда интересно „изловить“ этот пузырек и, сделав анализы, узнать состав атмосферы нашей планеты в далеком прошлом. Но можно ли сделать анализ с таким маленьким количеством воздуха?»
Он был так погружен в размышления, что, протянув контролеру сезонный билет, громко сказал:
— Это, конечно, яйцо прямокрылого!..
Контролер не удивился: мало ли что может присниться старому человеку. Он усмехнулся и прошел дальше, напомнив:
— Не проспите своей станции, гражданин!
Каждое лето Тулумбасов проводил в поселке Ольховка. У него была маленькая дачка с участком, заросшим крапивой. Косить траву и делать клумбы профессор не хотел. Ему больше по душе было видеть под окном, как он говорил, «крохотный заповедник». Никодим Эрастович никогда не был женат, и его немудрящее хозяйство вела племянница Мария Семеновна, или проще Мара. Это была очень строгая особа, и старик ее побаивался.
«Как бы не влетело за покупку, — подумал он, шагая по песчаной дорожке. — Все-таки десять рублей с копейками… Пожалуй, ничего не скажу ей об янтаре».
— Дядя Дима! Опять ты задержался! Мой руки и иди обедать! — услышал он, едва ступив на порог.
— Я сейчас, Мара. Только портфель занесу в лабораторию, — поспешил ответить профессор, бочком пробираясь в свою комнату.
Лабораторией Никодим Эрастович называл свой кабинет. Эта маленькая комната была загромождена террариумами, аквариумами, садками и цветочными горшками. На письменном столе блистал медью микроскоп в окружении станочков для препарирования насекомых.
Профессор вынул из портфеля покупку, сунул ее в нижний ящик стола и с самым счастливым видом пошел ужинать.
— Сегодня сосиски, — объявила Мара.
— Сосиски! — в восторге закричал Никодим Эрастович, вспомнив о «сосиске» в янтаре.
Мара удивилась:
— До сих пор, дядя, ты был к сосискам равнодушен. Что это улучшило твой аппетит?
Поужинав, профессор прошел в свою комнату, закрыл дверь на крючок и, потирая руки, подошел к столу…
Обычно насекомых извлекают из янтаря с помощью растворителя, спирта или кислоты. Янтарь легко растворяется, а тело насекомого, состоящее из органического вещества, остается невредимым. Но таинственный предмет мог быть и не насекомым, а чем-то иным…
Осторожный ученый растворил только верхний слой «груши», а потом достал тоненькую пилку и принялся за работу…
Было видно, что «сосиска» почти не примыкает к янтарю, а лежит в полости, заполненной белесой пыльцой. Прошло полчаса. Никодим Эрастович устал и вспотел.
— Крепкая штука! — заметил профессор, утираясь платком.
— Если это яйцо прямокрылого, то каким образом оно могло попасть в янтарь? — бормотал он. — Хотя… кузнечики кладут яйца в землю очень неглубоко. Смола могла капать из пораненной ветки на землю капля за каплей. Может быть, так и было. Но это редчайший случай!
Он опять принялся за работу. За окном стояла чудесная светлая ночь. Мара вернулась из кино и, увидя в окне свет, крикнула, постучав в дверь:
— Дядя! Завтра с утра лекция! Ты забыл?
— Я сплю, я сплю, — ответил профессор, удваивая темп работы… Трах! Груша раскололась на две части, а непонятный белый предмет упал в ладонь ученого.
«Сосиска» оказалась осыпанной мельчайшей пылью. Никодим Эрастович осторожно положил ее на ватный матрасик и вытер ладони.
— Ффу! — перевел он дыхание и взглянул на часы. — Час ночи!
Никогда профессор не нарушал так грубо свой режим.
— Мара права, надо ложиться, а то завтра наговорю студентам такого!.. — Ученый зевнул. Глаза слипались. В комнате было душно. Тулумбасов открыл настежь окно, выключил свет, разделся и лег на диванчик, оставив на столе обломки янтаря и непонятный, размером с мизинец, белесый предмет.
3. Начинаются чудеса
Никодим Эрастович проспал всего три часа. Нетерпение подняло его с петухами. В саду было совсем светло. Ученый прошлепал босыми ногами к столу и остановился, подняв брови: предмет, с таким трудом извлеченный из янтаря, лежал уже не на ватном матрасике, а на черной доске стола.
«Как это я так неаккуратно положил его, — подумал Никодим Эрастович. — Он, наверно, скатился с матрасика».
Профессор взял пинцет и осторожно зажал им «сосиску»…
Он ожидал, что предмет окажется твердым или упругим, но оказалось, что внутри «сосиски» было пусто. Пинцет сжал белесую тонкую оболочку, и Никодим Эрастович заметил на остром конце оболочки круглое отверстие…
— Было ли оно вчера вечером? — вслух подумал ученый, дрожа от холода. — А что, если… нет, этого не может быть! Просто я вчера переутомился и был невнимателен. Этот предмет — оболочка яйца гигантского прямокрылого, возможно кузнечика, жившего триста миллионов лет назад. Насекомое карбона!
Никодим Эрастович оделся, закрыл окно и снова сел к столу. На этот раз он взял оболочку яйца пальцами… и, от неожиданности, уронил ее на пол.
Оболочка была влажной!
Она казалась совсем свежей! Больше того! На подоконнике ученый обнаружил маленькую лужицу бурой жидкости…
— Личиночная жидкость, — прошептал профессор. — Значит… нет, я схожу с ума. Надо как-то объяснить и этот факт, а то можно спятить от таких чудес… Влажность оболочки можно объяснить… ммм… хотя бы сильной росой. Ведь окно было открыто. А личиночная жидкость… мм… могла капнуть сверху, возможно на наличнике висела куколка бабочки. Бабочка вывелась ночью. Может, она и сейчас сидит там?..
Никодим Эрастович снова распахнул окно и далеко высунулся. Нет, ни внизу на траве, ни вверху на наличнике не было никакого насекомого.
— Ах как глупо получилось! — горевал ученый. — Может быть, я упустил потрясающее открытие! — Он снова и снова разглядывал оболочку яйца неизвестного насекомого…
— Дядя Дима! Пора вставать! — послышался из-за двери голос Мары.
Профессор так расстроился, что отказался от завтрака, чем очень удивил Мару.
— Ты трудный человек, — сказала она. — То приходишь в восторг от обыкновенных сосисок, то отталкиваешь тарелку с твоими любимыми пельменями.
Никодим Эрастович только вздыхал и морщился. Перед уходом он завернул в газету осколки янтаря, оболочку «сосиски» и упрятал их в портфель.
Как только Тулумбасов уехал, Мара, вооружась тряпкой и половой щеткой, вошла в кабинет ученого, старательно стерла со стола пыль, подмела пол и, собрав мусор, вынесла его на помойку.
Нечего и говорить, что лекцию Никодим Эрастович провел посредственно. Кое-как связав концы с концами, он едва дождался конца занятий. Студенты удивлялись, но, любя своего старого учителя, прощали ему бесконечные «ээ», «так сказать» и прочие слова-пустышки, которые раньше у него встречались крайне редко…
— Заболел старик, — сказал один студент.
— А может, семейные неприятности? — предположил второй.
— Наверно, и то, и другое, — заключил третий…
Никодим Эрастович Тулумбасов считался хорошим энтомологом. Особенно он преуспел в ортоптерологии, то есть в науке о прямокрылых. К прямокрылым же относятся кузнечики и саранча. Мысль о том, что он упустил возможность изучить живое ископаемое насекомое не давала ему покоя! Рассказать о том, что произошло с ним прошлой ночью он не хотел: боялся, что коллеги